Все зависит от нас - Конюшевский Владислав Николаевич - Страница 69

Колычев искренне недоумевал, поэтому и пришлось раскрыть свою задумку о том, что я собираюсь Лехе с сестренками взять квартиру в Москве. Найду жука-маклера, он все и сделает – только плати. И с пропиской проблем не будет – я или с Иринкой фиктивный брак оформлю, а потом она остальных пропишет, или чтобы девчонке паспорт штампом не пачкать, просто усыновлю Пучкова. Командир, как про Леху услышал, только что папиросу не проглотил:

– Ты ж старше его всего лет на десять, какое тут усыновление?!

– Какая разница, на сколько?! И кстати, закон этого не запрещает, так что возраст тут ни при чем! Зато пропишут моментом!

– А как же махинации с маклером? Это как раз запрещает – до восьми лет строгача.

– Если никто не заложит, то не поймают!

Колычев тогда на этот намек сильно обиделся и разговор свернул, а меня выгнал. Ну а потом – командировка во Францию, похищение моей персоны англичанами, неожиданное возвращение, и вопрос с отдачей денег в фонд государства умер сам собой…

Зато теперь мелкоуголовный тип Лисов показал себя во всей красе, прикарманив народные денежки. Только я, честно говоря, про это даже и не думал, когда с Санина их требовал. Вот ведь действительно – тут уже три года нахожусь, а старые замашки до сих пор живы. И чем же я лучше наших тогдашних правителей получаюсь? Те тоже – все государственное на карман тырили, только шум стоял. У меня просто масштабы поменьше, но такой же вор, как и они… М-да… Гонорары – это, конечно, чисто мое, но вот с марками я, похоже, погорячился. Тут ведь дело принципа и не важно, сколько украл. Быть похожим на современных приватизаторов мне не хотелось совершенно, поэтому, загрустив, уселся за столик и, подперев голову руками, сильно задумался…

Но, наверное, я все-таки в душе пофигист, потому что уже через пару минут прекратил терзаться высокими государственными мыслями, решив просто отдать эти деньги рублями по курсу и вопрос закрыть. А потом начал вспоминать прием в Кремле по случаю награждения сначала премией, а еще через день и орденом – за осеннюю разведку.

Лешка обещанного «Ленина» получил, так сказать, на рабочем месте. Хоть фронт и был на переформировании, но представленных к государственным наградам оказалось столько, что дедушка Калинин поднял свою древнюю задницу и поехал в Минводы, где и проходило награждение. Только тем, кому «Героев» присвоили, звезды вручали в Кремле, а остальных просто свезли в хорошо сохранившийся курортный городок и раздали всем сестрам по серьгам.

Ну а мне повезло удачно вернуться – почти сразу, всего недели через три после приезда попал под раздачу пирожков и плюшек. Пока отписался по французским похождениям, пока отвечал на вопросы своих командиров, а потом еще и Верховного, пока контролировал процесс проверки Птицына, вот время и пролетело. А пять дней назад Колычев приказал чистить перышки и готовиться к получению премии. Я даже сначала не понял какой. Про слова Сталина о включении меня в списки лауреатов, конечно, помнил, но прошло уже столько времени и событий, что давно перегорел и даже как-то подзабыл. То есть в голове-то держал, но особо внимание на этом не акцентировал.

Так что когда наступил час «Ч», меня, всего начищенного и при всех регалиях, прямо с работы, на колычевском «ЗиСе» отвезли в Кремль. После проверки документов, приглашений и еще кучи бумаг наконец провели в большой зал. Там народу было, как блох на собаке, и стоял непрекращающийся монотонный гул голосов. Хотя, как выяснилось, далеко не все из присутствующих сегодня получали премию. Большинство были просто приглашенными, да и разных репортеров тоже хватало. Причем импортных в том числе. А самих лауреатов оказалось довольно мало – человек тридцать. Сопровождающие нас провели и показали места в первом ряду, только народ там не усидел и все сразу начали бегать и здороваться между собой. Большинство из них знали друг друга, и только я и еще несколько человек остались сидеть, с интересом крутя головой.

Хотя потом постепенно начал замечать и знакомые физиономии. Вон тот подполковник, это Астров, который «голожопый Фердинанд», он же СУ-76 изобрел. Я с ним в сорок втором уже встречался. А сейчас, по слухам, он на базе Газ-63 бэтээр придумал. То есть не то чтобы он, но под его руководством. Опять-таки по слухам – зверь машина, ни один из теперешних броневиков и рядом не стоял, особенно если учесть, что новый БТР будет владимировским пулеметом вооружен.

И вон тот, с бородкой, тоже знаком. Геолог по фамилии Иванов, а как звать, не помню. Помню, что мы с ним сцепились из-за алмазов. Это он еще с парочкой товарищей доказывали, что их на территории СССР нет. Чуть фейс ему тогда не начистил… О, похоже, геолог меня узнал, ручкой машет. Ну и я в ответ помашу, мне не тяжело. А это Ильюшин и чуть дальше Лавочкин. Стоят в сторонке друг от друга, каждый окруженный своей толпой почитателей.

С ними я не сталкивался, только в газетах фотки видел.

Пока вертел головой во все стороны, заметил, что народ как-то разом рассосался по местам, а через пару минут все встали и начали хлопать. Это когда Сталин вошел. Я тоже похлопал, потом, оглядевшись, еще похлопал. Потом появилось странное ощущение, как будто нахожусь на концерте заезжей знаменитости. Остальные ведь рукоплескали, только что из штанов не выпрыгивая, как будто были барышнями и Джона Леннона в зените славы увидели. Единственно – не визжали при этом. Минуты через две мне стало окончательно скучно. Чтобы не очень выделяться и не бросаться в глаза, я продолжал похлопывать, при этом наблюдая за Виссарионычем. Верховный, судя по всему, чувствовал себя как рок-звезда во время заключительного концерта. С довольной мордой он качал головой и, улыбаясь, оглядывал зал. Потом, сделав движение руками типа – «уйдите, противные, надоели», – угомонил своих фанатов. Правда не сразу – наиболее рьяные еще отбивали ладони, но постепенно шум стихал.

Блин! Вся эта истерика минут пять длилась, не меньше! И ведь что характерно – Сталину такая встреча, похоже, нравилась. Вот уж не ожидал от старичка подобной тяги к самолюбованию. А потом начались выступления… Офигеть! Вот только за это всех коммунистов бы перестрелял – за долгие, тягомотные речи! Виссарионыч-то со своей частью закончил, по их меркам, довольно быстро – минут за тридцать, а остальные… нет, не то чтобы их спичи длились дольше, но ведь они были совершенно однообразными. Особенно когда пошли лауреаты с благодарностями.

Меня, кстати, с этой благодарственной речью Колычев просто достал. Сначала затребовал, чтобы я написал, что буду говорить с трибуны. Потом, прочитав четыре строчки, из которых состояла будущая речь, высказался совершенно нелитературно и взялся за дело сам. После чего, вручив двенадцать листов, исписанных мелким почерком, приказал это перепечатать, чтобы читать удобней было, и, потрясая кулаком перед носом, предостерег от самодеятельности. Я перепечатал, сложил листики в красивую кожаную папку, подаренную командиром, и отнес ему на проверку.

Иван Петрович надел круглые очки, сразу став похожим на сельского учителя, внимательно все перечитал и наконец отстал от меня. Только я все равно эту папочку чуть перед отъездом не забыл. Командира разве что удар не хватил, когда он увидел меня без заготовленной речи. Затащив будущего лауреата в кабинет, генерал полковник, совершил неуставные действия в виде неудавшейся попытки влепить мне подзатыльник и, вручив злополучную папку, лично сопроводил до машины. Так что я теперь ничем не буду отличаться от остальных говорящих.

Поэтому, когда назвали мою фамилию в номинации «за достижения в науке и технике» под аплодисменты зала, быстро прочел творение Ивана Петровича, получил диплом, сертификат и медаль, после чего убежал на свое место. Ф-фух! Вроде бы все нормально прошло – нигде не накосорезил. Так что теперь можно расслабиться и получать удовольствие от предчувствия будущего банкета. Хотя после уяснения суммы несколько напрягала сквалыжность вождя. Премию мне, разумеется, дали, но только второй степени. Деньги, конечно, огромные, но пятьдесят тысяч – это ведь не сто? Жмоты!