Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела - Страница 21

Мир вокруг казался смазанным, нереальным, но ощущения были болезненно отчётливыми. Я изо всех сил старалась вырваться из этой кошмарной хватки, но тело меня не слушалось.

Наконец, каким-то невероятным усилием мне удалось повернуть голову. Я закричала — громко, отчаянно, почти рыча, не надеясь, что меня кто-то услышит. Это был крик ужаса и беспомощности, но единственное, что я могла сделать в этот момент.

Мой крик эхом отразился от стен, пронзая пространство. И внезапно, с оглушительным грохотом, двери в баню вылетели наружу, словно их сорвало сильнейшим порывом ветра. В помещение ворвался свежий воздух — холодный, почти морозный, после удушающего жара. Этот резкий контраст заставил меня вздрогнуть, и на мгновение адреналин взорвался внутри, возвращая мне частичную способность двигаться.

Ужас, сковывавший моё тело, всё ещё держал меня в плену, но резкий порыв воздуха ослабил хватку невидимой силы. Мир снова обрёл очертания, и я скатилась с полога на пол.

Кто-то изо всех сил рванул меня за волосы, стараясь затащить обратно, но не смотря на боль, пронзившую голову, я не дала этого сделать. Завизжала, отмахиваясь руками, но упираясь изо всех сил.

— Идиотка малолетняя! — услышала я знакомый голос над собой. Это было как удар по нервам. В следующий момент сильные руки легко подхватили меня, словно я весила не больше пера, и кто-то перекинул меня через плечо, унося прочь из бани.

Мир вокруг кружился, и я не могла понять, что происходит. Ледяной воздух ударил по раскалённой коже, вызывая дрожь. В голове звенело от напряжения, а сознание пульсировало между страхом и облегчением.

— Керкаӧ! Ну сійӧс керкаӧ! (В дом! Уводи в дом!) — услышала звучный голос Надежды и едва не заплакала от облегчения.

— Сылӧн ас садяс колӧ вайӧдны (ее надо в себя привести), — ответил тот, на чьем плече я болталась как мешок с картошкой.

— Клади ее сюда!

Я почувствовала, как меня укладывают на ворох одежды на улице. Прохладный вечерний воздух холодил кожу, отчего руки и ноги покрылись мелкими пупырышками. Голова все еще была пьяной, но сознание медленно возвращалось. Я постепенно приходила в себя, дрожа от холода и слабости, пытаясь понять, что только что произошло.

Меня закутали во что-то большое и теплое.

— Ох и уделали ее, — сокрушалась Надежда, осматривая мои плечи и руки.

— Сама виновата! — резко отрезал Хворостов, в его голосе чувствовалось раздражение, но постепенно он успокаивался. Я наконец смогла сфокусироваться и увидела два лица, склонившихся надо мной. Оба выглядели напуганными, встревоженными, но в их глазах также читался гнев.

— Какого…. Какого хера! — вырвалось у меня. — Что, вашу мать, здесь происходит?

— Тебе, безмозглой кукле, говорили в первый жар не ходить?! — рявкнул на меня Дмитрий, его голос был грубым, полным раздражения и злости.

Его гнев казался таким сильным, что я почти могла его почувствовать. Надежда, стоявшая рядом, тоже выглядела обеспокоенной, но её глаза были полны укоризны.

— Ты, блядь, серьезно? — огрызнулась я в ответ. — Меня какой-то гандон едва не отымел в моей же собственной бане, а ты мне про первый жар заливаешь? Совсем долбанулся?

Гнев внутри меня бурлил, и я уже не могла сдерживаться. Но вместо того чтобы успокоить меня, Дмитрий скривил губы в жёсткой гримасе, явно не впечатлённый моими словами.

— Да ты сама это всё на себя накликала! Никого там не было, ты угорела, идиотка! — зло ответил он.

— Постой, Дмитрий Иванович, — остановила его Надежда. — Никто не мог знать, что пришлая сможетвидеть.

— Да ни хера она не видит! — снова разозлился он, вскакивая с кучи веток, куда они уложили меня.

— Она суседку уважила…. — начала Надежда и замолчала, прерванная моим резким выдохом.

— Тетя Надя, да хватит вам! — Дмитрий начинал злиться и на тетку. — Угорела девка. Вон, вся красная, а глаза дикие еще! Встать сможешь, блаженная?

Я хотела огрызнуться, но смогла только закашляться — горло безбожно болело.

Ни слова не говоря Дмитрий поднял меня на руки и занес в дом.

— Ебааать, — вырвалось у него, когда мы зашли в комнату. Все принесенные мной продукты были ровнехонько раскиданы по полу, а частью — даже погрызены. Особенно пострадали сыр и мясо. Молоко, оставленное Надеждой, разлилось по столу и капало белыми каплями на пол и на камеру.

— Ох, — вырвалось у Надежды, — видно сильно ты деда обидела….

На это не было слов даже у Хворостова. Он посадил меня на лавку, глубоко вздохнул и крепко выругался. Я устало закрыла глаза, не понимая то ли я сошла с ума, то ли мир вокруг. И сама не заметила, как потеряла сознание.

13

Май

Аграрный комплекс в поселении оказался не просто большим — он был огромен, по-настоящему впечатляющим по своим масштабам. Он включал в себя множество филиалов, разбросанных по всему поселению, от крупных деревень, таких как Бобки, до самых удалённых уголков, где проживало всего несколько человек. И эти немногие жители работали на благо холдинга, который охватывал практически все сферы сельскохозяйственной деятельности.

Комплекс занимался животноводством, молочным хозяйством, рыбоводством и активно развивал сельскохозяйственные направления — от выращивания злаков до сбора редких трав, грибов и ягод. Хворостов, владеющий этими землями, выжимал из них всё, что только было возможно. Он с искусной деловитостью брал от природы всё её богатство, превращая это в не просто доходное дело, а в целую аграрную империю.

Однако, важно отметить, что брал он бережно, настолько, насколько это было возможно. Хворостов не разорял землю и не стремился выжать из неё последнее. Он знал, где проходит та тонкая черта между разумным доходом и жадностью. Ловко лавируя между интересами природы и бизнеса, он старался не нарушать эту грань. Благодаря этому подходу, его богатство не только росло, но и было устойчивым, что приносило ему уважение в поселении.

Его успех основывался на том, что он не стремился конкурировать с крупными игроками рынка по объёму производства. Дмитрий делал ставку на качество, а не на количество. Его продукция шла не в местные магазины или крупные сети, а только избранным покупателям. Такой подход приносил меньше дохода с каждого контракта, но обеспечивал стабильность, безопасность и независимость. Именно благодаря этому Хворостов мог оставаться в тени крупных аграрных холдингов, не привлекая к себе лишнего внимания, пусть его конкуренты и скрипели зубами от зависти.

Впрочем, я невольно усмехнулась, рассматривая в кабинете главы поселения карту этого самого поселения, попробуй-ка кто залезть на эту землю без приглашения. Одна ночка как у меня, и драпать будут, теряя тапки. Как я сама до сих пор не свихнулась — ума не приложу.

Я работала в компании Дмитрия вот уже неделю, занимаясь самой нудной и бесполезной работой в мире — канцелярской рутиной. Чтобы войти в курс мне потребовалось ровно два дня, а после мы всей администрацией проводили старую работницу на заслуженную пенсию. Сортировка и регистрация писем, договоров и прочей документации, отслеживание внутренних поручений, иногда — ведение протоколов. Скучно, нудно и не интересно.

От этой монотонности я даже начала почитывать документы, которые проходили через мои руки, вырисовывая в голове все финансовые потоки предприятия. Видимо, профессиональная деформация давала о себе знать — мозг автоматически стал складывать пазл финансовых схем и структуры компании. За короткое время передо мной выстроилась четкая картина того, как работает бизнес Хворостова. Ничего удивительного или шокирующего я не нашла, хотя, наверное, налоговая бы со мной не согласилась.

Впрочем, это было совершенно не мое дело — я не налоговый инспектор. Да и кто станет Хворостова проверять? Та самая налоговичка, чей муж возглавлял цех по переработке мяса? Все в этом поселении были так или иначе завязаны на бизнес Дмитрия, и никто не собирался лезть туда, где им не рады.

Но все мои мысли снова и снова возвращались к тому, что произошло со мной несколько дней назад, в собственном доме. До сих пор разум отказывался принимать реальность происходящего.