Усадьба госпожи Ленбрау - Орланд Лилия - Страница 5

– Эй, дорогие мои, мы сейчас в одной лодке! Если мне придётся изображать вашу Еженику, я должна знать, на что она способна.

Бабура отложила ложку.

– Был один раз, – призналась она. – Посуду я мыла у колодца, котлы под варенье, горшки. Вода, значит, студёная была. А Ежа мимо проходила. Говорит, руки у тебя, Бабура, не замёрзли. Я отвечаю, мол, есть немного. Она глянула так искоса и ушла. А потом вода коркой льда покрылась…

– Да не нарочно она! – встряла Иста. – Получилось так. Ежа помочь тебе хотела.

– Ну-ну, помогла, я тогда пальцы об лёд тот срезала, когда разбивала. Все горшки залила, ещё перемывать пришлось.

В доказательство Бабура продемонстрировала тонкие, едва заметные полоски шрама, тянущиеся поперёк среднего и указательного пальцев левой руки.

За столом снова разгорелась перепалка, но я не слушала, думая о своём. Значит, воду в ванне нагрела я. То есть не я, конечно, это тело, в котором я сейчас нахожусь, как бы дико это ни звучало. Но моё новое тело обладает магией. Или богомерзким колдовством, как называют её местные.

Ещё бы научиться использовать новые способности так, чтобы никто не увидел и не догадался. А то и правда сожгут как зловредную ведьму.

Брр… Я передёрнула плечами.

Конфликт набирал обороты. С черт характера Еженики женщины перешли на свои личные качества. Они стояли друг против друга, разделённые только столом, и, тыча пальцами, доказывали, кто из них прав, а кто нет.

На этот раз перекричать их не получилось, пришлось хлопнуть по столешнице.

– Вы и при госпоже так себя вели? – с нарочитым удивлением поинтересовалась я.

Запал слетел с обеих одновременно, будто и не было. Женщины присмирели, посмурнели и опустились обратно на лавки.

– Вы мне лучше расскажите, откуда этот муж взялся, и почему Еженика сбежала от него и меня подсунула вместо себя. И куда делись Ежен с Арной?

Остальное я более-менее уже поняла.

Оказалось, тут был замешан любовный треугольник. Даже четырёхугольник.

Однако началось всё с папеньки. Азартная натура требовала выхода. Но после потери состояния Элеонора подстраховалась, уговорила мужа отказаться от имения и переписать оное на дочь. Боялась, что Ежа останется на улице. В общем, умная женщина была эта Элеонора.

Дохода Любово не приносило, одни убытки. Продать Ежен ничего не мог, заложить тоже. Играть ему было решительно не на что. Так что соседи и сами не беспокоили, и в гости не приглашали.

Кроме господина Дунгаля Флоси, хозяина Поречья, что на той стороне реки. Причина у господина Флоси дружить с господином Хайди была самая что ни на есть серьёзная – сенокосные луга.

Большая часть лугов в Поречье расположена в низине поймы, весной река Ласкуха разливается, и вода на той стороне держится по самый сенокос.

То ли дело луга Любово, с них вода сходила ровнёхонько с началом роста травы. И та вымахивала к косьбе – густая, зелёная, сочная, сам бы ел.

Господин Флоси часто пересекал мост через Ласкуху, чтобы полюбоваться на луга соседа. Быстро выяснил, что в карты их не выиграть, дочери принадлежат. Для замужества Еженика ещё не созрела.

А деньги господину Хайди были нужны, он и придумал сдавать луга в краткосрочную аренду. Своих-то коровок давно уж не было.

А как господин Ежен помер, так Флоси и решил…

– Как помер? – я заслушалась этой пасторальной историей с детективным налётом, но такой развязки не ожидала. – Флоси его убил?

– Да нет! – отмахнулась Бабура. – Господин Ежен с Арной утопли. Поехали на лодке покататься по Ласкухе. Лодку-то мы на следующий день нашли, а от них даже следов не видали. Мужики с баграми неделю русло прощупывали, да видать снесло их уже.

– Флоси точно не причастен? Расследование проводилось?

– Да зачем оно ему? – удивилась Бабура. – Это ж аккурат два года тому было. Еже шестнадцать стукнуло уже, ей даже опекун не нужен. Сама всё и решала. И в аренде господину Флоси отказала. Дескать, разбазаривание отчих земель оскорбляет память покойного папеньки.

Иста хихикнула.

– Ишь, запомнила.

Бабура гордо подбоченилась. Действительно, запомнила такую сложную фразу – молодец.

– А почему отказала? Деньги были не нужны?

– Дык не нравился он ей, Флоси этот, – ответила мне Иста, тихо добавив: – И никому не нравится. А барышня у нас гордая, за кого попало замуж не пойдёт.

А вот деньги ей как раз были нужны и даже очень. После ухода папеньки всё стало разваливаться. Откуда ни возьмись понабежали кредиторы. Совали расписки, где господин Хайди чёрным по белому писал, сколько и у кого брал в долг. На какие нужды, не разъяснялось, но и так было понятно: Ежен не оставил пагубную привычку.

Вот тогда Еженика и осерчала на папеньку. Память его уже не блюла, но признать неправоту и отдать луга Флоси гордость не позволила. К тому же он слишком возмущался. Напугал барышню однажды, она ему на порог и указала. Сказала, чтобы ноги его больше в Любове не было. И не видать ему любовских лугов, как своих ушей.

Флоси пообещал, что Ежа пожалеет, и ушёл.

А как она продавать людей и земли начала, чтобы с кредиторами разобраться, так почти всех и перекупил. А там и слушок в Поречье пошёл, мол, барышня-то любовская странно ведёт себя, разное при ней происходит, неужто ведьма она?

– А ведьмы-то, известно, – пояснила мне Иста, – они замуж не ходят. Потому как от супружеской жизни у них сила истончается.

– Ну господин Флоси слухи эти яро разжигал, – подхватила Бабура. – А как восемнадцать Еже стукнуло, первым и прикатил. Свататься.

– Вот подлец! – восхитилась я лицемерной находчивостью соседа.

Если б Ежа ему отказала, он мог её обвинить в колдовстве. Здесь это просто – только написать донос в центральное отделение инквизиции. Тогда из городка Холмы, что всего в двух часах езды, прислали б инквизитора, чтобы проверил Ежу на наличие способностей. И если б нашёл, её сожгли на главной площади этого самого городка.

И пусть Бабура говорила об этом, как о чём-то само собой разумеющемся, у меня по спине побежали холодные мурашки, заставляя поёжиться. Пока я нахожусь в теле Еженики, всё, что касается её, касается и меня.

– И что этот Флоси? Отступился? Или… – я вдруг вспомнила минувшую ночь, – Ежа вышла за него замуж?

– Куда там! – махнула рукой Иста, улыбаясь, будто была очень горда своей любимицей.

А Бабура озвучила то, что недоговорила её товарка.

– Ежа сказала, что за этого толстого борова в жизни не пойдёт, лучше на костёр!

Я вспомнила минувшую ночь. Мужчина, с которым я её провела, вовсе не производил впечатления толстого борова. Скорее наоборот, он был поджарым, но весьма сильным. Память будто нарочно подсунула воспоминания о его напряжённых мышцах под моими ладонями.

Я скорее сунула в рот дольку огурца и начала тщательно жевать, чтобы избавиться от воспоминаний.

– Милая, что с тобой? Бабура, глянь, как её в жар бросило! – участливый голос Исты заставил покраснеть ещё больше.

– Никак заболела? – на мой лоб легла мозолистая рука. И тут же Бабура с облегчением опровергла: – Да нет, не заболела. Жар от плиты идёт. Сейчас окно открою, полегче станет.

Женщина поднялась и распахнула створки, открывая вид на пруд, по гладкой поверхности которого плавало с десяток уток.

Я тайком сделала несколько глубоких вдохов и длинных выдохов, привычно восстанавливая внутреннее спокойствие.

– Если не за Флоси, за кого тогда Еженика вышла замуж? Она ведь вышла замуж, я правильно поняла? Да и вы сами говорили, что она теперь госпожа, а не барышня.

– Ежа вышла за доктора, только… – Бабура произнесла это смущённо и отвела взгляд.

– Что за доктор? – я насторожилась, прежде о нём не было ни слова.

– Доктор Идан Ленбрау, – охотно пояснила Иста. И по тому, как старушка произнесла это имя, я поняла, что он не оставил равнодушной женскую часть Любово.

– Он живёт в Холмах, – Бабура махнула рукой, указывая направление к городу.

Доктор переехал в провинцию несколько лет назад. Когда-то Идан Ленбрау служил армейским врачом и был дружен с братом Элеоноры, погибшим дядей нашей Еженики.