И он ее поцеловал - Гурк Лаура Ли - Страница 10

Нет, не поздно. Она остановилась на углу Хай-Холборн, развернулась и направилась обратно к Бувери-стрит. Она сделает это. Она предстанет перед ним, уличит его во лжи, скажет все, что думает о его двуличности..

Эмма представила себе эту сцену и поняла, как глупо она будет выглядеть. Он уволит ее. Никакой хозяин не потерпит подобной дерзости.

Дело того не стоило. Эмма снова притормозила, получив в награду недовольный возглас шедшего за ней молодого человека. Она стояла на тротуаре, тяжело дыша. В мозгу билась мысль – она не сможет обвинить Марлоу. Она не смеет позволить себе потерять работу ради минутного удовольствия.

Расстроенная своим собственным здравомыслием, Эмма сжала руку и с возгласом отчаяния ударила кулаком по раскрытой ладони. Она злилась и жаждала дать волю своим чувствам. Кричать, плакать, кидаться вещами – но все это лишь пустые фантазии. Она стоит посреди оживленной улицы, вокруг люди, а леди на публике никогда не теряет над собой контроля.

Она пойдет домой. Эмма шагнула назад и вернулась на перекресток. Дома она сможет бросать вещи, рыдать и визжать, сколько ей заблагорассудится. Только бы не бросить и не разбить что-нибудь дорогое и милое сердцу, о чем она потом пожалеет. Да и хозяйка услышит шум и решит, что к ней в дом забрался вор. Даже за полицией может послать. Какой кошмар!

Не зная иного способа избавиться от раздражения, Эмма сделала несколько глубоких вдохов и пошла бродить по городу. Она шагала по Хай-Холборн, и ее каблуки стучали по тротуару в ритме рассерженного паровоза.

Надо уволиться, решила Эмма. Первым делом в понедельник она войдет в контору, спокойно объявит о своем уходе, отработает положенные две недели, проглотив гнев, попросит рекомендательное письмо. Это будет благоразумно.

«Ничего подобного», – предупредил ее внутренний голос. Увольнение неблагоразумно. Она зарабатывает семь фунтов шесть пенсов в месяц. Кто еще ей столько заплатит? Люди, полагающие, что женщина-секретарь должна получать столько же, сколько ее коллега-мужчина, встречаются реже, чем единороги. У нее есть уютная квартирка в респектабельном районе, уверенность в том, что ее не выкинут с работы на улицу, и постоянно растущий счет в банке, приносящий три с половиной процента в год – деньги, отложенные на старость.

Эмма опять остановилась и привалилась спиной к кованой ограде, окружавшей Королевский мюзик-холл. Из груди вырвался вздох. Время от времени, вот как сейчас, благоразумие казалось ей тяжким бременем. Она постояла несколько минут, не зная, что делать, и пребывая в состоянии крайнего возбуждения, наверняка рассердившего бы ее строгого отца-военного.

Человек не обязан быть благоразумным все время. Порой неплохо поддаться сумасбродному импульсу, позволить безрассудству взять над собой верх, но у нее никогда это не получалось. А как бы ей этого хотелось!

Она оттолкнулась от забора и шагнула к бордюру в ожидании первого попавшегося автобуса. Долой благоразумие! Она едет на Мейфэр за веером из павлиньих перьев и ей все равно, сколько он стоит. Каждая женщина имеет право почувствовать себя прекрасной и экзотичной в свой день рождения.

Маленький дверной, колокольчик антикварной лавки Доббса звякнул, приветствуя мисс Дав, но мистер Доббс не заметил этого. Он беспокойно суетился вокруг стайки молоденьких девушек, столпившихся у витрины в центре зала.

Эмма замерла на пороге. Одна из леди, юная блондинка в розовом платье, держала в руках веер. Ее веер.

Блондинка помахала им в сторону одной из своих приятельниц.

– Как думаете, подойдет для бала у Уоллингфордов? – рассмеялась она, игриво присев в реверансе.

Каждая клеточка Эммы закричала, выражая протест. Она сделала шаг вперед и остановилась. Что она может сделать? Если только силой вырвать веер из рук юной блондинки. Остается смотреть и ждать.

Словно чудесные бабочки, покупательницы кружили по залу в прелестных утренних платьях пастельных тонов, по очереди забавляясь с веером из павлиньих перьев, а Эмма топталась у входа, скрестив пальцы за спиной и моля Бога, чтобы они положили веер на место и ушли. Она слушала их веселую болтовню про предстоящий бал, про кавалеров и карточки для танцев.

– Ну так что, брать или нет? – спросила в итоге блондинка, немного повысив голос над щебетом подружек. Тут же было единогласно решено, что павлиньи перья идеально подойдут к бирюзовому бальному платью.

Эмма с отчаянием смотрела, как блондинка расплачивается за веер. Поселившаяся в душе боль была явно несоразмерна ситуации, и Эмма попыталась смириться с утратой. Это же просто веер, повторяла она сама себе, и блондинке он куда больше пригодится, чем ей. Даже если бы Эмма купила его, что бы она с ним делала? Повесила бы на стену собирать пыль?

«Блондинка молода, это весна ее жизни», – напомнила себе Эмма. Время, когда веер из павлиньих перьев будет как раз кстати, пора вечеринок, танцев и романтических отношений, пора грез и надежд, когда строятся планы на будущее – светлое, веселое будущее, когда тебе открыты все дороги.

Ее собственная молодость давно осталась позади, если вообще была.

Эмма мысленно вернулась на дюжину лет назад. Вспомнила себя в восемнадцать, девятнадцать, двадцать – как отчаянно она была влюблена, как надеялась, что мистер Паркер отвечает ей взаимностью, как ждала объяснения в любви и предложения руки и сердца, да так и не дождалась. Он женился на другой.

А потом заболела дорогая тетушка Лидия. Эмма подумала о пяти долгих годах у ее постели, пяти годах ожидания и отчаянных надежд на выздоровление тети. Но она умерла, и ее гроб опустили в могилу.

А теперь лорд Марлоу, который и не собирается печатать ее книги, который даже не читал их. Пять лет надежд и беспросветного труда, пять лет еженощного сидения, за печатной машинкой кончились ничем.

Вот такая у нее жизнь. Всю свою молодость она провела в ложных ожиданиях и надеждах. А сегодня ей стукнуло тридцать.

Покупательницы потянулись к выходу. Эмма отошла в сторонку и отвернулась, краешком глаза наблюдая за тем, как экзотический, экстравагантный веер выплывает в дверь вместе с новой владелицей, и внутри у нее что-то сломалось.

Слишком поздно, поняла она. Она столько лет откладывала жизнь, что стало слишком поздно.

Эмоции, которые она сдерживала с той самой минуты, когда покинула издательский дом, заклубились в груди. Она прижала к губам затянутый в перчатку кулачок, тщетно пытаясь совладать с собой. Вся ее ярость и все отчаяние вырвались наружу, точно бурный водный поток, сносящий по пути возведенные человеком дамбы. К несказанному ужасу, Эмма зарыдала.

Глава 4

В том, что касается семьи, Гарри считал себя человеком снисходительным, но, видит Бог, всему есть предел. Четыре дня дифирамбов талантам и очарованию гостей, и терпению Гарри настал конец. Слепое обожание Мелани, посредственное пение Нэн, ожидающий брачного предложения взгляд Фелисити и глупая болтовня Флоренс угрожали не только растоптать его чувство юмора, но и повредить разум.

К утру понедельника, когда ему сообщили, что гостьи поедут с ними на яхту Ратборна и он попадет в ловушку на целый день и вечер без надежды на избавление, Гарри понял: пора что-то с этим делать. Но только что?

Он не может просто взять и отослать этих пустышек обратно к Диллмоту. Мать обольется слезами, жуткая перспектива. Сестры пожмут плечами и примутся подыскивать ему новых невест, что еще хуже. Общественная репутация гостей пострадает еще больше, Диллмот не спустит Гарри оскорбления и найдет способ отомстить за дочерей и племянниц. Короче говоря, начнется настоящий кошмар, а Гарри всеми силами старался избежать неприятностей.