Отголоски тишины (ЛП) - Малком Энн - Страница 64

Я ничего не сказала. Просто застыла. У Стива и Авы были деньги; я всегда это знала. Они постоянно дарили мне шикарные подарки на дни рождения и Рождество и приглашали нас на изысканные ужины. Им принадлежало несколько гостиниц. Очень хороший дом в Вашингтоне, и еще один в Малибу. Я знала об этом, но никогда не придавала особого значения. Мама ни разу не позволила им дать нам ни цента, хотя я знала, что они предлагали. Стив, заговорщически подмигивая, всегда совал мне деньги в карман во время прощания. Им не нравилось, что мама боролась с трудностями, но они, как настоящие родители, гордились ее твердой решимостью справляться со всем самой. И она это делала. Но, похоже, они посмеялись последними. Предоставили маме финансовую поддержку, о которой всегда мечтали, тогда, как она ей была не нужна.

— Куколка? — тихо позвала мама с взволнованным выражением. — Тебе в жизни не придется беспокоиться о деньгах. Никогда не придется чувствовать себя беспомощной или потерянной. Стив и Ава позаботились об этом.

От ее слов внутри меня что-то надорвалось, и я резко встала.

— Думаешь, деньги защитят меня от чувства беспомощности и потерянности? — огрызнулась я. — Меня не волнуют деньги, вещи. Мне они не нужны. Отдай их все, сожги. Мне плевать. Я не хочу их, — прорыдала я, по моему лицу текли слезы. — Я только хочу, чтобы Стив и Ава вернулись.

Мама встала, в ее глазах блестели слезы. Она открыла мне свои объятия, и я устремилась в них.

Она поцеловала меня в голову.

— Я знаю, куколка. И тоже этого хочу, — прошептала она.

Мы стояли достаточно долго, чтобы мои слезы высохли, и я нашла в себе силы отстраниться от маминых объятий.

— Что там еще? — спросила я, вытирая глаза.

Мама моргнула.

— Что еще? — повторила она.

— Да, ты сказала, что тебе нужно поговорить о паре вещей. О чем еще?

Лицо мамы изменилось. Грусть еще не исчезла, но появилось что-то еще. Возможно, надежда. А еще отчаяние. Странное сочетание.

Она глубоко вздохнула.

— Сядь, куколка.

Я насторожилась, но подчинилась, готовясь к чему-то ужасному. Вот что я делала все эти дни. Каждый раз, когда звонил телефон, меня охватывал страх, полнейший ужас от того, что услышанная новость может разрушить мою жизнь. Раз это случилось однажды, я не сомневалась, что это повторится. Вопрос был не в том, если, а в том, когда.

— Сегодня я разговаривала не только с адвокатом, — начала она странным голосом. — Я… — Она сделала паузу. — Зейн дома.

При этом заявлении я села немного прямее, почувствовав слабый огонек надежды. Из-за тона, которым она это сказала.

— Зейн дома. И вы с ним разговаривали, — уточнила я.

Она кивнула.

— И я узнала кое-что. И это помогло мне многое понять. Заставило осознать, что мне нужно.

Я боролась с улыбкой.

— Зейн. Тебе нужен Зейн, — закончила я за нее.

Мама легко улыбнулась. Настоящей улыбкой. Не притворной.

Я подпрыгнула на месте.

— Значит, вы снова вместе?

Мама еще раз кивнула.

Я тихо визгнула, не обращая внимания на то, что это выглядит по-детски и нелепо. Я быстро обняла маму, прежде чем отпустить ее.

— Это круто. Невероятно. Я знала, знала, что он не уйдет навсегда. Не отпустит тебя, не отпустит нас. — Я огляделась. — Где он?

Мне нужно было увидеть его своими глазами.

Мамина улыбка сникла, в ее глазах мелькнуло что-то, из-за чего я тоже перестала улыбаться.

— Он в клубе, рассказывает мужчинам кое о чем, чтобы разобраться в суперсекретных байкерских делах, — объяснила мама, закатывая глаза.

Я ничего не сказала, ожидая, пока она поделиться со мной причиной печали, омрачившей счастье в ее глазах.

— То, что я узнала сегодня, куколка, думаю, тебе тоже нужно это знать, — тихо начала она. — Тебе нужно понять, почему Зейн такой.

— Его демоны, — пробормотала я почти про себя.

Мама слегка отстранилась, удивившись моему наблюдению.

— Да, детка, его демоны, — согласилась она, придя в себя, и вздохнула. — Хотелось бы мне, чтобы взросление не сопровождалось необходимостью понимать, что какой бы прекрасной ни была жизнь, уродство существует для того, чтобы сделать ее прекрасной.

Наши глаза встретились.

— Хотела бы я, чтобы ты прожила свою прекрасную жизнь, не зная, что находится по ту сторону реальности. Не зная о темной стороне. — Она сделала паузу. — Но это невозможно. Для своего ребенка я хочу только хорошего, чтобы ты была лучшим человеком, каким только можешь быть. Но чтобы стать лучшим человеком, тебе нужно понять эту тьму, испытать ее, как бы мне это не нравилось.

Я ощутила неприятное покалывание в затылке. Знала, что в жизни Зейна произошло что-то плохое. Мне бы хотелось узнать, что именно, но внезапно я поймала себя на мысли, что мне это не нужно. Но мама была права: я должна узнать.

— Все в порядке, мама. Расскажи мне, — попросила я, изображая уверенность.

Она пристально посмотрела на меня.

— Четыре года назад Зейн встречался с женщиной, которую очень любил. Она была его человеком.

У меня перехватило дыхание, но не только потому, что до мамы была другая. Я не была глупой; Зейн был взрослым, он явно влюблялся и раньше. Суть заключалась в том, что я предчувствовала несчастливый конец этой истории.

— Насколько я понимаю, Зейн четыре года назад сильно отличался от нынешнего Зейна, — продолжила мама. — Он был другим… до всего.

Я так и знала. Наш Зейн был Зейном «после». Потеря расколола его мир на две части, как и мой. Однако у меня создалось ощущение, что его мир не раскололся, как у меня, а был уничтожен.

— Ее звали Лори, — прошептала мама, и ее глаза наполнились слезами. — Ее звали Лори, и она погибла. Не буду вдаваться в подробности, дорогая. И не хочу, чтобы ты о них допытывалась, — попросила она. — Возможно, тебе нужно знать о наличии тьмы, но тебе не нужно в нее погружаться. Но это было плохо. Хуже, чем плохо. И Зейн винил себя. Четыре года он жил с убеждением, что виноват в ее смерти. Он так долго провел в этой тьме, дорогая, что сам стал тьмой.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке.

— А потом он нашел тебя, — прошептала я. — Ты стала тем человеком, кто вытащил его из этой тьмы.

Мама сжала мою руку.

— Мы, Лекси. Мы.

— Ненавижу, что ему пришлось пройти через такое, — процедила я, думая о том, как тяжело, должно быть, пришлось Зейну. — Ненавижу жестокость этого мира.

Мама погладила меня по щеке.

— Мир может быть жестоким, — согласилась она. — Но он также может быть и добрым. Достаточно добрым, чтобы подарить мне самую прекрасную дочь на свете. Достаточно добрым, чтобы дать Зейну шанс на счастье. Чтобы дать шанс нам, — прошептала она. — Пока не отвергай этот мир, куколка.

Я сморгнула слезы и улыбнулась ей.

— Не буду, — пообещала я, позволяя счастью смыть печаль.

В глубине души я могла расстраиваться из-за тьмы этого мира, но радовалась тому, что у меня была мама, которая показала мне путь обратно к свету.

***

Я зашла в гараж Зейна со своей гитарой. Понаблюдала за ним секунду, глядя на него совершенно иначе после рассказа мамы, уважая его гораздо больше, но болея за него всем сердцем. Я не могла себе представить, какую сильную боль он нес в себе. Несмотря на мощные мускулы и силу, ему нужна была помощь. Ему нужны были мы с мамой. Я знала это. Вот только не знала, что сказать, как помочь в таком деликатном деле.

Но точно знала, что могу сделать. Каким способом добраться до его раны, возможно, немного заглушить боль.

Он смотрел на свою гитару, на которой иногда играл со мной. Я не понимала его странного взгляда на нее и мрачного выражения на его лице за несколько мгновений до того, как он брал ее, чтобы поиграть со мной. Тогда я не понимала. Но поняла сейчас. Гитара напоминала ему о ней. Вызывала воспоминания. Причиняла боль. А я умоляла его играть со мной, учить, подбирать аккорды, тем самым, заставляя его страдать.