Гиви и Шендерович - Галина Мария Семеновна - Страница 36

Разбойники дружно упали на колени, упершись лбами в песок и прикрыв головы руками и завыли так жалобно, что на миг даже заглушили вопли, издаваемые неведомо кем в прохладным глубинах развалин.

— Соберите свое мужество, о, ничтожные, — воскликнул Предводитель, который, надо отдать ему должное, был смелым человеком, — ибо оно понадобится и вам и мне. Это всего лишь ветер воет меж камней — ничего больше!

— Это не ветер, — прошептал первый разбойник, смуглое лицо которого побледнело — это Те, Кто в Колодце! Они поднимаются!

— О нет, — шепотом же возразил второй, — это дэвы…

— Это что еще за штуки? — спросил Шендерович с опасливым интересом, пихая Гиви локтем в бок. — Оно что, так и задумано?

— По-моему, нет, — шепотом отозвался Гиви.

— А! — оживился Шендерович, — непредвиденный фактор!

Он огляделся по сторонам, явно намечая путь к бегству.

— Эх, — бормотал он себе под нос, — если б не птички…

Птицы удобно расположились на скалах. От них веяло тем благожелательным спокойствием, с каким добродушный палач ожидает, пока его подопечный не сделает последнюю затяжку. Гиви показалось, что их прибавилось.

— Вставайте, Львы Пустыни, — Предводитель явно решил воззвать к доблести спутников, — вспомни ты, Хасан, как твой отец, да обласкают его в райских садах тысячи девственниц, с одного удара зарубил гуль, которая в облике прекрасной женщины заманивала странников в свой шатер, обещая им еду и питье и иные услады, а потом пожирала их, да так, что даже косточек от иных не оставалось! Вспомни и ты, о, Ахмад, как дед твоего деда, да омоет его в райских кущах источник блаженства, поразил своим мечом гуль, которая, напротив, принимала облик женщины чудовищной, с грудями, закинутыми на плечи и клыками, торчащими из пасти, каковая заманивала путников…

— У-уу-оо!

Тоскующий зов отразился от скал, и на сей раз Гиви показалось, что прозвучал он где-то поблизости. Меж камнями мелькнула серая тень и скрылась в развалинах.

— Гу-уль! — эхом отозвались разбойники, на сей раз придя к полному согласию, и вновь уперлись лбами в землю.

— Ну, друг Гиви, — в голосе Шендеровича звучал искренний академический интерес, — а ты что скажешь?

— Гулей не бывает, — констатировал Гиви, пытаясь сохранить остатки рассудка, и на всякий случай прижимаясь беззащитной спиной к уцелевшей каменной кладке — это, наверное…

— Гиена? — с готовностью подсказал Шендерович.

— Нет… это…

— Шакал?

— Нет…

— У-оо-аа-АХ!

Верблюды забили копытами, а белая верблюдица Предводителя истошно заревела, оправдывая свое прозвище.

Предводитель, было, втянул голову в плечи, но тут же выпрямился и вздернул подбородок. Гиви даже почувствовал к нему определенное уважение.

— Глядите, трусливые порождения земляных червей, — сказал он, обращаясь к двум согнутым спинам, — как должно вести себя мужчине и воину.

Он выдернул саблю из изукрашенных сафьяновых ножен и крадущейся кошачьей походкой двинулся вдоль стены, углубляясь в развалины, а потом и вовсе скрылся за поворотом. Его спутники как по команде подняли головы, проводили его безнадежным взглядом, а потом снова уперли развившиеся чалмы в грунт.

— Линяем? — интимно проговорил Шендерович, оборачиваясь к Гиви.

— А птицы? — усомнился Гиви, озирая черную сыпь, усеявшую развалины.

— Да и хрен с ними? — предположил Шендерович.

Осторожно, боком они стали продвигаться к проему меж двумя полуобрушившимися каменными кладками. Ахмад и Хасан даже не обернулись в их сторону, продолжая удерживать свою смиренную позицию. Тем более, что зловещий вой прозвучал снова, на этот раз в некотором отдалении, дошел до нестерпимо высокой ноты, а затем резко оборвался.

Раздался глухой удар, с каким падает на песок тяжелое тело.

Ахмад и Хасан вновь подняли головы.

— Эй, куда это вы? — завопил Хасан, заметив эволюции пленников.

— Да так, — ответил Гиви, рассеянно отряхивая песок со штанины, — прогуляться пошли…

— Я тебе прогуляюсь, выкормыш землеройки! — свирепо воскликнул Хасан, восстанавливая позорно утраченное лицо и одновременно обнажая кинжал. — Ахмад, держи их!

— Опомнись, о, доблестный муж, — польстил Гиви, — или рискнули бы мы удалиться хоть на шаг в столь опасном месте, где на каждом шагу рыщут гули?

Хасан, которого вернули, если так можно выразиться, к реальности, слегка попятился, одновременно нервно озираясь по сторонам.

— С гулью, — раздалось у него за спиной, — покончено.

Ахмад и Хасан слегка подпрыгнули и одновременно обернулись.

Предводитель небрежно очищал саблю обрывком чалмы, вывалянном в песке.

— Не что иное, как трусость, проявленная вами, о, переделанные женщины, — сказал он голосом, исполненным печального достоинства, укоризненно покачивая головой, — позволила мне проявить доблесть. Ибо вот эта сабля разрубила гуль пополам, от макушки, до причинного места, если оно у нее имелось.

Ахмад и Хасан издали короткий дружный вой, на сей раз выражающий восторг.

— Что он говорит? — прошипел Шендерович, пихая Гиви локтем в бок, на котором вследствие подобных манипуляций уже образовался изрядный синяк.

— Что убил гуль, — вздохнул Гиви.

— Это и вправду была гуль? — шепотом спросил Шендерович.

— Понятия не имею.

— Так спроси! Чего стал столбом?

— Не гневайся, о, Источник Терпения, — робко проговорил Гиви, — но хотел бы я посмотреть на эту тварь, а также показать ее моему спутнику, ибо в наших краях такого не водится.

— Ежели у вас нет гулей, то кто же у вас есть? — удивился Предводитель.

— Ну… волки, потом медведи… потом эти… алканосты… Йети! Во! Дикие люди в горах водятся, огромные и шерстью поросшие.

— Не иначе как тоже гули, — кивнул Предводитель. Однако не могу я исполнить твое желание, сын любопытной матери, ибо в обычае гули испаряться серым дымом, ежли вскроешь им нутро.

— А-а, — понимающе протянул Гиви, и, обернувшись к Шендеровичу, пояснил, — Миша, ничего не выйдет. Тело покойницы испарилось серым дымом.

— Ох, крутит он что-то, — покачал головой Шендерович, — ох, крутит.

— Шевелитесь же, о, мои верные соратники, — обернулся Предводитель к своим людям, — и оставьте страхи, ибо зло уничтожено вот этой рукой. Настоятельно необходимо ныне собрать все что горит, и сотворить жаркое пламя, ибо близится ночь, а создания пустыни, обитающие во мраке, боятся огня.

— Ты посылаешь нас искать кизяк в развалины, о, отважный? — робко спросил Хасан, — но кто поручится, что сия гуль была единственной?

— Я, — холодно ответил Предводитель, поигрывая саблей.

— Разве не следует нам двигаться дальше, о, первый средь первых? Не стоит гневить того, кто может разгневаться!

— Должно быть, ты лучше меня ведаешь, что потребно предпринять, так, Хасан? — совсем уж ледяным голосом спросил Предводитель, — отвечу тебе, что ежли найдешь ты способ поднять этих птиц в воздух и отправить их в горы Кафа, а то и велеть им утопиться в Бахр Лут — море Лота, то охотно последуем мы за тобой.

— Я… прости, опора тысячи опор.

— Прощаю неразумного, — кивнул Предводитель, пряча саблю в ножны, — однако добавлю, что ежли бы ты отдавал приказы, а я подчинялся, был бы ты Предводителем, а я — Хасаном. Шевелитесь же, курдючные бараны, пока не облегчил я вас на вес ваших курдюков!

— А мы, о, пример доблести? — с надеждой вопросил Гиви, — разве не должно и нам добавить свой кизяк к общему костру? Ибо, хотя и не разили врага в честном бою, ничем мы не уступим в отваге твоим доблестным спутникам!

Он осторожно оглянулся. Птицы Анка явно устраивались на ночлег. Они прекратили перепархивать с места на место и сидели неподвижно, спрятав головы под крыло. Может, подумал он, ночью они вообще отказываются летать?

— Что ты ему сказал? — вновь заволновался Шендерович.

— Смыться хочу, — сквозь зубы пояснил Гиви. — Подрядился кизяк собирать.

— А!

— Оставайтесь на месте, о, трудолюбивые, — сухо сказал Предводитель, — без вас управимся.