Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела - Страница 49

Я замерла, чувствуя, что Дима знает, о чем говорит. Я никогда не задавала Андрею вопросы, считая, что у каждого из нас есть свои тайны и свои скелеты. Как не стала и выяснять кто он, уважая его личность. Но сейчас…. Дима кидал мне в глаза обвинения с такой уверенностью, которая не могла быть просто злостью ревнивого мужчины.

— Я… — в горле запершило, — я не понимаю, о чем ты говоришь….

— Хреновый ты журналист, Айна, если не знаешь, с кем имеешь дело!

— Если тебе есть что сказать, говори прямо, Дима, — произнесла я холодно, внутренне преодолевая растущее сомнение.

Он провёл рукой по лицу, словно собирался с мыслями, и, наконец, посмотрел на меня с таким видом, будто решался на что-то.

— Лет десять назад Андрей был уважаемым бизнесменом, так же, как и сейчас, но… — Дима остановился, подбирая слова. — Он был… азартен. Переходил границы — и не только в бизнесе. Думаешь, в деревне он одинок, потому что устал от суеты? Нет. Это место — его собственное изгнание. В Москве произошёл скандал — крупный и унизительный. Андрей перешёл черту с одной женщиной, и всё закончилось… трагедией.

— Перешел черту…. — эхом повторила я.

— Они не были официально женаты, но все знали о их связи. Потом она захотела разорвать отношения. А он — не позволил. Он ведь большая шишка в определенных кругах. Она покончила с собой, Айна! Будучи беременной покончила с собой! Все есть в интернете….. посмотри сама.

— Беременной? — слова Димы обрушились на меня с силой удара. В голове вспыхнули образы: Андрей, которого я знала, казался таким спокойным, уравновешенным, скрытным, и вдруг — совсем другим человеком. Меня трясло от услышанного.

— Ты понимаешь, почему он здесь, Айна? — Дима продолжил сурово, словно заглядывая мне в душу. — Пока он сидел себе на опушке леса, я терпел этого ублюдка. Но твое отношение к нему….

Я почти не слышала Диму, чувствуя, что из-под ног выбиты последние кирпичики устойчивости. Если то, что он сказал правда…. Кому как не мне знать, что такое властные мужчины и как они умеют разрушать жизни других?

Видимо я пошатнулась, потому что Хворостов испугался, подхватив за талию.

— Айна….

— Отпусти меня, Дим…. Все в порядке. Уже в порядке. Мне нужен доступ в архивы…

— Айна, — он нехотя убрал руки с моей талии. — Конечно. Я подпишу бумаги. Можешь хоть сегодня туда идти — позвоню архивариусу, скажу, что дал доступ.

— Хорошо, — на полном автомате ответила я, чувствуя, как внутри сгорает все живое, что еще оставалось.

Я смотрела на бумаги в его руках, но всё вокруг застилал туман, и нестерпимая горечь разливалась внутри. Глупо было скрывать, что сейчас я была на грани, и ещё глупее было стоять перед ним, пытаясь делать вид, что всё это не разрывало меня на части.

— Айна, послушай… — голос Дмитрия звучал уже мягче, почти виновато.

— Я никогда не спала с ним, Дима. И не собиралась этого делать, — зачем-то сказала я, скорее даже для себя, чем для него, чтобы хоть что-то сказать. — Но это уже никакого значения не имеет. Зайди вечером в магазин, тебя Наталья зачем-то искала….

Пусть хоть кто-то в этом ебучем мире станет счастливым. Хоть эти двое.

— Наташа… зачем?

— Ей есть что сказать тебе, Дима, — во мне было столько горечи и яда, что я готова была плеваться ими.

— Айна, стой!

Дмитрий сделал шаг ко мне, протягивая руку, словно собираясь удержать, но в последний момент его пальцы дрогнули и замерли в воздухе. Мы стояли в тишине, пропитанной напряжением и тяжестью всего сказанного, но продолжение зависло на грани между нами, как незаконченная фраза.

Я не стала больше ждать, развернулась и вышла прочь. Дима сказал, что могу идти в архив прямо сейчас? Вот этим и займусь…. Нужно в этом чертовом мире сделать хоть что-то ради себя!

Запах архивной пыли всегда действовал на меня успокаивающе. И, видит Бог, сегодня мне это нужно было больше, чем что-либо. Жизнь за последние полгода словно издевалась надо мной, подбрасывая новые и новые испытания. Все, что казалось мне незыблемым рушилось точно карточный домик, все, кому я доверяла — предавали, а все кого любила — оказывались на проверку совсем иными.

Эти старые бумаги казались чуть ли не единственным свидетелем, который не солжёт, не предаст, не утаит, однако и не поспешит открыть глаза на то, что таилось в их запылённых строках.

Дрожащими пальцами я перебирала архивные документы относящиеся к событиям двадцати пяти летней давности, стараясь обнаружить историю той, что дала мне жизнь. К моменту, когда солнце стало заходить за горизонт, я уже готова была с точностью сказать, что Агни, Агния Чудинова — действительно была моей матерью, найдя копию ее свидетельства о рождении и своего. Когда же я перешла к газетам, застыв перед полками с подшивками, странности стали вырисовываться отчётливо. Газеты и обрывки новостей были сохранены год за годом: хроники праздников, отчёты о сельскохозяйственных достижениях, упоминания о свадьбах, похоронах, кражах и общих событиях в деревне. Но как только я взяла в руки папку с архивом нужного мне года, оказалось, что за весь период сохранились лишь какие-то парадные отчёты и ни одного события, что обычно делали деревенскую хронику живой и осязаемой.

Я пересматривала страницы одну за другой, надеясь, что хотя бы в следующем номере или в заметке будет упоминание о чём-то значительном — о трагедии, об исчезновениях, о хотя бы странных событиях. Казалось, что двадцать пять лет назад в жизни села не было ни одного дня, достойного памяти. Но разве могла трагическая смерть молодой женщины остаться незамеченной? И как в таких случаях принято — где свидетельства расследования, если не журналистского, то хотя бы полицейского? Ничего. Никакого упоминания, ни следа.

Каждая попытка найти её имя или события, связанные с ней, упиралась в пустоту. Ощущение было таким, словно кто-то постарался стереть её из памяти села. Я сделала несколько копий с уцелевших записей, оставляя их при себе, в надежде найти ответы на вопросы, которые с каждым часом становились только мучительнее.

Будь я свободна в своем выборе и передвижениях, села бы на ближайший автобус и рванула в районный архив, вымарать информацию оттуда значительно сложнее, чем из поселкового. Однако появляться даже в районе мне было опасно. Я могла бы сделать запросы по электронной почте, но ждать ответа пришлось бы не меньше месяца. Впрочем…. Что мне здесь еще оставалось делать?

Я села на пол, разложив перед собой все, что смогла найти и глухо рассмеялась. Помощь Андрея сейчас была бы неоценимой! Но от одной мысли об этом к горлу подкатила тошнота. Если хоть половина из того, что сказал Дима правда…. Я не хотела иметь ничего общего с этим человеком! В голове навязчиво крутился образ Арины — сломленной и жалкой. Таким ее сделал Роман, но она хотя бы жила. Что нужно сделать с человеком, чтобы он совершил суицид?

Откинув голову к стене, я пыталась уговорить себя успокоиться. Собрала все имеющиеся бумаги и вышла из маленького, серого здания, совмещающего архив с библиотекой.

Солнце почти скрылось за высокими деревьями, воздух в селе стал прохладнее, не смотря, что уже прошла половина июня. Здесь, на севере края лето вступало в свои права значительно позже. Шла быстро, даже не оглядываясь по сторонам — мне не хотелось сейчас фальшиво улыбаться жителям села и здороваться со знакомыми. Да, за последнее время люди стали смотреть на меня значительно мягче, с уважением и даже неким почитанием, особенно те, кто был постарше. Но сегодня мне хотелось побыть одной.

Дома, встретив Обжорку, едва не заплакала. Куда бы не падал мой взгляд — на стену, где красовалась схема финансовых махинаций Баринова, на ноутбук, с которого отправляла все новые и новые запросы, роутер, дающий мне быстрый интернет — везде я натыкалась на следы Андрея, только сейчас поняв, как плотно он вошел в мою жизнь. Вольно или невольно он, как и Баринов, сделал меня зависимой от собственного отношения. И я не знала, с какой целью это было сделано. Я боялась Диму, его властности, порой граничащей с наглостью, а опасаться стоило совсем другого человека.