Борода из ваты – пули из серебра. Том 1 (СИ) - Северный Михаил - Страница 70

Она винит Касьяна во всех своих бедах и неприятностях. Она называет его предателем и человеческим лизоблюдом, мерзким жополизом и гондоном, наполненным кровью из его же члена. Она называет его уродом и однояйцевым. Она снова вспоминает про гондон из крайней плоти Касьяна и предлагает ему засунуть туда свой крючковатый нос, понюхать, чем пахнет раздавленное мужское яйцо, проколотое серебряной шпилькой.

Она желает ему утонуть в жёлтой подводной лодке и мечтает увидеть его труп, повешенный на ёлке. Она хочет накормить его козявками и летучими мышами-андроидами. Она зловеще улыбается и замирает на миг.

Двое из ларца, одинаковых близнеца, стоят, уткнувшись лбами в холодный цементный пол, который окрашен только их кровью, и каждый думает, жив он или мёртв.

— Не знаю, где ты сейчас Лютый, — шипит Карга и расплывается в улыбке. — Но я желаю тебе удачи, старик. Желаю прийти сюда, ворваться в этот гавёный мир и уничтожить их всех — поганых людишек и тех, кто им прислуживает. Ворваться в их дома и расстрелять в постелях, перевернуть колыбельки с младенцами и наслаждаться плачем. Идти по улице, расстреливая ментов, прохожих и дворников, приближаясь к рынку, где можно поджечь эшафот вместе с палачом. Ты будешь подходить всё ближе и ближе, а Касьян будет ждать тебя, вздрагивая от звуков своего пердежа, потому что он будет знать, что Карачун близко. Мороз идёт за ним, и скоро его яйца покроются льдом! Как же я хочу увидеть эту финальную разборку! Но не смогу, потому что два однояйцевых просрали мою тарелочку.

Она поворачивается и братья охают. Улыбка Карги стала шире широкого моря, а глаза краснее красной планеты. Первым не выдерживает Фёрст и на этот раз бьет об пол затылком, да там и замирает. Брат его не видит падения старшего и только следит безумным взглядом, как кряхчя поднимается со своего места старух с огненно-красными глазами.

5.

В дверь постучали и Он непроизвольно вздрогнул. Кто это пришел в такой мороз? Кому дома не сидится? Он поймал взгляд жены, которая что-то там вязала рядом, мелькая спицами и Она кивнула.

— Это Вася. Твой друг. Ты тоже его чувствуешь, зачем скрывать? Открой другу.

Конечно, это был Васька. Аура этого человека дышала жаром, как сердце Жар-птицы и они всегда знали о его приближении. Правда сегодня с ней было что-то не то. Не такие ощущения. Не тот запах, не тот оттенок цвета. Он не мог понять, что не так с этим человеком, но взгляд жены напоминал ' Открой ему. Не нужно с ними ссориться, пока у нас есть крыша над головой и это не доски барака'.

Он встал и подошел к двери, когда друг, одноклассник жены и свидетель на свадьбе начал помогать кулакам ногами. Дверь слегка тряслась и прогибалась посередине, но сдаваться не собиралась.

— Горбун, открывай! Открывай, Горбуша, я знаю, что вы дома! Свет в твоем окне, как он нужен мне!

— Быстрее открывай, — попросила она. — Соседям не понравится, что у нечистых вечером такой шум.

— Слишком быстро ты согласилась с ними, — сказал он. — Не хочу больше таких слов в своем доме.

И два раза провернул ключ в замке.

— Извини, — сказала Она тихо, но Он уже не услышал. Он понял, что было не так с аурой человека.

Гость был пьян. Люди говорят «мертвецки пьян».Он выглядел как пьяный, воняло от него как от пьяного, и одежда растрепана как у пьяного. А ещё это хамское неаккуратное поведение. Пьяные всегда немного наглые, даже если застенчивы. Что-то отключается в моторике и вот уже вежливый, интеллигентный тихий друг вопреки всем слухам и недомолвкам дружащий с так называемыми «нечистыми» уже отпихивает плечом хозяина квартиры и входит.

— Здров, — и пошатываясь идет между расставленными на земле туфельками с одной стороны и ботинками с другой, как по мостику. Даже руки расставил для равновесия. — Горбун, наливай.

— Зачем ты так его называешь? — спросила Она и гость остановился, крякнув. — Ты у нас в гостях. Некрасиво.

Гость замолчал на мгновение и уставился на хозяйку дома. Она сидела у окна и черный точеный профиль ярким силуэтом выделялся на фоне, за которым кружила метель. Гость дернулся как от удара, некрасивым жестом почесал у себя между ног и клоунски поклонился:

— Мне бы чайку, хозяюшка. Не откажешь гостю и бывшему другу?

— Это почему бывшему? — она встала и указала на любимый диванчик одноклассника. — Присаживайся.

— Шутка. — Гость подкатился колобком к диванчику и плюхнулся в него выдохнув. — Бывших друзей не бывает, к сожалению. Вот поэтому и проблемы у людей. Мы слишком постоянные.

Она оглянулась через плечо, перед тем как исчезнуть на маленькой кухоньке и печально улыбнулась, но улыбку заметил только Он. Друг таких мини-знаков понять был не способен, поэтому он и остался только другом двадцать лет назад.

Горбун закрыл дверь и вернулся к своему месту, пуфик в ногах у супруги — на этот раз его занял гость и сидел теперь покачиваясь. Горбун остановился напротив толстяка — гостя и они уставились друг на друга: два толстяка-шарика, только один идеально круглый, упитанный и немного попахивающий спиртом, а второй деформированный посередине, будто-его пнули изо всей силы. Зато ухоженный и пахло от него молоком и дорогими духами.

— Что? — вдруг спросил гость и отвернулся. — На улице буря, какой сто лет не было, в новостях говорят. Но мы все знаем, что они скрывают. Толерантность современная, как я ее люблю. Лишь бы не обидеть нечистых.

Горбун вздрогнул.

— Извини, забыл, что ты не любишь когда вас так называют.

Горбун промолчал. Почему-то сегодня казалось безопасным не спорить с этим пьяным человеком. Вчера, позавчера, в другие дни когда толстяк приходил к нему в гости (на самом деле он шел к ней, к своей бывшей однокласснице) они могли спорить до хрипоты: о книгах, о фильмах, об истории и политике как внешней так и внутренней. Только было два нюанса. Толстяк особенно увлеченно и яростно спорил, когда Она была рядом, в комнате вместе с ними, а не на кухне. Когда её не было запал у него пропадал и они сидели практически молча, смущенно выпивая и перекидывались смущенными фразами. Почему-то без нее разговор не клеился и толстяк терял нить. Он пытался вернуть толстяка в строй и выдавал особенно смешную шутку или фразочку, а тот только криво улыбался и смотрел на дверь. Но вот когда Она возвращалась Василий оживал и расплывался счастьем по комнате, как кот, наевшийся сметаны. Споры вдруг продолжались и Она тоже участвовала в них смеясь до упаду над своими «мужичками».

И второе. Они никогда не говорили об Улье. Несмотря на то, что Василий работал в администрации города и был близок к некоторым кругам Она никогда не пыталась что-то узнать или порешать через него, как впрочем и ОН. Василий делал всё сам — молча и без пафоса. Поэтому и досталась им эта небольшая комнатка по соседству с нормальными людьми и поэтому никто ее не забрал до сих пор, а они не переселились в бараки. Поэтому соседи здоровались, хоть и сквозь зубы — они видели на какой машине приезжал к ним серьезный толстяк. Поэтому она громко смеялась, когда одноклассник приходил, поэтому поила его травяным чаем по своему рецепту, поэтому Он терпел противного гостя. Но раньше Васька не приходил пьяным.

— Я тут немного выпил, — он смущенно опустил глаза и покачал головой. — Любой бы выпил на моем месте. Даже напился бы до белых кроликов, а не просто выпил. Когда такое наваливается проще самому навалиться по синенькой. Эх, кому я говорю. Чаю!

Он вдруг заорал не по человечески громко и ударил кулаком по колену. Она удивленно выглянула из кухоньки и покачала головой:

— Ты почему кричишь, Васька?

— Настроение шикарное. Разве не видно? Чай будет или нет?

— Не командуй, — голова исчезла и где-то начал гудеть закипающий чайник.

— Бабы, — доверительным тоном сказал Васька и подмигнул, — все они одинаковые. Что обычные, что нечистые — поверь мне, все они одинаковые даже в том самом месте. Я проверял.

— Не нужно.

— Что не нужно?

Толстяк явно напрягся и хозяин дома задумался на мгновение стоит ли продолжать, инстинкты подсказывали «нет», не трогай его, не нужно тыкать палкой вонючее — будет вонять еще сильнее, но на этот раз слушаться внутреннего голоса он не стал. Может быть и дурак, но дурак с принципами.