Штык ярости. Том 4. Пожар Парижа - Тыналин Алим - Страница 4

– Ладно, ладно, – примирительно сказал я. – Благодарю, ты мне здорово помог. Так чего ты сюда приперся? Искал меня?

Бабаха не умел долго дуться и ответил, забыв про обиды:

– Конечно же, искал. С тобой главнокомандующий хочет поговорить.

Ну конечно же, кому я еще нужен, кроме Суворова. Интересно, чего он хочет от меня? В последнее время, огорченный тем, что императоры оттеснили его от управления союзными силами, Александр Васильевич часто хворал. Его заболевания, кстати, и явились основной причины задержки нашего марша на Париж.

Бабаха уже давно упрашивал меня вылечить Суворова, чтобы мы поскорее отправились дальше. Но я виновато разводил руками, что же я могу поделать? Все-таки Суворов уже разменял восьмой десяток, в эту эпоху он и так считался долгожителем. Болезни были вполне естественным процессом в таком возрасте, удивительно как раз то, что он сумел дотянуть до таких преклонных лет.

Собрав свое оружие и трофеи, мы нагрузили ими новоприобретенных лошадей и поскорее отправились обратно к лагерю. Не хватало еще опять нарваться на превосходящие силы грабителей или тех же шуанов.

Несмотря на то, что осень еще стояла теплая, по вечерам дул холодный ветер. Я закутался в меховую попону и нахохлился, как сыч.

– А это правда, что дворец французского короля больше нашего? – спрашивал восторженно Бабаха.

Ох, как же он достал этими расспросами про Париж. А ведь в столице Франции еще даже не построили Эйфелеву башню и не возвели Триумфальную арку. Что сказал бы мой товарищ, если бы увидел эти архитектурные шедевры? Вообще, наверное, потерял бы дар речи от изумления?

– Не знаю, но не уверен, что намного больше, – ответил я. – Вот приедем, сравнишь. Ты же уже бывал в нашем.

Бабаха кивнул и погрузился в очаровательные грезы. Так даже лучше, не будет мне мешать во время поездки.

Вскоре мы вернулись в лагерь. По дороге несколько раз попадались наши патрули, они внимательно рассматривали наши документы, а при виде трофеев уважительно качали головами. Я отправил Бабаху в свою палатку с добычей, а сам отправился к Суворову.

Генералиссимус лежал в узкой походной кровати. Сейчас он был один, адъютанты разбежались по делам. С недавних пор Александр Васильевич перестал спать на сене, потому что часто мучился болями в спине. В последнее время он сильно похудел, а черты лица резко обострились. Тем не менее, несмотря на болезни, держался главнокомандующий довольно бодро.

– Витенька, голубчик, ты все также гоняешь волков по окрестностям? – спросил он. – Скольких сегодня подстрелил?

– Сначала троих шакалов, а потом еще столько же волков, – ответил я. – А еще одного волка заколол Бабаха. Если бы не он, кто знает, чем бы все закончилось.

– Ох, молодость, – пробормотал Суворов, а затем приподнялся на постели и сказал: – Сегодня ночью мы выдвигаемся дальше на северо-запад. Надо соединиться с основными силами союзников. Хватит, так мы никогда не доберемся до цели и провалим всю кампанию. Время играет на врага. Скоро зима, если мы не победим, придется отступать.

Я кивнул и спросил:

– А как же…

Суворов резко перебил меня, сморщившись от боли в теле:

– Плевать, что скажут их величества. Мальчишки-императоры все никак не наиграются в солдатиков. Они еле движутся, делая всего по нескольку верст в день. До меня дошли слухи, что их ставка полна увеселений: красивые дамы, танцы, ужины, балы и всяческие другие мерзости, на войне неприемлемые. Между тем, Наполеон уже в нескольких переходах от них. Против меня он выслал двадцать пять тысяч французов во главе с маршалом Даву, с приказом остановить мое продвижение.

– Откуда у вас такие сведения? – спросил я, пораженный его информированностью. – Или вы получили письмо из ставки?

Суворов кивнул.

– Кутузов прислал мне сообщения оттуда. Все-таки, мы недаром оставили его там во главе Волынской армии. Кроме того, я получил еще такое послание.

И главнокомандующий указал мне на лист бумаги, лежащий на небольшом переносном столике. Я взял его и вчитался в содержимое. В письме неизвестный доброжелатель сообщал сведения, только что рассказанные мне Суворовым и просил поторопиться.

– А если это ловушка? – спросил я. – Что это за анонимный посланник? Конечно же, вам уготовили засаду. Французы будут ждать вас на пути к союзным армиям.

Суворов покачал головой.

– Нет, это правда. Я получил такие же сведения от гонцов из ставки. Что же касается этого секретного письма, то я склонен думать, что это дело рук наших «доброжелателей» из Петербурга. Они хотят поссорить меня с царем. Пока я жив и на его стороне, его величество в безопасности. Его никто не тронет, потому что армия сделает то, что прикажу я.

Он показал на письмо и добавил:

– Все эти интриги чертовски меня раздражают. На войне им тоже не место, они ведут к поражению. Возле царя плетут паутину, чтобы он в ней увязнул. Помнишь, ты рассказывал мне про аристократа со звучным голосом, которого ты упустил в арсенале? Это наверняка человек великого князя Константина. Я получил надежные сведения, что князь тоже состоит в организации «Сплотившиеся братья».

– А если так случится, что Бонапарт будет ждать вас на пути к союзной армии? – упрямо спросил я. – Ведь тогда мы проиграем. А ваше поражение почти наверняка повлечет за собой и поражение основных сил.

– Мы успеем прорваться, – ответил Суворов, пожав плечами и снова скривившись от боли. – Должны успеть. Посему выдвигаемся сегодня ночью.

– А, может, пойдем прямо на Париж? – спросил внезапно я, осененный новой идеей. – Захватим его и Наполеон вынужден будет капитулировать. Такое уже было в нашей истории, только гораздо позже, в 1814 году.

Главнокомандующий снова покачал головой.

– Я уже думал об этом. Заманчивое предложение, очень заманчивое. Но у нас слишком мало сил, чтобы удержать город. Наполеон не капитулирует, а вернется и выбьет нас оттуда. Потом продолжит войну. Единственное, что мы выиграем, так это немного пощекочем ему нервы и отвлечем внимание. Основные силы подойдут ближе к Парижу, но на этом все и закончится.

Я вздохнул, мысленно извиняясь перед Бабахой. Прости, друг, я сделал все, что мог, чтобы ты поскорее попал в Париж. Значит, не судьба, в другой раз. Между тем, Суворов продолжил:

– Я уже говорил несколько раз, что считаю ошибочным наше вторжение во Францию. Было время, когда я только и мечтал об этом. Да, все верно, захват Парижа завершил бы войну, но зато при этом вся французская нация поднялась против нас. Если что и было неудачным решением, так это вступление союзных войск на территорию врага. Лучше было оставить Наполеона в покое и заключить с ним мир.

– Но вы же знаете, что он не способен сидеть на месте. Рано или поздно он все равно развязал бы новую войну, – опять возразил я. – Лучше уж разрубить этот узел раз и навсегда. Да и потом, до сих пор Наполеон так и не предложил никаких условий для перемирия.

– Ты не понимаешь, Витя, – ответил Суворов и устало лег обратно на подушки. – Вступив во Францию, мы воюем не с Наполеоном. Мы воюем с французским народом. А народ, Витенька, никогда не победить.

Он прикрыл глаза и, казалось, задремал. Я подошел к нему поближе и внимательно рассмотрел. Кажется, теперь он побледнел еще больше. На висках бились синие жилки.

Рассмотрев Суворова, я положил тихонько анонимное послание на столик и, перед тем, как выйти из палатки, заметил, что полог ее сбоку немного отодвинут. Стоило мне сделать несколько шагов, как полог снова вернулся в исходное положение. Это не ветер, кто-то стоял у палатки и подслушивал наш разговор.

Глава 3. Французское гостеприимство

Я бросился вон из палатки, но не обнаружил никаких соглядатаев поблизости.

Неподалеку со смехом разговаривали адъютанты. Кто же это мог околачиваться возле палатки главнокомандующего? Может, пойти у них порасспрашивать?

– Господа, – сказал я, подойдя к порученцам. – Позвольте спросить, не пробегал ли тут кто сейчас? Возле палатки Александра Васильевича кто-то отирался и подслушивал наш разговор.