Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ) - Фонд А. - Страница 48

Поэтому я ответила обтекаемо:

— Обслуживаю регистратуру и приёмное отделение. И ещё обе лестницы.

Ну, а что, там всегда такой бардак, такое движение, столько за день народу, что ничего непонятно. Пусть пойдёт проверит.

— Но там же такой бардак всегда, — покачал головой врач и пододвинул к себе второе (с первым он уже покончил).

— Ну это да, — кивнула я и приступила к супу.

Очень вкусно, кстати. Как правило, больничная еда всегда так себе. Точнее её есть невозможно, разве что с голодухи. А тут прямо домашняя еда, да ещё и повар не криворукий.

Пока я отдавала должное мастерству повара, мужик брякнул:

— Переходите лучше ко мне в отделение. У меня и площадь меньше и премиальные я всегда плачу своим людям. Выбиваю от спонсоров.

Я чуть супом не подавилась.

— А какое у вас отделение? — промямлила я, стараясь не закашляться.

— Психиатрическое, — сказал он и взял стакан с компотом.

Я аж зависла. Получается, это там, где Тамарка и куда я сейчас пойду. Поела, блин, супчика.

— Спасибо! — тем не менее с радостным лицом улыбнулась я, — я обязательно подумаю над вашим предложением.

— Да что тут думать⁈ — возмутился врач, — у меня, если что и подмену взять можно. И дополнительные возможности для подработки есть. Соглашайтесь!

— Я сейчас пойду туда, к вам, — сделала простодушный вид я, — у меня там сестра содержится. Проведать надо. И заодно посмотрю, что за площади там у вас.

— А кто сестра у вас? — спросил мужик, — я всех своих пациентов знаю.

Я назвала имя-фамилия Тамарки.

— А-а-а-а… — протянул мужик и поморщился, — сложный случай.

— В смысле? — напряглась я.

— Да там целый букет, — вздохнул он, — и психозы, и неврозы, и компульсивное расстройство личности…

— То есть ей в ближайшее время оттуда выйти не получится? — спросила я.

— Да там сложная шизофрения и всё усугубляется, — вздохнул врач и сочувственно посмотрел на меня, — тем более советую подумать. Будете заодно поближе к сестре. Сможете её постоянно видеть.

— Вы правы, сказала я, поднимаясь из-за стола (булочку есть не стала, прихватила с собой), — пойду поговорю со своим руководством. Я вам сообщу.

И поспешно ретировалась из столовки.

Нужно ли говорить, что идти в отделение к Тамарке смысла уже не было.

Поэтому я отправилась прямиком в опеку.

Мне не только нужно было порешать вопросы о детях, но, к тому же, я очень надеялась увидеть там Петрова. Во-первых, тогда мне не удалось с ним перекинуться даже словом. А я очень хотела выяснить, что же такого понаписали на меня в той жалобе, что он изъял у меня детей, даже не дожидаясь моего присутствия?

Кроме того, нужно проверить — не ошиблась ли я, и действительно ли он тот, о ком я думаю? Что-то всё слишком часто вертится вокруг этой фамилии.

И опять я промахнулась. Совершенно забыла, что раз свет по всему городу отключили, значит и сотрудников в роно нет.

Зато наткнулась на давешнюю бабку.

При виде меня, её перекосило, поэтому я постаралась ретироваться. А то ещё инсульт старушку разобьёт, и я виновата буду.

Ну ладно, я отошла подальше, вытащила из сумки и раскрыла мой блокнотик.

Итак, детей я вернула, но окончательно вопрос с отделом опеки и попечительства ещё не решен. Схожу завтра.

Дальше, по поводу родственничков, Владимира и Тамарки, я задачу, можно сказать решила. Хотя по Владимиру нужно дать ответ через две с половиной недели. Я это тоже отметила.

Убийцу Всеволода нашли. Значит, вычёркиваю. В ближайшее время, как сказал Пивоваров, меня на допрос вызовут. Здесь, главное не спалиться и подумать, стоит ли говорить о том письме от Гитлера. Я отметила в блокнотике жирным восклицательным знаком. Ещё хорошенько всё обдумаю.

С Галей тоже встретилась. Вычёркиваю.

И что получается?

Я скривилась. Что-то список задач никак не уменьшается.

Первое, начать помогать Пивоварову. Я ему должна как земля колхозам. Ну, или как там оно правильно звучит, не помню уже.

Второе. Довести дело до победного финала с опекой. Потом разобраться с Петровым. Съездить к Любашиному отцу (но это после допроса, если они с меня подписку о невыезде снимут). Попасть к Жириновскому.

Я схватилась за голову.

Нет, так я никогда ничего не выполню.

Я взглянула на часы. Время уходило неумолимо. А я смотрела на исписанные страницы блокнотика и не знала, за что хвататься.

Как же оно меня задолбало всё! Как же хочется куда-нибудь туда, где пальмы, море, много солнца и нет всех этих проблем.

Ветер влажно пахнул мне в лицо. Я поёжилась от холода и оглянулась.

Блин. Совсем я зарапортовалась — стою посреди улицы и пялюсь в блокнот, а толпа людей обтекает меня со всех сторон. Как ещё только сумку не вырвали⁈

Это напомнило мне мой первый день, когда я шла себе в своём мире в «Пятёрочку», а попала вдруг сюда. И тогда я тоже стояла в нерешительности и не знала, что и делать. И также равнодушная толпа обтекала меня со всех сторон.

Как оказалось, я остановилась прямо рядом с телеграфом.

Телеграф! А ведь это идея!

Насколько я знаю, у нас, в Калинове, свет на телеграфе всегда был. То ли там не отключали (стратегический объект), то ли у них была своя автономная система.

Как было ни было, я зашла внутрь.

Возможно, из-за того, что весь Калинов сегодня был в темноте, народ вместо работы потянулся сюда, решать свои проблемы. Очередь была довольно внушительная.

Тем не менее, я заняла очередь, отстояла и заказала переговоры в областной центр. Уже стала доступна новая функция — цифровой звонок, когда человек сам набирает код. Но для этого нужно было иметь стационарный телефон. А у меня не было.

Поэтому вот так. По старинке будем, через телеграф.

Когда меня вызвали к свободной кабинке, я торопливо скользнула внутрь и стала ждать, затаив дыхание.

Длинные гудки, казалось, никогда не закончатся.

Но, наконец, на той стороне провода взяли трубку.

— Секретариат… ЛДПР, — официальным тоном ответил холодный голос, сквозь треск в трубке.

— Скажите, пожалуйста, есть ли у вас приём граждан лично Владимиром Вольфовичем? — спросила я.

Треск прекратился.

— Последний четверг каждого месяца, — с небольшой запинкой ответил удивлённый голос, — с шестнадцати до восемнадцати ноль-ноль. А по какому вопросу вы хотели записаться?

— По личному, — ответила я, и, чтобы меня «случайно не забыли» записать, торопливо добавила, — я — член партии ЛДПР Калиновского отделения. Скороход Любовь Васильевна. Запишите меня, пожалуйста…

Покинув кабинку, я немного постояла в задумчивости, а затем пристроилась в хвост очереди заново. На моих губах зазмеилась предвкушающая улыбка. Сейчас кому-то будет очень весело.

Процедура с ожиданием и вызовом к свободной кабинке повторилась.

И опять длинные гудки, треск, скрежет в трубке. Но я дождалась.

— Алло! — послышался с того конца провода встревоженный голос.

— Здравствуйте, Роман Александрович! — медовым голосочком практически пропела я.

— Л-любовь В-в-васильевна? — от неожиданности он аж заикаться начал.

— Именно так, — подтвердила я.

— Неожиданно! — взял себя в руки Ляхов. — Чем обязан?

— Мне нужна ваша помощь и поддержка, — заявила я, — как вы уже знаете, у нас погиб старейшина «Союза истинных христиан», Всеволод Спиридонович…

— Да, я слышал, такое горе… — вежливо-равнодушно посочувствовал Ляхов.

— Да, спасибо, — также вежливо-равнодушно ответила я и продолжила, — Ростислав, его заместитель, среди подозреваемых, и, соответственно, занять его место не может…

— Знаю, — голос Ляхова помрачнел. Я

уловила это даже сквозь потрескивание в трубке.

— И теперь у нас нет старейшины, — с явным намёком сказала я.

— И это я знаю, — раздражённо ответил Ляхов, чуточку замялся и сообщил, — если вы хотели узнать, кто это, то, насколько мне известно, планируют перевести человека из Твери.