90-е: Шоу должно продолжаться 12 (СИ) - Фишер Саша - Страница 46

Обступившие Сэнсея молодые журналисты как раз разошлись в стороны. Иван замер, не донеся стопку до рта.

— Аня? — негромко произнес он.

Глава 24

Я смотрел, на разговор Ивана и Ани, а в голове сама собой крутилась музыка из «Семнадцати мгновений весны».

— Ваня? Как неожиданно! Очень рада тебя видеть!

— Взаимно. Сколько лет, как говорится…

— Мир тесен, правда же? Кстати, а ты знаком с Сеней? Мы с ним хорошие друзья…

— Друзья? Хм…

— Ой, ну не надо делать такое лицо. По-твоему, я не способна на дружеские чувства?

— Люди меняются, мир меняется.

— И только ты остаешься маяком света в этом темном мире…

— Сарказм? Понимаю.

— Никакого сарказма. На самом деле, я правда рада тебя видеть. Я понимала, что ты не пропустишь такое мероприятие.

— Неожиданно от тебя такое слышать. Учитывая обстоятельства, при которых мы расстались…

Этих двоих явно связывала какая-то сложная история. Когда Иван увидел Аню, я думал, его удар хватит. Ну, это, конечно, фигура речи. В применении к Ивану это выглядело примерно так: он замер, прищурился, недоверчиво склонил голову набок. Тряхнул головой, типа «да нет, быть не может!» Потом хлопнул залпом свой коньяк, натянул на лицо ослепительную улыбку и шагнул вперед. Здороваться и разговаривать.

А я подумал, что если бы снимал кино, то сейчас эту пару явно нужно было бы показать вращающейся камерой со смазанным окружающим миром.

Хех.

С некоторым даже усилием я отвел взгляд от Ивана и Ани, извлек Сэнсея из компании молодых журналистов, невзирая на их протесты и увел в сторонку.

— Настрой боевой, я надеюсь? — усмехнулся я. — Есть специфические пожелания перед концертом?

— Хех, ты знаешь… — Сэнсей остановился, глядя в сторону Ани и Ивана. — У меня такое ощущение, что…

Он замолчал, потер лоб и тряхнул головой.

— Ладно, это все фигня, — сказал он, с трудом переводя взгляд на меня. — Твой Новокиневск всегда меня удивляет. Вроде бы, я на гастролях много где бывал, и только здесь случается что-то такое…

— Что-то произошло вчера? — спросил я.

— Да не то, чтобы, — замялся Сэнсей. — Не поверишь, я впервые всерьез задумался о том, чтобы перебраться из столицы. И вот сейчас смотрю на это все, и тоже…

— Между прочим, неплохая идея, — поддержал я.

Про себя подумал, что на самом деле, Сэнсею такое положение вещей может очень быстро наскучить. Потому что одно дело — приезжать, как король на именины, а совсем другое — стать привычной деталью пейзажа. Как я уже говорил насчет пророков и отечества…

— Ладно, это разговор не для сегодняшнего дня, — Сэнсей хлопнул меня по плечу. — Все по плану, никаких изменений не произошло?

В чем-то сбор сегодняшней публики был похож на вечеринку в честь дня рождения Француза. Отчасти, конечно. Все-таки, цех НЗМА, чем ты его ни декорируй, при всем желании не станет похож на зал ресторана. Но эти вот столики, звон бутылок и стаканов, и общий настрой… В этот раз среди публики вообще не было патлатых неформалов. Народ был сплошь респектабельный и взрослый. Семейные пары и небольшие группы. Никакой драной джинсы — сплошь пиджаки и почти вечерние платья. Теледива в синем самоуверенно приставала со своими вопросами почти к каждому. И выглядела чрезвычайно собой довольной. А вот Катя с ТВ «Кинева» на ее фоне смотрелась «бедной родственницей». Было заметно, что подготовилась она сильно хуже. И еще Катю смущало положение Ирины. Ирина перемещалась по залу, как и Василий. Общалась вполне на равных с респектабельными «тузами», они смеялись над ее шутками, подливали ей шампанское. Она здесь уже большую часть народа неплохо знала. Для кого-то уже снимала рекламные ролики, с кем-то сотрудничала по другим вопросам. И принимали ее как свою. Интересно, что ТВ «Кинева» было старше «Генератора», но Катя не сумела встать в ряды зарождающегося олигархического бомонда Новокиневска, а вот Иришке это удалось в рекордно короткие сроки.

Прямо умничка.

— Эх, вы такие все классные, я бы с вами таки и разговаривал до самого завтрашнего утра, — раздался в колонках голос Сэнсея. — Но давайт уже начнем.

Публика озадаченно закрутила головами, потому что на сцене-помосте никого не было. Слышно было только голос.

— Я наверху! — сказал Сэнсей и засмеялся. — По плану меня сейчас должен подсветить прожектор… О, а вот и он как раз. Вот теперь видите меня?

Народ засмеялся. Раздался скрежет металлических ножек стульев по бетонному полу. Хохотки, редкие аплодисменты. Из всего освещения в «обитаемой» части цеха остались только свечи на столиках. Журналисты с гомоном принялись рассаживаться на своей импровизированной трибуне.

Класс. Не знаю даже, как это будет выглядеть на камерах, но чисто атмосферно у нас вышло нечто удивительное. Что-то такое схожее с вечеринками во время сухого закона в США. Точнее, как в фильмах про эти времена. В реальности-то я не знаю, как там все было.

— Я немного смущаюсь, — доверительно сказал Сэнсей. — Я привык, что на мои концерты ходит немного другая публика. И сейчас я с одной стороны очень рад узнать, что моя музыка интересна и старшему поколению тоже. Но и немного переживаю, что как-то неудобно теперь вести себя, как я привык. Вдруг так не принято?

Аплодисменты раздались более уверенно.

Я смотрел на людей из темноты, приглядываясь к лицам и «срисовывая» их реакции. Со смешком подумал, что этому «старшему поколению» всего-то лет по сорок. И если бы дело происходило где-то в двадцать первом веке, то за фразу «старшее поколение» Сэнсея могли бы заклевать фразами про «первые сорок лет детства в жизни мужчины — самые трудные» и «страшно, что теперь взрослые — это мы». Здесь же в девяносто втором народ не моргнул глазом. Типа, ну да, старшее, все правильно сказал.

— Не переживайте, вам не придется все время сидеть, задрав головы, — сказал Сэнсей. — Я скоро спущусь отсюда вниз. Одну песню только спою, потому что она ну очень уж подходит… Давай, Бельфегор, начинаем…

Сэнсей запел, перебирая гитарные струны. Но я смотрел не в его сторону, а на зрителей. Некоторые из них реально знали творчество группы «Папоротник». Их было очень просто определить — они шевелили губами, подпевая. Но таких была едва ли четверть от всех гостей. Или даже меньше. Реакция остальных была… гм… разной. На лицах не было презрения или, там, отвращения. Все-таки, Сэнсей довольно обаятельный исполнитель.

Полноватая осветленная блондинка лет сорока изо всех сил делает великосветское лицо, косит глазами на соседей по столику. Потом настойчиво что-то шепчет на ухо своему спутнику.

Субтильному дядьке в черном костюме и галстуке. Который изо всех сил пытается казаться больше и важнее. И старательно кивает в такт мелодии, сквозь зубы что-то отвечая жене. И тоже косит взглядом. На другого дядьку.

Толстому и вспотевшему, в расстегнутой до пупа рубашке. И вид у него такой расхристанный, будто вечеринка началась позавчера. И вот он как раз шевелит губами, и на его лице — совершенно неподдельная радость.

Он склоняется к соседу по столику. Другому дядьке, одетому менее формально, в джинсы и джемпер. Что-то говорит, размахивая рукой.

Тот кивает, усмехается и оглядывается по сторонам.

Чертовски интересно, как это все происходит!

Народу немного, поэтому несложно выделить «точки притяжения». Тех людей, которые «генерируют» мнение. Они не стесняются и ни на кого не оглядываются. Остальные же, прежде чем натянуть на лицо какую-нибудь эмоциональных масок, сидят неподвижно и старательно изучают реакцию окружающих.

«О, вот тот важный хрен восторженно подпевает, значит нужно срочно кивать головой в такт и всем собой показывать, что мне тоже все нравится!»

К концу песни вирус «я горячий поклонник Семена Вазохина» заполнил весь наш зрительный зал. Среди лидеров мнений не оказалось никого, кто бы презрительно скривился и сказал: «Что за фигню ты нам подсунул, Вася? Ты что, не мог привезти Анжелику Варум?»