Атаман всея гулевой Руси - Полотнянко Николай Алексеевич - Страница 64

– Что, промахнулись! – громовым голосом вскричал Разин. – Придёт час, и я повырываю всем головы!

Мужики, стоявшие толпами вблизи этого места, всё видели своими глазами и враз уверовали, что Степана Тимофеевича ни одна пуля не берёт и заговорён он бессрочно и накрепко от всякой смерти. Слух об этом достиг острога раньше, чем туда прибыл атаман. Люди встречали Разина с таким шумным ликованием, а казаки устроили такую пальбу, что солдаты на Крымском прясле всполошились, им показалось, что начался новый, ещё более опасный, чем утром, приступ крепости.

Ликование казаков и мужиков, их вера в его чародейную силу пролили на озябшую от сомнений и тайных страхов душу атамана оживляющее тепло. В этот миг он безгранично любил всех, кто его окружал, потому что знал, что каждый из них был готов умереть по первому его слову.

Насытившись обожанием людей, Разин приподнялся на стременах и, требуя тишины, простёр вверх руку.

– Разрешаю есаулам раздать каждому по одной чарке зелена вина!

Радости войска не было пределов, все стали с оглушительными криками бросать шапки вверх, и в крепости этим обеспокоился сам воевода Милославский. Он забежал на Крымскую надвратную башню и спросил находившегося там солдатского полковника, что стряслось.

– Не ведаю, князь, – пожал плечами Зотов. – Радуются так, будто сама Москва подчистую сгорела.

– Держи солдат и пушки готовыми к бою! – велел воевода. – Как бы воры не побежали на приступ.

– Они уже учены утром, – сказал полковник. – Но Стенька горазд на придумки, и от него надо ждать какой-нибудь каверзы.

– Не прогляди мимо. Сам знаешь, что за твою промашку и я головой заплачу.

– Не горюй, Иван Богданович, – утешил воеводу Зотов. – За моей спиной ты долго проживёшь.

– Ага! – вдруг вскричал Милославский, указывая на острог. – Вор решил для своего войска винопитие устроить. К чему бы это?

– Стенька – бывалый атаман, – сказал полковник. – Сейчас многие его люди тоскуют, что мы их побили. Вот Разин и решил их развеселить. Правильный начальник!

– На меня киваешь, полковник? – недовольно проворчал воевода. – Вина не дам, а то твои солдаты и без вора Синбирск сожгут.

Меж тем возле бочек с зеленым вином началась веселая толчея. Казакам всем досталось по чарке, а мужики, дремучая лесная мордва и чуваши, те к вину и не лезли, они крепче пива ничего в жизни не пивали, а русским крестьянишкам достались одонья, они было зашумели, прибежали к атаманскому крыльцу, Степан Тимофеевич вышел к ним и указал на рубленый город:

– В Синбирске зелена вина хоть залейся! Возьмите город, и пейте без просыху!

Федот ухватил чарку одним из первых, полез за второй и получил по шапке от Корня, который своих казаков знал всех в лицо.

– Кондратка! – взмолился Федот. – Ты хоть пожалей друга, а то я с одной чарки весь день хромать буду.

– Что так?

– Ударило с первой в одну ногу, теперь надо, чтобы во вторую ударило.

Кандратка рассмеялся и пожаловал друга своей чаркой вина.

Это углядел Корень и поманил к себе Федота.

– Хватит тебе возле пустой бочки толочься. Ступай за острог, там старый Однозуб найдёт тебе дело. И молодого с собой забери.

Однозуб встретил их строго:

– Почему без топоров явились?

– На что нам топоры? – удивился Федот. – Мы не мужики, а казаки. Нас Корень к тебе послал.

– Что-то я не знаю таких казаков, – презрительно процедил Однозуб. – Вместо топоров сабли за опояски засунули и враз казаками стали? Смотрите на других и делайте, что они делают.

За острогом шла подготовка огненных снарядов для ночного приступа. Десятка два мужиков щепали сухие бревна на лучины, другие увязывали их лыками в полусаженные охапки, третьи укладывали снаряды на телеги. Федот сразу смекнул, для чего это делается.

– Надо лучины порохом засыпать, – сказал он.

– Вот ты этим и займешься у прясла, – усмехнулся Однозуб. – Порох когда-нибудь видел?

– Я его столько пережег, на войну с турками хватило бы!

– А ты, я погляжу, зубоскал, – сказал старый казак. – Это по мне, не люблю унылых да ленивых. Вот и ступай с другом за порохом.

В пороховом амбаре пахло сырой плесенью. Федот взял один куль, развязал, сжал в горсти порох и скривился.

– Мягкий, не годится, – заявил он ключнику. – Показывай, где чёрный комковатый.

Вынесли из амбара пять кулей, погрузили на телегу, привезли и показали Однозубу.

Старый казак вынул из куля полотняный мешочек, развязал его, взял щепотью зелье, потер его между пальцами, нюхнул и крякнул.

– Добрый порох! Вижу, Федот, ты и впрямь казак!

К сумеркам Корень отобрал из своей тысячи казаков пятьсот охотников. Велел им оставить пищали, и выдал каждому по рейтарскому пистолету, добытые в бою с Барятинским. Казаки их засунули за пояса и ушли за есаулом. Однозуб посмотрел им вслед и стал проверять каждый воз, нагруженный связками лучин. Когда закончил, стало уже совсем темно, на небе не проблескивала ни одна звездочка, со стороны Свияги порывами налетал сильный ветер, сторожевые огни на Крымской башне то вспыхивали, то гасли.

– Наша ночь, воровская! – с чувством удовлетворения промолвил Однозуб. – Сулит удачу!

Из темноты на коне, сопровождаемый многими казаками, вынырнул Разин.

– Как, старый, всё готово?

– Сейчас последний воз поправлю, и можно трогаться в путь.

Двигались осторожно, опасаясь привлечь к себе внимание дозорных на городских пряслах.

Федот шёл, держась рукой за воз, рядом посапывал Кондратка. Казалось, что прошли много, но когда завиднелся поднятый над землей огонь, Федот понял, что они вблизи наугольной башни. Чуть пройдя её, все остановились. Кондратка и Федот не отходили от своего воза, а вокруг двигались молчаливые тени. Казаки знали, что нужно делать: выстроились в три цепочки от возов к пряслу и стали передавать друг другу охапки с растопкой. Особые люди строили вплотную к пряслу огромную поленницу, которую часто посыпали порохом.

Из темноты рядом с Федотом появился казак.

– У тебя порох есть? – тихо спросил он.

– Есть, полный куль. Мы с Кондраткой его куда надо унесем.

– Держитесь за меня, – сказал казак. – Здесь рядом.

Они подошли ко рву, казак каким-то нюхом отыскал мост, а за мостом, почти на вершине вала они приникли к земле. Ждали недолго, с прясла послышался тихий шелестящий свист, и темнота вокруг ожила: казаки Корня бесшумно с лестницами в руках полезли на прясло. Сверху на землю падали концы веревок, которые сбрасывали те, кто уже добрались до верхнего облома. Казаки привязывали к веревкам большие пуки смолья. Один конец веревки упал подле Федота. Сопровождавший его казак быстро привязал им куль пороха и легонько свистнул.

В этот миг ночь осветилась ярким пламенем, вспыхнула, как свеча, нижняя часть наугольной башни, огромные бело-красные языки огня, подхваченные резкими порывами ветра, взметнулись, рассыпая огненные искры, вверх, и тишину разорвала частая пальба. Половина казаков Корня напали на солдат, которые сторожили наугольную и срединную башни. На помощь солдатам спешили их товарищи, по лестницам на прясло лезли казаки, среди которых были подхваченные общим порывом схватки и суматохой Федот и Кондратка.

Часть казаков пытались завладеть башнями, где затворились за бревновыми дверями солдаты, другие казаки зажигали смолье и что есть силы швыряли его на крыши городских крыш и амбаров. Скоро ближняя к пряслу часть города загорелась, и тогда Федот и Кондратка стали кидать на огненные места мешочки с порохом, которые, взрываясь, расплёскивали пламя по всей округе.

Наконец, ударили набатные колокола на проездных башнях, оповещая синбирян о новом приступе воровских казаков. Воевода в полотняном спальнике выбежал на крыльцо и с ужасом увидел, что горит наугольная башня и часть изб и амбаров, а промеж них мечутся растерянные обыватели и ратники. Зачембарив кое-как долгий подол спальника в штаны, обув на босую ногу сапоги, Милославский влез в кафтан и, забыв шапку, вновь выбежал на крыльцо, где лоб в лоб столкнулся с Ермолаевым.