Этот большой мир. Тайна пятой планеты (СИ) - Батыршин Борис - Страница 6

— Кстати, вылетело из головы… — добавила она. — Как раз перед тем, как ты пришёл домой, звонил Леднёв и просил обязательно разыскать его, когда будешь в Королёве. Не знаешь, что ему нужно?

III

Серёжа поднял револьвер обеими руками и надавил клавишу электроспуска. Револьвер едва ощутимо дрогнул — воспламенился заряд циркониевой фольги скрытой в патроне. Горит он, если верить проглоченному наспех руководству, около пяти миллисекунд при температуре в пять тысяч градусов, и этого хватает, чтобы накачать энергией встроенный в ствол оптический резонатор, который в свою очередь порождает лазерный импульс. Ни светового шнура, как в «Гиперболоиде инженера Гарина», ни летящих сгустков света, как в недавно пересмотренных «Звёздных войнах» при выстреле не возникло; Серёжа, конечно, знал, что в вакууме такого быть не может, но подсознательно ожидал какого-то особого эффекта. Всё же в руках у него — настоящий лазерный пистолет (ну, хорошо, револьвер, не будем цепляться к мелочам), хоть и используемый в мирных целях.

В том месте, куда ударил луч, не было искр — только клубок пара, моментально растаявший в вакууме. Да и откуда им взяться, искрам? Совершенно неоткуда: лёд — он лёд и есть, как его ни обзови. Здесь лёд называют ледоритом — как сообщил планетолог Пьявко, этот термин ввёл в обиход Алексей Монахов, позаимствовав его из какой-то фантастической книжки. Серёжа допытывался у ветерана, что это за книжка — хотел, вернувшись на землю, найти и прочитать — но Пьявко так и не вспомнил. Надо будет спросить у Алексея, когда «Заря» придёт, наконец, к Энцеладу, уж он-то наверняка помнит…. Серёжа повернул револьвер (он же «ЛСКП-2М, спектрографический комплекс, переносной, модель вторая, модифицированная») и посмотрел в окошечко на затыльнике. Высветившиеся там цифры, ничего ему не говорили, однако Серёжа старательно переписал их в нарукавный блокнот — непростая задача, когда приходится пользоваться специальным толстенным карандашом, который так и норовит выскочить из пальцев руки, облачённой в неуклюжую перчатку «Кондора». И если бы карандаш не крепился к блокноту тонкой, длиной в полметра, леской, пришлось бы ловить его по всему гроту…

Вообще-то в записи не было особого смысла — как гласила та же инструкция, полученные данные сохранялись на встроенном в спектрограф запоминающем устройстве. Ёмкости его хватало на полсотни проб; после окончания замеров устройство следовало отсоединить и сдать в лабораторию, где показания перекачают на катушки магнитной ленты. Но Пьявко, а с ним и Зурлов, настаивали, чтобы Серёжа каждый раз аккуратно записывал полученные данные.

Ну вот, готово… Серёжа захлопнул крышку блокнота, вставил карандаш в гнездо — леска при этом сама собой смоталась, — и убрал ЛСКП в контейнер. На сегодня работа закончена, можно идти в шлюзовой балок, снять «Кондор», отдраить внутренний люк и, хватаясь за поручни, двинуться по длинной, не меньше пятнадцати метров, рубчатой трубе перехода. В противоположном её конце люк, ведущий в жилой балок, и тут важно не забыть плотно задраить тот, что остался за спиной — во-первых, это злостное нарушение, а во-вторых люк жилого балка попросту не откроется, останется заблокированным. Техника безопасности, всё продумано до мелочей, на случай того, если шлюз или переходная труба потеряют герметичность. Это вряд ли может случиться здесь, в рукотворном ледяном гроте в трёхстах метрах под поверхностью Энцелада. Но — мало ли что? «На аллаха надейся, а верблюда привязывай» — учит мудрый аксакал Пьявко, да и инструкции пока ещё никто не отменял…

— И здесь я буду жить?

Серёжа осмотрелся, изучая внутренности балка. Хотя — изучать тут особо и нечего: узкие полки в два яруса, снабжённые пристяжными ремнями, как и полагается в невесомости; крошечный столик у стены, стулья прикручены к полу и снабжены ремнями, на манер автомобильных. В дальнем углу, за раздвижной, на манер жалюзи, дверью — санузел с унитазом, рукомойником и душевым мешком.

— Не ты, а вы, все трое. — уточнил Зурлов. — Один поработал внизу дня три-четыре, потом другой его меняет, по очереди. На «Лагранже» сила тяжести как на том же «Гагарине» или, скажем, на Луне — а здесь всего-то одна сотая «же». А какие же вы будущие космонавты без опыта в невесомости?

— Ну, в ангарах буксировщиков тоже невесомость… заметил Серёжа. Перспектива провести здесь четыре дня не вызывала в нём энтузиазма. На занятиях по истории космонавтики он знакомился с устройством орбитальных станций раннего, «добатутного» периода и даже посещал «музейный» модуль «Гагарина». Модуль этот, внутренности которого в точности повторяли интерьеры орбитальных станций «Салют-6» и американской «Скайлэб», был пристыкован к внешнему, безгравитационному кольцу «Гагарина» и служил одной из главных достопримечательностей станции. Там Серёжа видел точно такие же, как в балке, койки с пристяжными ремнями, столики, шкафчики, привинченные к полу и потолку, и, конечно же, особую космическую сантехнику — душевой мешок, рукомойник и унитаз, снабжённый помпой-отсосом. Но одно дело — рассматривать экспонаты, сочувствуя первым космонавтам, которые вынуждены были всем этим пользоваться, и совсем другое — испытывать на себе!

— А ты чего хотел? — куратор усмехнулся, будто угадав его невесёлые мысли. — Знакомься, осваивайся — на грузовиках вроде «Тихо Браге» или 'Гершеля до сих пор всё точно так же устроено. И ещё долго таким останется, пока не придумают какую-нибудь искусственную гравитацию, без вращения и прочих громоздких штучек.

— Да я что, я ничего… — Серёжа пожал плечами. — Освоюсь, конечно.

— А раз ничего — натягивай «Скворец», и продолжим экскурсию!

Серёжа кивнул и полез в рундук — «Кондоры» они сняли в шлюзовом балке, а правила внутреннего распорядка требовали постоянно находиться в гермокостюмах. Не слишком-то удобно, уныло подумал он — это что же, стаскивать «Скворец» всякий раз, когда нужно воспользоваться известным устройством, или принять душ? Спасибо, хоть шлемы не заставляют носить постоянно — вон они, закреплены в головах коек… Интересно, а какой смысл постоянно таскать на себе гермокостюмы, если за шлемами всё равно придётся бежать в жилой балок? И вообще, что тут может случиться — метеоритных дождей нет, никто не таскает грузовые контейнеры, чьи острые углы способны пропороть бочкообразный алюминиевый корпус… Серёжа понимал, конечно, что подлёдной база только-только введена в эксплуатацию и начальство перестраховывается — но очень уж хотелось стащить с себя эту оранжевую гадость, из-за которой никак не выходит расслабиться по-настоящему…

Но нет, рано расслабляться. Серёжа перевернулся в воздухе и вслед за Зурловым вплыл в люк переходной трубы, ведущей в общий балок, где располагались камбуз и кают-компания.

— Ну как, освоился с этим самопалом? — Зурлов указал на ящик с ЛСКП.

Серёжа кивнул. В течение часа, последовавшего за недолгим отдыхом в балке, он только и делал, что под наблюдением куратора дырявил лазерными лучами ледяную стену каверны.

— Да, ничего сложного. Володь, а Лёша… Алексей Монахов действительно подстрелил из такого лунного червяка?

Упоминание об охоте на спутнике Земли, вскользь брошенное собеседником, не давало ему покоя — особенно после того, как он впервые взял в руки лазерный револьвер. В мечтах Серёжа представлял, как он, вооружившись этим… нет, не самопалом и не каким-то там спектрографическим комплексом, а лучемётом, словно позаимствованным из фантастических книжек! — выслеживает в лунных кратерах инопланетных чудовищ.

В наушниках прошелестел ехидный смешок.

— Ну, во-первых, олгой-хорхои не обитатели Луны, а явились туда через «обруч». Во вторых, у Монахова был не такой аппарат, а предыдущая модель, не такая мощная. А в третьих, никого он не подстрелил, этим тварям лазерный луч — что слону дробина. Миной взорвал, самодельной.

— Но тогда почему…

— По кочану. — оборвал его Зурлов. — Сегодня в программе вечер вопросов и ответов, или собираешься-таки поработать?