Ответный удар (СИ) - Тыналин Алим - Страница 26

— М-да, — Бауман снял пенсне, устало потер переносицу. — Развалили завод вчистую. А ведь Серго предупреждал их еще в прошлом месяце.

— Помню, — я улыбнулся, вспомнив тот разговор в кабинете Орджоникидзе. — «Не умеете работать по-новому — научим, не хотите — заставим». Его слова?

— Его, — Бауман тоже усмехнулся. — Кстати, он вчера спрашивал о тебе. Интересовался, как продвигается внедрение системы Гастева.

Я поднял глаза:

— А товарищ Сталин?

— Молчит, — Бауман раскурил новую папиросу. — Но ты же знаешь его метод?

Еще бы не знать. Тогда, после успешных испытаний, Сталин лично распорядился расширить производство. Но сейчас ситуация сложнее — за «Сталь-трестом» стоит Рыков и вся правая оппозиция.

— Что думаешь делать? — Бауман прервал мои размышления.

— Завтра комиссия в ВСНХ. Орджоникидзе будет?

— Будет. И Куйбышев тоже. — Карл Янович подался вперед. — Слушай, а ведь это шанс. Серго давно ищет повод перетряхнуть всю промышленность. Если ты предложишь не просто перехват заказа, а новую систему организации производства, может случиться много больших событий. Полетят головы.

— Думаешь, время пришло? — я задумчиво постучал карандашом по столу. — Все-таки Рыков в Политбюро, его просто так не обойдешь.

— А ты помнишь, что Сталин сказал на недавнем совещании по индустриализации? «Революционер в технике может быть ценнее революционера в политике».

Я кивнул. Тогда, после доклада о новых методах организации труда, Сталин долго расспрашивал о деталях. Особенно его заинтересовала идея соединения системы Гастева с коллективной организацией производства.

— Хорошо, — я поднялся. — Завтра сыграем ва-банк. Тем более что козыри на руках хорошие.

Бауман тоже встал:

— Только учти — Рыков будет биться до конца. У них там целая программа по сохранению частного капитала в промышленности.

— Ничего, — я улыбнулся. — Надо просто показать реальные результаты. А там пусть хоть теорию относительности к делу притягивают.

Уже в дверях Бауман окликнул меня:

— Да, и еще. Серго просил передать, что он поддержит твой план. Но взамен требует полную модернизацию всех заводов объединения. По последнему слову техники.

— Передайте, что мы сделаем. У меня и так готов проект автоматизации производства. С центральной диспетчерской и системой Бонч-Бруевича.

На улице уже стемнело. В свете фонарей поблескивала мокрая брусчатка.

Степан уже ждал с заведенным «Фордом». Пора возвращаться на завод, готовить документы для завтрашнего боя.

* * *

Когда за Красновым закрылась дверь, Бауман еще некоторое время стоял у окна, глядя, как черный «Форд» растворяется в сумерках. Затем решительно подошел к телефону:

— Соедините с товарищем Орджоникидзе. Да, я понимаю, что поздно. Скажите, что это Бауман. По срочному вопросу.

Через несколько минут в трубке раздался характерный грузинский акцент:

— Слушаю, Карл. Что у тебя?

— Серго, Краснов только что от меня ушел.

— И как он? — в голосе Орджоникидзе послышалось неподдельное беспокойство.

— Держится. — Бауман помедлил. — Хотя досталось ему крепко. Знаешь, он ведь даже фамильные драгоценности заложил, чтобы рабочим зарплату выплатить.

— Знаю, — Орджоникидзе тяжело вздохнул. — Мне докладывали — особняк продал, в коммуналку переехал. «Бьюик» тоже пришлось сбыть. А ведь это все из-за той истории с авансом.

— Которую «Сталь-трест» так вовремя подстроил, — желчно заметил Бауман. — С подачи товарища Сталина, между прочим.

— Коба должен был проверить его на прочность, — в трубке послышалось шуршание папиросной бумаги. — Сам понимаешь, слишком большие планы на него.

— А то, что человек все нажитое потерял — это ничего?

— Зато теперь мы точно знаем — он не за деньги работает, — Орджоникидзе помолчал. — Другой бы уже давно сдался. А этот… новые цеха запустил, технологию улучшил. Даже в коммуналке продолжал чертежи по ночам рисовать.

Бауман прошелся по кабинету с трубкой в руке:

— Серго, а сейчас что делать будем? Военная приемка «Сталь-трест» закрыла, заказ висит.

— Вот пусть завтра на комиссии и выступит, — в голосе Орджоникидзе появились жесткие нотки. — Только учти — я открыто поддержать пока не смогу. Рыков на дыбы встанет, начнет про правый уклон кричать.

— А товарищ Сталин?

— А Сталин будет молчать и смотреть. Как всегда. — Орджоникидзе хмыкнул. — Хотя… Знаешь, что он мне вчера сказал? Что Краснов этот интересный человек. Даже в коммуналке продолжает промышленность развивать. Такие нам нужны.

— Значит, все-таки есть шанс?

— Шанс есть всегда, Карл. Главное — правильно им воспользоваться. — В трубке что-то зашуршало. — Ладно, завтра увидимся на комиссии. И скажи своим, чтобы документы подготовили как следует. Тут уж или пан, или пропал.

Когда разговор закончился, Бауман еще долго сидел в темнеющем кабинете. За окном зажигались фонари на Красной Пресне, откуда-то доносились гудки паровозов с Белорусского вокзала.

* * *

В заводской лаборатории под антикварным складом было непривычно многолюдно для позднего часа. Желтый свет ламп в защитных плафонах отражался от развешанных по стенам чертежей. На длинном столе, заваленном техническими журналами и образцами, мы с Величковским раскладывали документы для завтрашней комиссии.

— Так, давайте еще раз проверим результаты испытаний, — я перебирал графики. — Где данные по пробиваемости новой брони?

Сорокин протянул папку с протоколами:

— Вот, полигонные испытания. Прямое попадание бронебойного снаряда калибра сорок пять миллиметров. Даже трещин нет.

— А технологическая карта?

— Здесь, — Величковский положил передо мной схему. — Полный цикл производства, включая автоматическое управление мартеновскими печами. С учетом системы Бонч-Бруевича для контроля температуры.

Я внимательно просмотрел документы. Все было безупречно — от химического состава стали до схемы организации производства.

— Теперь экономика, — я повернулся к Котову. — Где расчеты себестоимости?

Старый бухгалтер, поблескивая стеклами пенсне, раскрыл неизменный гроссбух:

— При внедрении автоматики снижение затрат на тридцать процентов. Плюс экономия на топливе за счет новой системы загрузки печей. В итоге мы на пятнадцать процентов ниже сметы «Сталь-треста».

— Отлично, — я собрал документы в папку. — Протасов, что с производственными мощностями?

Начальник производственного отдела развернул схему цехов:

— Можем начать хоть завтра. Первая очередь мартеновского уже переоборудована под новую технологию. Прокатный стан после модернизации. Термический полностью автоматизирован.

За стеной глухо прогрохотал поздний товарняк. В лаборатории звякнули колбы на стеллаже.

— А самое главное, — Величковский поднял указательный палец, — у нас есть нечто, чего нет ни у кого. Новая технология закалки с автоматическим контролем температуры. Такого даже немцы еще не делают.

Я посмотрел на часы — почти полночь. До заседания комиссии оставалось меньше десяти часов.

— Хорошо, товарищи. Теперь надо только правильно подать материал. Сначала технические преимущества, потом экономика, и в конце сроки выполнения заказа.

— А Рыков? — тихо спросил Котов. — Он же их поддерживает.

— А мы не с Рыковым воевать будем, — я улыбнулся. — Мы просто покажем, как можно делать лучше, быстрее и дешевле. Против цифр и фактов даже члены Политбюро бессильны.

Сорокин, склонившийся над чертежами, вдруг выпрямился:

— Леонид Иванович, а ведь это не просто заказ. Это…

— Это новая система организации промышленности, — закончил я за него. — Автоматика вместо ручного труда. Научный подход вместо кустарщины. Точный расчет вместо «авось».

В лаборатории повисла тишина. Каждый понимал — завтра решается судьба не только нашего завода, но, возможно, и всей советской индустрии.