Этот большой мир. Тайна пятой планеты (СИ) - Батыршин Борис - Страница 56

Больничная койка(или каюта, без разницы) — вполне подходящее место для ведения дневника, и именно этим я и решил заняться. Скрывать что-то от Юльки, не отходившей от меня ни на шаг, не было никакой нужды, так что я со спокойной совестью вставил в приёмник заветную дискету и принялся стучать по клавиатуре. А всё же, любопытно — ознакомится когда-нибудь с её содержимым, или записи эти так и останутся под грифом «Совсем секретно»?..

За те дни, что я приходил в себя, много чего произошло, и на Земле, и здесь, в Поясе Астероидов. Для начала — восстановилась сверхдальняя связь. Случилось это в тот самый момент, когда схлопнулась «червоточина» — точно, как предсказывали учёные. Так что связь с Землёй у нас теперь стабильная — и по радио, и через «батуты», которые заработали в тот же самый момент. Леднёв с головой ушёл в изучение показаний приборов — уверяет, что стоит на пороге грандиозного открытия, и уже разобрался в том, как Гарнье использовал «червоточину» в качестве межпланетного телефона. Грозится в ближайшее время провести первый сеанс такой связи, не прибегая, к помощи «звёздных обручей» — в отличие от французского астрофизика, он собирается использовать обыкновенные, земной постройки «батуты». И если Валера добьётся успеха — это будет прорыв, новая эпоха в межпланетной связи, без задержек на прохождение сигнала и помех от солнечной активности. В подпространстве, где формируются «червоточины» действуют иные физические законы и, похоже, нам придётся привыкать к ним — как привыкли к тем, что работают в обычном Евклидовом пространстве…

Кстати, о Гарнье. Леднёв категорически отказывается считать его погибшим — как и остальной экипаж японского планетолёта! Да, говорит он, мы все видели, что «Фубуки» поглотил энергетический выброс из обруча. Но разве не то же самое произошло со станцией «Лагранж» или с «Тихо Браге», на котором я и сам находился в этот момент? Спонтанно возникшая «червоточина» забросила их невероятно далеко, на другой конец Солнечной системы — но ни люди, ни техника при этом особо не пострадали. Так почему же, спрашивал Валера, мы отказываемся признать, что и с «Фубуки» произошло то же самое? Да, прошло уже четверо суток, японский планетолёт не дал о себе знать — но разве перебои в сверхдальней космической связи такая уж редкость? Экипажу «Тихо Браге» после вынужденного прыжка через «звёздный обруч» понадобилось несколько суток, чтобы восстановить работоспособность электроники — может, у японцев те же проблемы? И, в конце концов, есть другой вариант: «Фубуки» могло забросить далеко за пределы Солнечной Системы, к примеру, в космические окрестности планеты, откуда прибывали на Луну и в земную пустыню Гоби электрические черви ологой-хорхои. Но даже это ещё не смертный приговор экипажу планетолёта — на «Фубуки», насколько нам известно, имеется не меньше четырёх тахионных торпед, и они смогут предпринять попытку вернуться на Землю «своим ходом»…

Я с Леднёвым согласился — в самом деле, почему бы и нет? Гарнье, конечно, сволочь и законченный псих — но в тахионной физике разбирается, как никто другой, и сможет перестроить торпеды для сверхдальних скачков. И — ирония судьбы! — именно он вместе с экипажем «Фубуки» войдет в историю, как первые межзвёздные путешественники. Лет через пятьдесят о том, что они устроили здесь, в Поясе Астероидов, будут помнить лишь узкие специалисты, а вот название «Фубуки» будет навсегда списано в историю космонавтики наравне с «Востоком1» и «Апполоном-11». И это, если отвлечься от наших личных счётов к французскому астрофизику, по своему справедливо. В конце концов, ни Колумб, ни Магеллан, ни капитан Джеймс Кук не были ангелами — однако в памяти людской остались их шаги в неизведанное, а никак не неприглядные делишки. Решительно, жизнь полна несправедливости — что на Земле, что во Внеземелье, что, как выясняется, и в Галактике…'

— Стажёр-то твой отличился! — сказал Леднёв. — Доложили уже, небось?

— Нет, не успели. — я отодвинулся в угол койки, освобождая гостю сидячее место. Конечно, каюты «Зари» просторнее крошечных пеналов орбитальных грузовиков, а всё же, места здесь ненамного больше, чем в железнодорожном купе. — Он что, опять кого-нибудь подстрелил?

Леднёв довольно ухмыльнулся.

— Бери выше! Ты в курсе, что мы собираемся зондировать обруч?

Я кивнул. Неугомонный астрофизик, как только установилась связь с Землёй, отправил туда пространный доклад, присовокупив к нему собственной план исследовательских работ. Большая часть доклада была посвящена изучению данных, полученных с приборов Гарнье — и теперь Валера намеревался возобновить изучение «звёздного обруча», но уже с точки зрения разработанной им теории. Суть её заключалась в том, чтобы использовать особым образом подобранные резонансные частоты тахионных полей для получения доступа к полостям, скрытым в гигантском кольце. На вопрос, что, собственно, он надеется там найти, Леднёв пускался в путаные объяснения, понять из которых я сумел одно: в толще загадочного, невероятно прочного сплава могут прятаться тайны сети «звёздных обручей», позволявшей их создателям путешествовать по всей Галактике. Именно так, уверял астрофизик, они попали когда-то в Солнечную систему и, обосновавшись на пятой от Солнца планете — в земных мифах её называли «Фаэтон» — поставили свои «обручи» так же на Земле, Марсе, на спутниках Сатурна и Юпитера и ещё много где.

Но потом случилось что-то, некий катаклизм, отрезавший пришельцев от их галактической транспортной сети, и, чтобы вернуть доступ в межзвёздные просторы, им пришлось строить на орбите «Фаэтона гигантский 'звёздный обруч» — с известным уже результатом. Гибель Фаэтона нанесла смертельный удар чужакам, обосновавшихся в Солнечной системе. Лишённые связи с материнской цивилизацией их немногочисленные колонии быстро деградировали, растеряли знания и технологии — и в результате до наших дней дожили лишь «звёздные обручи», да и то, далеко не все.

Эта теория, безусловно, эффектная, основывалась только и исключительно на вольном толковании немногих фрагментов символов с поверхности «звёздных обручей», которые удалось расшифровать. Конечно, у Леднёва нашлись единомышленники, готовые с пеной у рта отстаивать его идеи — но чтобы убедить научное сообщество и руководство проекта «Великое Кольцо» требовалось нечто поубедительнее. Так что вся надежда в Валеры была теперь на то, что удастся-таки вскрыть полость на Энцеладе и, в первую очередь, на гигантском обруче. Там он рассчитывал найти подтверждение своей теории — чтобы, воспользовавшись полученными знаниями, открыть человечеству путь к звёздам…

Всё это я слышал много раз, ещё на Земле, до отлёта «Зари», и меньше всего хотел сейчас навлечь на себя очередную лекцию. А потому — постарался перевести разговор на другую тему.

— Да бог с ним, с «обручем», никуда он от вас не денется. Ты лучше расскажи, что там Серёжка учинил?

— Так я и рассказываю! — ответил астрофизик. — Понимаешь, прежде, чем начать зондировать «обруч», нужно установить приборы на его поверхности. Сверлить металл «обруча» дело пустое, магнитные крепления тоже бесполезны — не магнитится он, хоть ты тресни! Использовать тросы тоже нельзя, выступов на поверхности, за которые можно было бы зацепиться, присоски в вакууме бесполезны. Мы даже пытались приморозить контейнеры к поверхности обычной водой — но увы, ледяная подушка быстро разрушается в процессе зондирования. Вот и крутись, как хочешь!

Я тяжело вздохнул. Беда с этими энтузиастами от науки им только дай оседлать любимую тему…

— Это всё понятно, Валер, но при чём тут мой стажёр?

— Как это при чём? Он ведь и нашёл способ, как крепить приборы на «обруче»! Откопал, понимаешь, на складе ремонтного оборудования полтора десятка двадцатикилограммовых канистр с полимерным клеем и предложил их использовать. И, представляешь — сработало! Теперь ставим контейнеры под приборы, завтра должны запустить программу исследований…

— Метод Федьки Лба! — усмехнулся я, припомнив эпизод из любимого фильма. — Ну, Серёга, ну молодец! А остальным позорище, в особенности Середе. Склады ремоборудования — его вотчина, должен был догадаться!