Господин следователь. Книга пятая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 52

Я очень виновата перед тобой. Будь я на самом деле состоявшейся актрисой, у меня бы имелось утешение, что я пожертвовала семейной жизнью ради сцены. Увы, даже такого утешения у меня нет. Что мне остается? Мотаться на гастроли по провинциальным городишкам с труппой бездарных неудачников, выступать в сараях, не приспособленных для настоящей игры?

У меня нет будущего. Зачем я стану висеть на твоих ногах, словно жернов? Поэтому, если более легкий путь предоставить любимому мужу свободу — сделать тебя вдовцом. Через год после моей смерти ты с чистой совестью поведешь новую жену под венец. А с бракоразводным процессом дело может затянуться года на два, а то и дольше.

Но я не хочу стать самоубийцей, потому что у меня и так избран путь греха — удел актрисы. Пусть это будет несчастный случай. А еще лучше — пусть это будет моя последняя роль, вместе с которой я и умру на сцене. Кому из артистов удалось настолько перевоплотиться, чтобы умереть со своим персонажем? Никому!

А я сумею.

Я помню, как пользоваться револьвером. Ты сам меня учил когда-то, когда мы с тобой были еще совсем глупыми и наивными.

Думаю, что человек, кого я выберу орудием, не слишком-то пострадает. А если и пострадает, то что мне до того? Юноше полезно пострадать. Может, через страдания он наконец-таки поймет, что стезя артиста не для него? Я страдаю гораздо больше, чем все остальные. Но мои страдания ничто по сравнению с твоими.

Милый мой Полечка, я тебя искренне и нежно люблю. За все время нашей разлуки я тебе не изменила ни душевно, ни телесно.

Целую тебя стотысяч раз. Надеюсь и верю, что там, за гробом, только я и стану твоей единственной и любимой женой, потому что наше венчание состоялось раньше.

Твоя Филечка'

Отложил письмо, прикидывая — не то снять с него копию, а подлинник переслать бывшему мужу актрисы Ипполиту Свистунову, то ли наоборот — мужу копию, а в дело подшить подлинник?

А еще, и это самое нелепое, так это то, что я думал не о том, что мне удалось получить признание покойной актрисы о фактическом самоубийстве, а о том, почему она называет бывшего мужа Полечкой, а себя Филечкой?

Полечек, верно, от имени Ипполит, но почему Филечка? Иппос, это что-то связанное с конями. Есть ведь у нас иппотерапия, когда больные дети общаются с лошадьми. Филечка, от Филиппа. Нет, не въезжаю. Завтра спрошу кого-нибудь, а сегодня нужно узнать кое-что другое. Федышинский, гад такой, меня кое в чем уел. Тоже нужна консультация, но на сей раз консультант рядом.

— Аня, а в юбках карманы бывают?

— В юбках? — переспросила Нюшка. Видимо, вначале думала, что я шучу, но поняв, что спрашиваю всерьез, хмыкнула, повернулась боком и похлопала себя по бедру, продемонстрировав прорезь по шву. Потом сунула туда руку и вытащила носовой платок: — Вот, я платочек сюда кладу. А можно и гребешок, и прочее.

М-да, приплыли. В том смысле, что я приплыл. Как это я дожил до тридцати лет, не узнав, что на женских юбках имеются карманы? Пальто и шубы — помню, карманы есть, но вот с юбками… Слабое оправдание, что мои подруги из того мира носили, в основном, джинсы. Да, у Ленки имелся красный спортивный костюм, он был с карманами, но на штанах карманы выделялись синим кантом.

Привык считать, что если женщины таскают сумочки и спихивают в них всякую всячину, так и карманов у них нет. Да, у моей здешней Леночки карманы на фартуке (или в фартуке, как правильно?) есть, но они накладные, поэтому заметны.

Мешочек с золотом я упаковал в чистый лист бумаги, подумав, свернул посмертное письмо и тоже упаковал, кивнул Нюшке:

— Аня, стол протри хорошенько, и с мылом.

Не знаю — слышала ли девчонка наш разговор? Но это зависит от того, где она сидела во время нашей беседы с Федышинским. Если в «маленькой гостиной», то слышала, а если уходила в свой «кабинет», то нет. Нюшка подслушивать не станет, это точно.

Сам же пошел мыть руки. А ведь помойное ведро почти полное. Ухватив, потащил его к выходу.

— Иван Александрович, куда вы? Я завтра сама все вынесу.

Этот разговор у нас повторялся почти каждый вечер. Нюшка делала вид, что ей неловко, если помойное ведро выносит барин, но не слишком и сопротивлялась. Это Наталья Никифоровна сразу мне сделала такое внушение, что я больше и не пытался хвататься за «неположенные» дела.

Да, знаю, что девка не переломится, вынесет лохань с помоями, я ей за это деньги плачу. И я цельный титулярный советники, кавалер, дворянин… И что там еще? Да все я знаю, что мне это неприлично. Но — идите-ка все к черту. Плевать я хотел на все приличия-неприличия. Тяжело девчонке таскать. Она и так с колодца воду таскает, дрова носит.

— Так и куда вы в домашних тапочках? — заверещала Нюшка.

Точно, надо обуться в уличную обувь.

Во дворе была темень, но тропку, ведущую к помойке, я углядел. Прошел, все вылили — и, даже не облился.

Вернувшись в дом, первое, что услышал:

— Вы сапоги снимите, а не то натопчете.

— И это вместо спасибо? — хмыкнул я.

— Так Иван Александрович, я вам спасибо потом скажу, а вначале сапоги снимите. Я их с утра помою и вычищу.

Распустил я прислугу. Ишь, лениво ей лишний раз грязные следы затереть. Но Нюшка мне что-то хотела сказать про свой визит к Бравлиным. То есть — в дом Десятовой.

— Аня, ты начала что-то про Десятовых говорить и про Елену Николаевну, но мы отвлеклись?

— Ага, — кивнула Нюшка. — Только, Иван Александрович, я вам хотела еще кое-что показать. Вы спать очень хотите или потерпите немножко?

А на часах-то уже два часа ночи. То-то я думаю — чего мне так спать хочется? Но заинтриговала меня маленькая козлушка.

— Если недолго, то потерплю.

— Я сейчас, я мигом, — затараторила Нюшка и убежала к себе.

Ждать пришлось чуточку дольше, чем я планировал.

Нюшка вышла из своей половины и важно прошлась передо мной. Да не прошлась — а продефилировала.

Батюшки, да Нюшка ли это? Она меня в свое время удивила, когда Наталья сделала из девчонки «маленькую шоколадницу». Теперь же она походила на барышню из приличной семьи. Я бы даже сказал — из дворянской. Серая юбка, белая блузка, да еще и ленточка на шее.

— Ань, это тебе не Елена подарила?

— И она, а еще Ксения Глебовна, — подтвердила Нюшка. — Но это еще не все. Мне еще платья господские подарили, пальто и шапочку. Их Елена Николаевна носила, но выросла. А мне — в самый раз. И все еще почти новое.

— Так, радость моя, — недоуменно вытаращился я на кухарку, — а с чего Бравлины тебя одарить решили?

— Так я же к ним советоваться ходила — дескать, Иван Александрович считает, что мне с ним в университет ехать нельзя, неприлично. Вот и посоветуйте — можно ли мне с ним ехать? Скажете, что нет, тогда я больше и проситься не стану.

Стараясь оставаться спокойным, спросил:

— И что они?

— А они заспорили — мол, прилично или нет? Елена Николаевна говорила — прилично, а Ксения Глебовна, что нет, что молодому человеку положен камергер…

— Ань…

— Да, камердинер, я помню, — кивнула Нюшка. — А тут госпожа Десятова пришла и говорит, что лучше, если с молодым человеком служанка будет. Тем более, что вместе им ехать только до Санкт-Петербурга, а там с Иваном Александровичем матушка будет. А Ольга Николаевна меня к себе горничной возьмет на это время. А слугу пусть вам родители подберут. Дескать, если Иван Александрович планирует девчонку — меня, то есть, ежели вы не поняли, экономкой сделать, ей будет полезно поучиться у более опытных слуг.

Так, а откуда Бравлиным-Десятовым известны наши планы? А, так ведь мои родители состоят в переписке с родителями Елены. Что тут гадать-то? И, не исключено, что я сам говорил.

— А одежда?

— Так не в деревенском же мне в столицу ехать? И не в тех тряпках, которые от Натальи Никифоровны остались. Вот и решили меня одеть. Елена Николаевна уже выросла, а одежда добротная, почти новая.

М-да… Я-то, признаться думал, что все как-нибудь рассосется. Нюшка не захочет уезжать, а скоро огород копать. Так нет же, поперлась без согласования со мной к Бравлиным. А ругать Нюшку смысла нет.