Скиталец (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 6

Но разве не такой образ мышления позволил ему найти то, что другие скитальцы по Пыли упустили в пустоши?

Более громкий, высокий лязг привлек внимание Ронина. Он повернул голову влево. Одна из лачуг стояла на краю грязно-гравийной дорожки, и с ее карниза свисала металлическая петля с прикрепленными к ней эклектичными предметами.

Он изменил курс и направился к хижине. Это было простое устройство: петля висела на одном куске лески, а на нескольких лесках разной длины были подвешены вилки, ложки, ножи и ключи, которые располагались в нижней части кольца. Предметы ударялись друг о друга на ветру, издавая звуки разной тональности.

Зачем человеку создавать такую штуку? Находили ли они звуки, которые она издавала — привлекательными?

Еще один звук донесся до его рецепторов, на этот раз из органического горла, бессловесный, но отчетливый. Жужжание. Женщина-человек напевала в такт звону, подстраиваясь под его темп, но не под ноты, дополняя его, но не подражая.

Склонив голову набок, Ронин приблизился ко входу. Между дверью и косяком была оставлена щель, позволяющая ему видеть фигуру, движущуюся внутри.

Глава Третья

Юбка женщины обвилась вокруг ее ног, когда она повернулась с грацией, которую Ронин сомневался, что смог бы повторить. Все ее тело двигалось как единое целое, хотя отдельные его части противоречили движениям друг друга. Это было противоречие — тонкое, но сильное, дикое и в то же время сдержанное.

Несмотря на неполноту, его память сохранила удивительное количество информации о людях, включая детали их анатомии; мышцы, ткани и скелеты, которые обеспечивали их передвижение. В сочетании с его знаниями основ физики, он должен был понять, почему она могла так двигаться.

Он видел, как танцуют другие люди, в других поселениях, но никогда не видел, чтобы кто-нибудь двигался так, как она сейчас. Знание лежащих в основе физических систем и действующих невидимых природных сил никак не объясняло, как она была способна на такие непредсказуемые, завораживающие движения.

Эта женщина представляла новую тайну, новую головоломку — человеческую грацию. Её танец не отличался точностью, но это с лихвой компенсировалось грубой, мощной энергией, которую Ронин не мог точно определить. Он изучил ее лицо, когда она снова повернулась. Ее глаза были закрыты, розовые губы опущены в хмурой гримасе. Выбившиеся пряди ее влажных рыжих волос падали ей на лицо, задевая покрытые веснушками щеки. Ее нижняя губа едва заметно задрожала, что совпало с кратким перерывом в ее напеве.

Она колебалась долю секунды, прежде чем возобновить свой танец.

Ронин подошел ближе к двери, наклоняясь так, что почти касался ее. Ветер усилился, нежный звон курантов прервался резким звоном, когда несколько осколков ударились о его рюкзак.

Женщина замерла, бледно-голубые глаза уставились на Ронина.

Они смотрели друг на друга в течение шести секунд, прежде чем она, наконец, заговорила.

— Кто ты?

Положив руку на край двери, Ронин отодвинул ее в сторону и перенес ногу через порог.

Ее глаза метнулись к его пальцам, широко раскрывшись, и она отскочила назад. Неловкой рукой она потянулась за спину и подобрала стальной прут.

— Убирайся блядь!

— Ты спросила, кто я, — сказал он, останавливаясь на полпути в дверном проеме, нога в ботинке повисла в воздухе.

— Я знаю, кто ты, — она подняла оружие обеими руками, костяшки пальцев побелели. — Ты бот. Убирайся!

— Я еще не вошел.

Возможности прокручивались по спирали в его процессоре, приписывая произвольные вероятности по мере их прохождения. Бот мог догадаться, что может сделать человек, но дать окончательный ответ было невозможно. Как бы то ни было, ей удалось бы — в худшем случае — сделать только один взмах. Он уже подлежал ремонту. Еще одна вмятина ничего не изменит.

— Тебе здесь не рады, ведро с болтами.

— Ты спросила, кто я, а не что.

— Мне все равно, кто ты такой.

— Тогда зачем вообще утруждать себя расспросами?

Ее ноги были широко расставлены, она приняла оборонительную стойку. Слабая дрожь пробежала по ее рукам, когда она поправила хватку своего импровизированного оружия.

Мышцы ее челюсти сжались и расслабились.

— Потому что я думала, что ты человек.

На ее щеках расцвел румянец, и она на мгновение отвела взгляд. Ее оружие опустилось. Страх, усталость или смирение?

— Ты бы станцевала еще раз? — спросил он.

Когда она снова посмотрела на него, выражение ее лица изменилось, губы сжались в тонкую линию, брови нахмурились.

— Ты издеваешься надо мной, да? Нет. Хочешь танцев, иди в «У Китти». Я, блядь, больше этим не занимаюсь.

«У Китти». Он знал о ней, но никогда не заходил внутрь. Неужели он упускал возможность увидеть что-то интригующее каждый раз, когда проходил через Рынок?

— Я только что видел, как ты танцуешь. Я готов обменяться.

— Я больше не танцую для ботов! — она снова подняла штангу и сделала шаг вперед, готовясь нанести удар. — И у тебя нет никакого чертова права шпионить за мной!

Ронин не пошевелился.

— Ты оставила дверь открытой.

— Это не приглашение.

Он опустил руку в карман, сжимая в нем флягу. Женщина напряглась, лицо побледнело.

— Что ты делаешь? — ее голос дрожал от неуверенности.

Он медленно достал флягу и показал ей. Затем он перегнулся через порог и поставил его на землю.

— Что это?

— Оно удерживает жидкость, — ответил он. — Ты знаешь. Вода, масло, бензин. Пыль, если хочешь.

— Я не торгую с ботами, — она уставилась на флягу.

— Просто потанцевать.

— Ты уже видел один.

Ронин обдумал ее слова. Она была права. В этом мире нет ничего бесплатного. И фляга имела определенную ценность; ее можно было обменять на несколько патронов или кожу для ремонта ботинок. В городе должен быть кто-то, заинтересованный в его приобретении, у кого есть что-то, достойное внимания Ронина.

— Тогда это плата за первый. Что ты хочешь за второй?

— Я же сказала тебе, я не торгую с ботами. Забирай и проваливай, — выражение лица противоречило ее тону, внутренний конфликт ясно читался на ее лице.

— Меня зовут Ронин. А тебя как?

— Твой металлический череп настолько тупой, что ты не понимаешь, что я сказала? Отвали!

Он не сделал ей ничего плохого — во всяком случае, не настолько, чтобы мог это осознать, — и никогда не видел ее раньше. Он не мог догадаться, почему она так с ним обошлась, но это не имело значения. Он зря тратил время. Если бы он подтолкнул ее к насилию, его защитная программа, скорее всего, сработала бы. Было бы слишком легко покончить с ней, и, несмотря на ее враждебность, у него не было желания причинять вред этой женщине.

Она упоминала о шпионаже. Он напомнил себе, что люди очень щепетильно относятся к тому, чтобы иметь свое собственное, приватное пространство. Ронин посягнул на ее безопасности.

Он в последний раз осмотрел ее в оптику. Ее плечи поднимались и опускались в такт тяжелому дыханию, стальной стержень теперь находился ближе к линии талии. Но в ней было нечто большее, на что он раньше не обращал особого внимания — ее несовершенства.

Эти веснушки, легкий шрам на запястье, худоба. Ногти у нее были грязные и обломанные, руки грубые, лицо перепачкано грязью. Внешне синты и люди были практически идентичны. Повреждение синта слегка изменило бы его внешний вид, но люди менялись так сильно и так часто. Они носили свои невзгоды на теле, рассказывали свои истории через свои шрамы. Для бота повреждения часто были мимолетными. Треснувшие корпуса можно заделать, заменить перегоревшие цепи, отремонтировать приводы, заново изготовить синтетическую оболочку.

Синта можно было бы сделать таким, чтобы он снова выглядел новым. А человека, к добру или к худу, — нет.

Он повернулся и вышел на дорогу.

— Я сказала забери свою флягу! — крикнула она.

Ронин не ответил. Окутанный тенями, отбрасываемыми электрическим освещением района Ботов, он направился к Рынку, не оглядываясь.