Ответный удар (СИ) - Тыналин Алим - Страница 17

— Готова? — спросил я, берясь за рычаги управления.

— Да! — в ее голосе звенело такое неприкрытое счастье, что все мои сомнения на миг отступили.

Двигатель заревел, винт закрутился, размазываясь в сверкающий диск. «Авро» начал разбег по траве Ходынского поля.

«Прости меня», — мысленно повторил я, когда земля ушла вниз и Москва раскинулась под нами причудливым узором улиц и площадей.

А впереди было только небо. И ее счастливый смех, доносившийся сквозь рев мотора.

Москва проваливалась вниз, превращаясь в игрушечный макет. Анна восторженно вскрикнула, когда «Авро» сделал первый вираж, и я почувствовал, как она инстинктивно вжалась в меня.

— Потрясающе! — кричала она, перекрывая рев мотора. — А можно еще выше?

— Можно все! — я повел машину вверх, к редким весенним облакам.

Она была создана для неба, это чувствовалось в каждом ее движении, в каждом возгласе. Когда я передал ей управление, она справилась почти без подсказок.

— Смотри, вон Кремль! — Анна слегка повернула голову. — А там Москва-река! Господи, как же красиво!

— Хочешь научиться сама водить самолет? — я наклонился к ее уху, чувствуя знакомый аромат жасмина от ее волос.

— Еще спрашиваешь! — она рассмеялась, и в этом смехе было столько счастья, что все мои коварные замыслы на миг отступили куда-то далеко — Это же мечта всей моей жизни!

Мы летали почти час. Я показал ей основные приемы пилотирования, дал почувствовать машину. Она схватывала на лету, словно всю жизнь только этим и занималась.

— А теперь держись! — предупредил я, закладывая крутой вираж.

Анна взвизгнула от восторга, когда горизонт встал вертикально. Ее рука непроизвольно легла на мою, сжимающую ручку управления.

Внизу проплывала весенняя Москва — пестрая мозаика крыш, церковных куполов, заводских труб. Сейчас, в небе, все мои земные дела казались такими далекими и неважными.

— Знаешь, — Анна откинулась на меня, когда мы выровняли самолет, — я никогда не была так счастлива. Даже не верится, что это происходит на самом деле.

Я молча поцеловал ее в шею над воротником кожаной куртки. Она была такой живой, такой настоящей в этот момент.

Заход на посадку мы сделали вместе. Мои руки поверх ее рук на рычагах управления. «Авро» мягко коснулся земли, подпрыгнул и покатился по траве Ходынского поля.

— Ну как? — спросил я, помогая ей выбраться из кабины.

Вместо ответа она повисла у меня на шее. Глаза сияли, щеки раскраснелись, растрепанные волосы выбились из-под шлема.

— Это было… это было… — она не находила слов. — Спасибо тебе! Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал!

— Полетим еще? — спросил я, глядя в ее сияющие глаза.

— Хоть каждый день! — она рассмеялась. — Знаешь, я, кажется, окончательно влюбилась. И не только в небо…

Я притянул ее к себе, чувствуя, как колотится ее сердце. Где-то в глубине души шевельнулось знакомое чувство вины, но я заглушил его поцелуем.

После посадки мы еще долго бродили по Ходынскому полю. Анна не могла успокоиться. Щебетала без умолку, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать меня. Ее глаза сияли, а голос звенел от переполнявших эмоций.

— Поехали ко мне? — вдруг предложила она, прижавшись всем телом. — У меня есть бутылка французского шампанского. Давно берегла для особого случая.

В ее взгляде читалось такое откровенное желание, что у меня перехватило дыхание. Я молча кивнул и помог ей сесть в «Паккард», специально арендованный для этого случая.

Всю дорогу она не отпускала мою руку, то и дело вспоминая детали полета. Квартира Анны встретила нас уютным полумраком и запахом жасмина. Она включила только маленькую лампу под зеленым абажуром, достала пыльную бутылку «Вдовы Клико».

— Сейчас… — прошептала она, но я не дал ей договорить.

Поцелуй вышел жадным, требовательным. Анна ответила с неожиданной страстью, видимо, полет раскрепостил ее окончательно. Ее руки лихорадочно расстегивали пуговицы моей рубашки.

— Подожди… — выдохнула она. — Надо хоть шампанское открыть…

— К черту шампанское, — я подхватил ее на руки.

Она рассмеялась, обвив мою шею руками:

— Знаешь, после неба… все чувствуется особенно остро. Словно я заново родилась.

Мы не дошли до спальни, опустились прямо на диван в гостиной. Анна дрожала под моими руками, тихонько постанывая. От ее прикосновений кружилась голова.

Потом, уже в спальне, мы все-таки открыли шампанское. Пузырьки щекотали нос, а Анна, завернувшись в простыню, рассказывала о своих впечатлениях.

Пламя свечей отбрасывало причудливые тени на стены спальни. Анна лежала, положив голову мне на грудь, ее растрепанные волосы щекотали кожу. От нее пахло небом, весной и немного шампанским.

— О чем думаешь? — спросил я, рассеянно перебирая пряди ее волос.

— О полете, — она мечтательно улыбнулась. — Знаешь, когда мы были там, в небе… Я вдруг поняла, какой мелкой и ненужной кажется вся эта возня в конторе.

— Какая возня? — я старался, чтобы вопрос прозвучал как можно более небрежно.

Анна приподнялась на локте. В мерцающем свете свечей ее лицо казалось совсем юным.

— Да эти бесконечные интриги… — она поморщилась. — Представляешь, Казаков совсем с ума сошел. Вчера орал на Беспалова при всех, требовал немедленно начать устроить проверки на заводах Краснова.

Я замер, но продолжал рассеянно поглаживать ее плечо:

— А Беспалов что?

— А Беспалов, — она фыркнула, — заявил, что рано. Что нужно дождаться результатов испытаний. Они чуть не подрались! — Анна тихонько рассмеялась. — Два солидных человека, а устроили базар как на Сухаревке.

— И что не поделили? — я притянул ее ближе.

— Да кто их разберет… — она потянулась за папиросой. — Казаков кричал что-то про какие-то векселя, про то, что время уходит. А Беспалов ему в ответ, что если спугнуть дичь раньше времени — весь план насмарку.

Я чувствовал, как гулко стучит сердце. Вот оно. Но нельзя торопиться.

— Забавно, — я потянулся за бутылкой шампанского. — Выпьем за небо?

— За небо! — она сделала глоток прямо из горлышка. — Знаешь, а ведь Пирогов, наш технический директор, тоже против этой авантюры. Говорит, что Краснов единственный человек, кто действительно двигает отрасль вперед.

— Вот как? — я приподнял бровь.

— Ага! — она прижалась ко мне. — Вчера он долго говорил с нами, с инженерами, показывал какие-то расчеты… Технология Краснова действительно лучше нашей. А эти двое, Казаков и Беспалов, хотят просто уничтожить конкурента. Причем Казаков торопится, потому что ему срочно нужны деньги — он проигрался в карты какому-то немцу.

Я молча слушал, запоминая каждое слово. Картина постепенно складывалась.

— А документы? — спросил как бы между прочим. — Там же наверняка куча бумаг по этому делу?

— Ой, не говори! — она махнула рукой. — Три сейфа! Представляешь, у них даже специальная папка есть, называется «Операция К». Вся документация по заводам Краснова, планы проверок, компромат… Беспалов держит ее в личном сейфе.

Я поцеловал ее, чтобы скрыть промелькнувшую на лице улыбку. Вот оно. Теперь я знаю, где искать.

— Ты замерзла, — я набросил на ее плечи простыню. — Может, еще шампанского?

— Нет, — она потянулась ко мне. — Лучше поцелуй меня еще раз. И пообещай, что мы снова полетим!

— Обещаю, — прошептал я, привлекая ее к себе.

А в голове уже выстраивался план. Казаков проигрался и торопится. Беспалов медлит. Пирогов против. Документы в сейфе… Прекрасная возможность для контрудара.

Но об этом можно подумать завтра. А сейчас… сейчас были только мы двое, свечи и воспоминания о полете.

Я вернулся на завод далеко за полночь. Анна уснула, разметавшись по подушке, а я еще долго смотрел на нее, прежде чем уйти. Во сне она казалась совсем девочкой, доверчивой, беззащитной.

В кабинете было темно и холодно. Я налил себе коньяка и начал раскладывать информацию по полочкам. Итак, что мы имеем?

Казаков проигрался немцам и торопится с операцией против меня. Значит, он сейчас самое слабое звено, загнанный в угол человек способен на отчаянные поступки. И на предательство тоже.