Наши уже не придут 4 (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 106

Президент США задумался. Он посмотрел на тлеющий камин и начал медленно покручивать стакан виски.

— Это невыгодно политически, — произнёс он.

— Нам с самого начала нужно раз и навсегда определиться, — вздохнул Курчевский, — мы думаем о политике или о бизнесе?

— Вы — бизнесмен, — улыбнулся Рузвельт. — А я — политик.

— Великая депрессия — это не политическое явление, — произнёс Леонид. — Это бизнес. И чтобы преодолеть это, нужно быть трезвомыслящим бизнесменом.

— Я обсужу это со своей командой, — пообещал президент.

*12 февраля 1933 года*

Андрей Робертович Конотопцев, прибывший в Нью-Йорк из Саутгемптона, что в Великобритании, на RMS «Аквитания», уже четвёртую неделю вёл наблюдение за Джоном Рокфеллером-младшим.

Погода сегодня не очень, сырость и слякоть, а воздухе запах угольного дыма. Тротуары в жидкой грязи, машины грязные, а некоторые прохожие выглядят не сильно лучше тротуаров и машин. Витрины магазинов пусты, как и во многих городах Испании, иногда тут митингуют — как вчера вечером, под окнами его номера.

Атмосфера депрессивная, хотя в местных подпольных кабаках бывает порой очень весело…

Чтобы попасть сюда, в Нью-Йорк, ему пришлось ехать из Саламанки в Лиссабон, а оттуда плыть в Саутгемптон, где он ждал неделю до прибытия «Аквитании». А потом ещё неделю он слонялся по всем четырём палубам, убивая время.

Будь у него лишние деньги, он бы просадил их в казино лайнера, но отсутствие денег — это единственная причина, почему он вообще согласился на очередное предложение от неизвестных.

После устранения того британского борова он поехал в Испанию, где осел в Саламанке. Там он встретил Клаудию, с которой у него загорелся бурный роман, закончившийся горьким расставанием, но вот после этого он встретился с Ариадной, с той женщиной, ради которой стоит умереть…

Он построил большую фазенду, женился на Ариадне, они завели двоих детей, Роберта и Изабеллу, Андрей устроился егерем, но заработанные когда-то деньги, постепенно, закончились. Наверное, третья машина была лишней… И жену нужно было баловать поменьше…

Так или иначе, но когда у него осталось лишь двести фунтов на всю оставшуюся жизнь, обещавшую пройти очень мрачно, поступил сигнал, на который он отреагировал.

За это «турне» он запросил двадцать тысяч долларов, чтобы точно хватило надолго. Сказали, что дадут семнадцать тысяч, что тоже, в принципе, неплохо.

Но сказали, что из снайперской винтовки стрелять его нельзя. Можно как угодно, но только со 100% гарантией и не из снайперской винтовки.

А раз можно как угодно, но надо гарантированно, то у Андрея есть одно надёжное решение…

Если он верно определил график Рокфеллера, где-то через двадцать с лишним минут этот бедолага подъедет к церкви «Риверсайд» и тогда его судьба решится.

Конотопцев скурил ещё три сигареты, прежде чем Рокфеллер подтвердил свой график — кортеж из трёх машин подъехал к церкви, ровно туда, куда и обычно.

Андрей дождался, когда откроется пассажирская дверь центральной машины, после чего крутанул рычаг детонатора. Разряд промчался по замаскированному в стыке бордюра проводу, добрался до инициатора и подорвал 150 килограмм самодельной взрывчатки на основе удобрений, спрятанных в салоне арендованного Форд Т.

В лобовое стекло его машины прилетел металлический обломок от «Жестяной Лиззи», но он заблаговременно пригнулся.

Когда все возможные осколки уже разлетелись, он поднялся и посмотрел на результат.

Расстояние от заряда до машины Рокфеллера было чуть больше восьми метров, поэтому выжить он не должен был. Но как-то выжил, потому что его куда-то тащили охранники. Андрея такое решительно не устраивало.

Он взвёл MP28, выскочил из Кадиллака и начал расстрел жертвы и её охраны. Рокфеллер получил кучную серию попаданий в левый бок, что гарантировало его смерть, а это значило, что работа выполнена. Только вот охрана…

В долгую перестрелку Конотопцев вступать не планировал, поэтому прикончил двоих, после чего бросил вперёд дымовую гранату и побежал к машине.

Несколько пуль пролетело очень близко — он так давно не ощущал этого, что успел забыть…

Кадиллак взревел мотором и умчал его прочь.

Охрана бросилась в погоню, что Андрей предвидел при планировании акции.

«Эх, будь у меня тротил — не было бы сейчас ничего…» — посетовал он и резко свернул на пирс.

У него тут стоит катер, на котором он должен проплыть 14,5 километров до следующей пристани, расположенной на противоположном берегу Гудзона, а там уже другая машина, которая позволит безопасно покинуть город.

Но, прежде чем сесть на катер, Конотопцеву нужно сделать одно действие…

Он остановил машину прямо на въезде на пристань, выскочил из неё, открыл багажник и с напряжением вытащил из него станину с пулемётом ПФ-25.

Взведя пулемёт, он стал ждать.

Машины преследователей появились спустя два десятка секунд. Не раздумывая ни секунды, Андрей зажал спусковой крючок.

Град пуль врезался в, несомненно, бронированные Роллс-Ройсы.

Только вот среди обычных пуль в ленте есть и бронебойные 7,62×63 миллиметра, оснащённые закалёнными стальными сердечниками. В ленте они встречаются раз в три выстрела, поэтому эффект почувствовался сразу — закалённые лобовые стёкла взорвались крупными осколками, после чего смерть пришла за водителями и пассажирами.

Андрей отстрелял лишь четверть ленты, а дело уже было закончено.

Несколько дней назад он раздумывал о том, чтобы напасть на Рокфеллера в пути, организовав засаду с пулемётом, но потом понял, что это недостаточно надёжно.

Взрыв тоже, как оказалось, недостаточно надёжное решение, поэтому он и не знал, что теперь думать.

«Хорошо, что наниматель продумал вариант с пулемётом…» — подумал Конотопцев, направившись к причалу.

Он запросил себе что-нибудь скорострельное и мощное, после чего неизвестный наниматель дал наводку на схрон близ Кранберри Лейк, где обнаружились ПФ-25 и MP28.

«Надо было попросить пятьдесят килограмм тротила или мелинита…» — подумал Андрей, заводя двигатель катера. — «Но кто же знал? Кто же знал?»

*22 мая 1933 года*

— Выглядишь паршиво, — произнёс Аркадий.

— Ты тоже не лучшим образом, — усмехнулся Дзержинский. — Особенно эта твоя вечно довольная ухмылочка…

— Я серьёзно, — покачал головой Немиров.

Феликс Эдмундович начал сильно сдавать — это заметно уже несколько лет. Несмотря на строгий режим, отряд личных врачей и частые поездки в санатории, здоровье у него всё равно слабое.

— Я знаю, — вздохнул он. — Пора мне уходить на покой.

— А есть кто-нибудь на примете? — поинтересовался Аркадий.

Очевидно, что Дзержинскому давно пора на пенсию, но он сам оттягивал этот момент до последнего. Но сейчас, видимо, стало совсем невмоготу…

— Есть — Наум Исаакович Эйтингтон, 1899 года рождения, — кивнул Феликс. — Член РСДРП с января 1918 года, но с марта 1917 года числился среди эсеров — молодой был, наивный… В порочащих связях не замечен, с 1919 года в рядах ОГПУ, участвовал в уничтожении бандитских группировок на Украине и проявил себя очень компетентным оперативником. В 1924 году закончил Военную академию РККА и заступил на службу в Китайский кабинет Иностранного отдела ОГПУ. Участвовал в борьбе с бандитизмом в Синьцзяне, затем в Маньчжурии, а после и в Пекине. Сейчас он возглавляет Иностранный отдел — я считаю, что он потянет мою работу.

— Годится, — кивнул Аркадий. — А что там с тем примеченным мною юношей?

— Ты о Пашке Судоплатове? — улыбнулся Дзержинский. — Он настоящая находка — самородок разведывательной деятельности. Очень хорошо показал себя в Нуристане — благодаря его действиям удалось переманить в Совет старейшин целых восемь пуштунских родов. Пример, который я буду приводить, когда ты будешь говорить мне, что хорошо продуманные физические устранения не способны решить никаких проблем…