Последний полет Гагарина (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 28

А нас с пилотируемой миссией «Восход-1» — «Восход-2» ждали ещё те приключения. Сам не присутствовал, но по рапортам с орбиты и показаниям телеметрии могу восстановить происшедшее с точностью до секунды и миллиметра.

Порой это были очень страшные секунды.

Корабль показал себя нормально, в чём мы особо не сомневались. А вот сближение Нелюбову не удалось. Он был вынужден развернуться на сто восемьдесят градусов, снова удалиться от «Восхода-2» и повторно целить в стыковочный узел, маневры съели буквально последние капли топлива в двигателях коррекции. Только-только, чтоб развернуться соплом ТДУ против направления полёта.

Когда прошло сообщение, что стыковочный узел надёжно зафиксирован, по ЦУП прокатилось ура, люди за терминалами подняли вверх руки. Королёв, хорошо видимый с моего места, вроде даже чуть выпрямился.

На вторые сутки намечался первый выход в открытый космос. Я вонзал ногти в ладони и вспоминал мрачный прогноз Каманина: соединение нескольких задач в одной миссии увеличивает вероятность проблем. Он не сказал «вероятность катастрофы», лётчик, знает как легко и просто накликать беду одним неосторожным словом, но всё и так понятно. Любая ошибка, самая глупая, порой даже очевидная на земле, вдруг выползет и скажется там, среди чёрного неба и звёзд, а мы, устраивая мозговой штурм, не придумаем дельного выхода из положения для космонавтов.

Накликал. Вряд ли виноват Каманин, скорее русская надежда на «авось», Ваня понадеялся на Маню, Маня на Ваню, в отчёте написали: всё зашибически, а вылезло лишь на орбите, миновав бесчисленные этапы контроля.

Григорий немного стравил давление в скафандре, увеличив содержание кислорода. Так руки и ноги подвижнее в сочленениях.

— Заря, я Сапсан-один. Прошу разрешения открыть шлюз.

Голос Нелюбова разносился на весь ЦУП.

— Сапсан, открыть люк разрешено.

Через минуту:

— … Вашу мать, красота-то какая!

Не существует в мире чего-то настолько прекрасного, что русский человек не мог бы описать колоритным матерным словом. В общем, понятно. Мы таращились на Землю, Луну и звезды сквозь окошечки иллюминатора. Нелюбов открыл проход в целый космический мир.

Я пытался представить… Нет ощущения верха и низа, часто они какие-то фантомные, и если внутри спускаемого аппарата есть привычные ориентиры, здесь Земля может оказаться вверху, внизу, сбоку. Адаптация к невесомости ещё не прошла, и пусть Григория не плющит так, как Титова и Соловьёву, ему сто раз не просто. А он восторгается увиденным, романтик.

— Выхожу из шлюза.

Картинка, передаваемая с его камеры, не даёт представления о том, что видят глаза космонавта, это не HD и не 3D, просто плоское чёрно-белое изображение низкого разрешения, порой перебиваемое полосами помех.

Королёв:

— Сапсан-один, я Заря. Доложите о самочувствии.

— Заря, самочувствие нормальное. Головокружения нет. Светофильтр шлема достаточный, не слепну. Земля… потрясающе красивая. Как торт. Хочу отрезать кусочек и съесть.

— Пусть отрежет Флориду, — подал голос кто-то из шутников, но вряд ли эти слова улетели в эфир.

— Выполняю программу. Пробую оттолкнуться… Ох, ёшь твою… Сапсан-два, слышишь?

— Я Сапсан-два. Слышу хорошо, — сквозь искажения в голосе Феоктистова прорезалась тревога.

— Шланг натянулся. А у кабеля и страховки слабина.

— Сапсан-один, я Заря. Проверить причину задержки шланга можете только вы. Контейнер в шлюзе. Из корабля к нему доступа нет. Выполняйте программу внекорабельной работы и возвращайтесь.

Программа была несложной — покрутиться вокруг своей оси, работая руками и ногами, при этом не запутать парный воздушный шланг с проводом связи, закреплённом на страховочном тросе. Но, как мы поняли, Гришу удерживал от бесконечного путешествия по пустоте не этот трос, а воздушная магистраль. Почему?

Вернувшись в шлюз, космонавт доложил: шланг больше не выходит из контейнера с бобиной.

Задавая следующий вопрос, Королёв едва сдержался, чтоб не сорваться. Не на Григория, конечно, но тот первый бы услышал рык.

— Сапсан-один, длины шланга хватит для перемещения в «Восход-2»?

— Заря, точно померить возможности не было. Надеюсь, хватит.

А если нет? Тогда самое главное, что должно было венчать полёт, переход на другой корабль и его приземление, генеральная репетиция перед прилунением, всё это идёт коту под хвост!

— Сапсан-один, задраивайте люк и возвращайтесь на свой корабль.

Минут через десять Нелюбов доложил, что давление в шлюзе сравнялось со спускаемым аппаратом.

— Я Заря. Сапсану-один и Сапсану-два, выполнить последние эксперименты дня и отдыхать. До завтра.

Отложив микрофон, Королёв буквально сорвался с места.

— Гагарин! За мной! Кто-нибудь! Мне нужна рулетка семь метров, быстро!

Семь метров… Понятно, чего он опасается. Кто-то особо старательный, теперь, считай, уволенный с Байконура, не заменил-таки шланг на удлинённый. Его Нелюбову хватило бы, чтоб выйти, спокойно отсоединить его и открыть люк «Восхода-2», он без шлюзовой камеры, там подключиться к системе жизнеобеспечения второго корабля и, восстановив герметичность шарика, спокойно наполнить его воздухом.

Выскочив из ЦУПа, я нырнул за Королёвым в его «чайку».

— К институту! Гони!

Там идти-то всего минут пять…

Около макетов Главный пробежался мимо сцепки «Восход-Восход». Размотал полученную от кого-то семиметровую верёвку.

— Юра! Приведи в готовность шлюзовую камеру. Где контейнер с бобиной шланга, ты знаешь. Померяем, насколько Нелюбову хватит.

Два металлических шара плотно сцепились между собой стыковочным узлом, вроде и близко. На каждом поверх обшивки протянут трос, держась за который космонавт переберётся в «Восход-2». Если хватит шланга.

Воздух с шипением наполнил шлюз. Я скинул ботинки и забрался внутрь, привязал верёвку к корпусу контейнера, вытащил второй её конец и вернулся к Королёву.

— Ты — Нелюбов и ты в космосе. Перейди на «Восход-2».

Не обуваясь, я сам хотел как можно быстрее получить ответ, приставил шланг к пузу, там находится его гнездо на скафандре, и шагнул к второму «Восходу».

— Не хватает метра. До задраек, надеюсь, дотянусь, но больше…

— А Нелюбов и до них не достанет. Ты же на полу стоишь, Гришу упругость шлюза потянет назад. Чёрт-чёрт-чёрт…

— Засекайте время, Сергей Павлович.

— Засёк. Что ты хочешь проверить?

Я отпустил верёвку, открутил все три задрайки, втиснулся во второй аппарат и схватился за воздушную магистраль.

— Всё! Скафандр питается от «Восход-2».

— Минута сорок три секунды. В идеальной ситуации. Имеем ли мы право так рисковать?

— Надо проверить в реальном скафандре.

Со второй попытки, но в обычной повседневной форме, я даже выиграл две секунды. Но у Нелюбова не будет времени на тренировки. Движения замедлятся от удушья и чудовищной температуры. Если на него будут попадать прямые солнечные лучи, перегреется до потери сознания быстрее, чем от отравления углекислотой. Не вариант так рисковать.

На этом расстались с Главным.

Ночь прошла в кошмарах. Я то засыпал, то подскакивал, выпадая в явь из страшного сновидения, где смотрю на мир через запотевающее стекло гермошлема и умираю от удушья. Ситуация с Нелюбовым захватила меня без остатка… Но и бросать «Восход-2», всего лишь ещё раз проверив стыковку на орбите, не хотелось.

Случайно зацепил Аллу локтем. Она недовольно заворочалась.

— Каждый раз будешь скакать, пока кто-то в космосе? Спи давай!

Не знаю, как отдыхал Гриша, на утро он предложил вполне здравый вариант.

— В штуцере шланга стоит клапан. Он перекрывает ток воздуха, когда достаю из разъёма в скафандре, и в нём тоже клапан. Отсоединяю, делаю шаг к люку, откручиваю одну задрайку, возвращаюсь, дышу, охлаждаюсь. Время без шланга не превысит минуты, в скафандре воздуха хватит на несколько полноценных вдохов-выдохов.

— Сапсан-один, что если потеряешь сознание?

— Сапсан-два будет страховать в шлюзе. Выйдет, утянет меня к шлюзу и воткнёт шланг.