Ночь Бармаглота (ЛП) - Браун Фредерик - Страница 2

— Рад, что вы пришли пораньше, док, — сказал он. — Сегодня вечером чертовски скучно.

— В Кармел-Сити каждый вечер скучно, — ответил я. — И обычно мне это нравится. Но, Бог мой, как бы я был рад, чтобы хоть что-нибудь случилось как-нибудь в четверг вечером. Хоть однажды за мою долгую карьеру я выдал бы запыхавшейся публике горячий материал.

— Чёрт, док, никто не ищет горячих новостей в окружном еженедельнике.

— Знаю, — сказал я. — Поэтому и хотел бы одурачить их хоть раз. Я издаю «Гудок» двадцать три года. Один горячий материал. Разве я многого прошу?

— Была пара краж со взломом, — нахмурился Смайли. — И одно убийство, несколько лет назад.

— Конечно, — сказал я, — и что с того? Один из рабочих у Бонни заспорил спьяну с другим и слишком сильно пристукнул его, затеяв драку. Это не убийство, это непредумышленное лишение жизни, и, в любом случае, случилось оно в субботу и было давно известно всем в городе к следующей пятнице, когда вышел «Гудок».

— Они всё равно покупают вашу газету, док. Они ищут там свои имена среди посещавших церковные собрания, и у кого есть подержанная стиральная машина, и хотите выпить?

— Пришло время одному из нас подумать об этом, — сказал я.

Он налил мне и, чтобы мне не пить одному, немного плеснул себе. Мы выпили, и я спросил:

— Думаешь, Карл зайдёт вечером?

Я имел в виду Карла Тренхольма, юриста, моего лучшего друга в Кармел-Сити, одного из трёх-четырёх человек в городе, кто играет в шахматы и вовлекается в умные беседы о чём-то помимо посевов и политики. Карл часто заглядывал к Смайли по четвергам, зная, что я всегда захожу хоть на пару стаканчиков, когда закончу с газетой.

— Не думаю, — сказал Смайли. — Карл был тут почти весь день и как следует отметил. Он рано разделался в суде и выиграл дело. Думаю, пошёл домой отсыпаться.

— Чёрт, — произнёс я. — Почему он не мог подождать до вечера. Я бы помог ему. Слушай, Смайли, ты сказал, Карл праздновал, потому что выиграл то дело? Если только мы не говорим о разных вещах, он проиграл его. Ты про развод Бонни?

— Да-а.

— Тогда Карл представлял Ральфа Бонни, а жена Бонни получила развод.

— Ты так написал в газете, док?

— Конечно, — сказал я. — Это самое близкое к хорошему материалу, что есть у меня на этой неделе.

— Карл говорил мне, — покачал головой Смайли, — он надеется, что ты не поместишь это, или, хотя бы, как следует обрежешь, мол, она просто получила развод.

— Я не понимаю, Смайли, — сказал я. — Почему? И разве Карл не проиграл дело?

Смайли доверительно наклонился вперёд через стойку, хотя в заведении были только мы двое.

— Это так, док, — сказал он. — Бонни хотел развода. Его жена была стервой, понимаешь? Только у него не было никаких оснований, по крайней мере, таких, какие он захотел бы тащить в суд, понимаешь? Так что он вроде как купил себе свободу. Дал ей обеспечение, если в суд пойдёт она, и признал обвинения, которые она выдвинула против него. Где ты взял свою версию истории?

— От судьи, — произнёс я.

— Ну, он видел всё снаружи. Карл говорит, Бонни хороший парень, а все те обвинения в жестокости — куча чепухи. Он руки на неё не поднимал. Но эта женщина была таким адом на колёсиках, что Бонни признал бы что угодно, лишь бы от неё освободиться. И дать ей сверх того сто тысяч обеспечения. Карла беспокоило это дело, потому что обвинения в жестокости смотрелись так чертовски глупо.

— Вот дьявол, — сказал я, — в «Гудке» такое не прозвучит.

— Карл говорил, он знает, что ты не сможешь рассказать правду об этой истории, но надеялся, что ты её пригасишь. Просто напишешь, что миссис Б. получила развод, и что уплачено обеспечение, не расписывая обвинения.

Я подумал о своём единственном за неделю настоящем материале, и о том, как тщательно я перечислил все обвинения, что выдвинула жена Бонни, и застонал при мысли, что придётся переписывать или резать статью. А резать придётся, теперь, когда я узнал факты.

— Чёртов Карл, — сказал я, — почему Рон не пришёл и не сказал мне об этом, пока я не написал статью и не отдал в набор?

— Он думал насчёт этого, док. А потом решил, что не хочет использовать дружбу с тобой, чтобы влиять на то, как ты подаёшь новости.

— Чёртов дурак, — сказал я. — Ему всего-то надо было перейти улицу.

— Но Карл сказал, что Бонни отличный парень, и что ему не повезёт, если ты перечислишь все те обвинения, ведь все они на самом деле неправда, и...

— Не дави, — прервал я. — Я изменю статью. Если Карл говорит, что дело обстоит так, я ему поверю. Я не могу сказать, что обвинения были ложны, но, по крайней мере, могу их опустить.

— Было бы здорово, док.

— Само собой. Ладно, налей мне ещё по одной, Смайли, и я пойду поправлю там, пока Пит не ушёл.

Я выпил ещё, ругая себя, что так сглупил и испортил единственный заслуживающий упоминания материал, но знал, что должен это сделать. Я не знал Бонни лично, разве что здоровался на улице, но Карла Тренхольма я знал достаточно хорошо, чтобы быть чертовски уверенным — если он говорит, что Бонни был прав, материал, каким я его написал, нечестен. И я достаточно хорошо знал Смайли, чтобы быть уверенным — он не исказил мне то, что на самом деле говорил Карл.

Так что я, ворча, поплёлся обратно через улицу и вверх по лестнице в редакцию «Гудка». Пит уже закреплял набор первой страницы.

Когда я сказал ему, что нам надо сделать, он ослабил крепления, и я обошёл машину так, чтобы снова прочесть статью, конечно, вверх ногами, поскольку шрифт всегда так читается.

Первый абзац можно оставить, как он есть, и это будет вся статья. Я сказал Питу убрать остальной набор в ящик, а сам подошёл к матрицам и набрал короткий заголовок «Бонни Получил Развод», вместо более длинного у старого материала. Передав строку Питу, я смотрел, как он меняет заголовки.

— В странице остаётся дыра дюймов в девять, — сказал он. — Что втыкаем туда?

Я вздохнул.

— Придётся ставить наполнитель, — ответил я. — Не на первой полосе, но нам нужно найти на четвёртой странице что-нибудь, что можно переместить на первую, а туда поставить девять дюймов наполнителя.

Я спустился к четвёртой странице и измерил длину материалов. Пит подошёл к стеллажу и зацепил там наполнителя. Единственным, что хоть немного приближалось к нужному размеру, была информация Клайда Эндрюса, банкира Кармел-Сити и светила местной баптистской церкви, о распродаже барахла, намеченной приходом на вечер вторника.

Материал был далеко не потрясающей важности, но зато примерно нужной длины, если переставить его с отступом. И в нём было много имён, и это означало, что многим людям, особенно Клайду Эндрюсу, понравится, если я перенесу его на первую страницу.

Так мы и сделали. Затем Пит переустановил его в набор первой страницы, пока я закрывал пробел на четвёртой странице наполнителем и закреплял набор обратно. К тому времени, как я покончил с четвёртой страницей, Пит ещё возился со своей распродажей, и на сей раз раз я дождался, пока он закончил первую страницу, чтобы мы могли пойти к Смайли вместе.

Я мыл руки и думал о той первой полосе. «Первая полоса»[1]. Тени Хекта и Макартура. Бедный Хорас Грили[2] вертится в гробу.

Теперь мне очень хотелось выпить.

Пит начал ковыряться в вёрстке, и я сказал ему, чтобы он не беспокоился. Может, покупатели и прочитают первую страницу, но я этого делать не собирался. А перевёрнутый заголовок или кривой абзац, пожалуй, её только улучшат.

Пит умылся, и мы заперли дверь. Для вечера четверга было всё ещё рано, чуть позже семи. Ме следовало этому радоваться, и я бы, наверное, радовался, будь у нас хороший номер. Что до только что свёрстанного нами, я задавался вопросом, доживёт ли он до утра.

У Смайли было ещё несколько клиентов, и он ждал их, а я был не в настроении ждать Смайли, так что я зашёл за барную стойку, взял бутылку «Старого Хендерсона» и два стакана и отнёс их за столик нам с Питом. Мы со Смайли достаточно знаем друг друга, так что я всегда могу обеспечить себя в любое удобное время, а с ним уладить потом.