Между нами. На преодоление (СИ) - verdes De ojos - Страница 7

Даже не знаю, мне возмущаться таким раскладом, или всё же порадоваться за девушку? Или признаться себе честно, что, если бы она сорвала голос (а уже должна бы — за столько-то времени!), я ничуть не расстроилась бы?

Никогда не понимала, как этот негигиеничный процесс вызывает в людях столько восторга. Чтоб даже кричать вовсю, забываясь в эмоциях.

Ведь так притворяться в угоду партнеру нереально, правда? Она же в экстазе?..

Боже, о чем я думаю?!

Постанывая от досады, тяжело выдыхаю.

Какая идиотская ситуация, сошедшая с экрана дешевого кинематографа! Спасибо, хоть кровать не скрипит и не бьется о стену. Хотя откуда мне знать, я всё это время сижу в наушниках.

Видела бы меня сейчас моя мать, обязательно произнесла бы победоносно что-то типа: «А у нас приличный район, такого никогда не увидишь и не услышишь! И зачем ты переехала? Возвращайся». А я бы всенепременно съязвила, сказав, да, у нас люди сексом не занимаются, а дети — в том числе и двое её собственных внуков — появляются исключительно посредством непорочного зачатия. И, само собой, мы бы снова поругались.

Господи, все эти мысли так нелепы…

Покачиваюсь, отдаваясь музыке в ушах.

Понятия не имею, как в какой-то момент чувствую, что больше не одна. Резко распахиваю веки и натыкаюсь на внимательный мужской взгляд. Этот человек, наверное, не в курсе, что так пялиться на людей неприлично. Особенно в темноте. Особенно... когда его глаза мерцают чем-то до жути загадочным, отчего меня второй раз за сутки одолевают мурашки. Внезапно и обескураживающе.

Он обнажен. По пояс — точно. А дальше его тело скрывает бортик балкона, на который сосед опирается согнутыми в локтях руками. Подаваясь вперед и слегка щурясь, продолжает бесстыдно рассматривать меня. Практически прозрачный свет уличного освещения приглушенно-оранжевыми отблесками пляшет на его влажной коже, напоминая игры цветомузыки. Я по неосторожности опускаю глаза ниже его подбородка и... вздрагиваю, чуть не роняя из рук стакан.

Зато живописно обливаюсь, точь-в-точь повторяя сценарий своего дня рождения. Че-е-ерт!.. Грудь под футболкой обрисовывается, и я моментально вскакиваю, отряхиваясь. Да чтоб тебя! Вот теперь я реально разозлилась!

Выключая музыку и вытаскивая наушники, поворачиваюсь к нарушителю своего покоя, обнаруживая, что тот успел закурить, очень эффектно выпуская дым вверх.

— Надеюсь, Вы закончили? И жители ближайших окрестностей смогут уснуть?

Он удивленно оборачивается, будто не веря, что я с ним заговорила. И выгибает ту же идеальную бровь, мол, ты это реально мне?

— Простите?

— Бог простит, — огрызаюсь, отодвигая кресло в угол, — можно уже лечь и быть уверенной, что никому за стенкой не придет в голову так виртуозно мешать другим в четвертом часу ночи?

На «виртуозно» уголки его губ подрагивают. Но мужчина вдруг мрачнеет и уставляется перед собой, словно забывая о моем существовании. Затягивается. Выдыхает. Вызывая мою искреннюю враждебность своим поведением. А потом небрежно бросает:

— Вы мешаете днем, я — ночью. По-моему, все вполне честно. Идите спать, не следует наблюдать за чужой частной жизнью.

Резко туша недокуренную сигарету, этот гад просто берет и входит в дом.

Я тоже возвращаюсь в свою крошечную студию, натурально охреневая от случившегося. Что меня возмущает больше всего? Пренебрежение? Странный намек? Или же экивоки по поводу моего якобы вуайеризма?

Облачаясь в невесомый пижамный комплект, продолжаю размышлять над злосчастным инцидентом. Но стоит голове коснуться подушки, усталость напоминает о себе, и я блаженно зеваю. Прикрываю веки и вздыхаю.

Вспыхнувшая перед глазами картинка страшного тату на широком подтянутом торсе ненароком учащает пульс, и я пытаюсь прогнать это видение.

И когда мне удается успокоиться и практически погрузиться в вожделенный сон, из соседней квартиры раздается отчетливый стон, после которого следует писклявое:

— Да! А-а-а... Да!

И я неожиданно для себя обнаруживаю, что умею ненавидеть от всей души... Филигранно.

6. Чуточка сомнений, горстка человечности и совсем щепотка — паранойи

Наша служба и опасна, и трудна...

Для постороннего человека менеджер популярного заведения — картинка. Манкая. Яркая. Вкусная.

Что видят посетители, когда замечают беседующего с персоналом управляющего? С иголочки одетую суку, которой посчастливилось получить лакомую должность, благодаря коей она живет припеваючи, а её главная задача — расхаживать по ресторану с важным видом, безмолвно транслируя: я здесь власть.

Что видит владелец, когда управляющий обращается к нему с очередным спорным вопросом? Доставшую его стерву, которая так и не научилась закрывать глаза на мелкие погрешности, рвясь сразу же всё отрегулировать. А еще... давний объект сексуальных поползновений с его стороны, так и оставшийся досадно неприступным.

Что видит семья, которую я обеспечиваю, безотказно выполняя капризы? Толстый кошелек, наполняющийся сам собой, или «добрую тетушку», которой некуда девать деньги, заработанные легко и просто. Легко и просто!

Что вижу я, по второму кругу в своем кабинете замазывая темные пятна под глазами после трех бессонных ночей? Уставшую мрачную женщину за тридцать, успевшую поспать за несколько суток всего часов шесть в общей сложности.

Давно уже не пытаюсь переубедить окружающих в том, что моя работа не блажь, а адский труд.

Не просто презентабельная внешность, чтобы не стыдно было выйти к гостям, если того потребует случай. Не просто порхающая по залу фея, отдающая распоряжения. Не просто высшее после хозяина звено, которому подчиняются все. Рефери. Дипломат. Жилетка. Всезнайка. Всемогуйка.

На мне контроль всего персонала, обучение новичков, закупки, налоговая, пожарная, общение с наглыми поставщиками, ведение внутренней отчетности и еще вагон обязанностей. Которые мы должны делить с моей сменщицей. По идее. А на деле — я все чаще тяну на себе «грязную работу», а ей остается действительно порхать яркой бабочкой...

Ну, не суть. У меня такой характер, что я все равно буду выкладываться по полной, не прячась за халатностью других. Хотя зарплату мы получаем одинаковую.

Ещё раз прохожусь пальцами по нижним векам, втаптывая консилер, скрывающий безобразие под глазами. Контрольный взмах кисточкой с пудрой на кончике, слабая улыбка на матовых губах — и я выхожу в зал, где за угловым столом сидит Габил в обществе чертовски привлекательной брюнетки.

— Садись, — приглашает, указывая на соседний стул. — Я тут в общих чертах рассказал Раде о наших условиях. Но более подробную информацию выложишь сама, ладно? Мне пора.

Шеф уходит, обольстительно и многообещающе улыбаясь девушке, которая поворачивается ко мне с примесью недоумения и отвращения: — Впервые встречаю такой откровенный подкат от работодателя. Он не сомневается, что я буду с ним спать?

И этим вопросом, точнее, упреждающей интонацией незнакомка меня мгновенно покоряет. В её поведении нет ничего показушного, она действительно после короткого разговора с Габилом задумывается, нужен ли ей такой расклад. Этот мужчина совершенно не печется о границах и теряет тормоза, когда ему нравится женщина. Мне ли не знать?

— Габил Манатович никого не принуждает, — усмехаюсь себе под нос, стараясь быть максимально деликатной. Отрицать очевидное бесполезно, ей и так всё станет известно, когда начнет трудиться в этих стенах. — Если что и будет — только добровольно. Он... мужчина любвеобильный.

Рада морщится и кидает в удаляющуюся спину короткий содержательный взгляд.

— Меня зовут Аделина, я менеджер «Оазиса». Или управляющая — кому как больше нравится. Будем знакомы. Давай сразу на «ты», ладно? Заведение у нас приличное, контингент разный, в том числе и очень влиятельные люди города и области. Если подобная масса просит задержаться до утра, мы остаемся: музыканты, повар, обслуживающий их официант. Музыкальная часть вечера стартует в шесть часов. У нас две певицы, график они стыкуют между собой и сообщают мне. Например, сейчас им удобно работать три на три. Но через неделю одна из них выходит замуж и уезжает в Москву. Поэтому мы и дали объявление.