Сильные не убивают (СИ) - Каляева Яна - Страница 13

Из динамиков хрипло звучит музыкальная отбивка. Мой объект, нарочито косолапя, выходит на сцену и берет микрофон. Сейчас на нем милицейская форма. Хомо хмуро оглядывает зал и раздраженным тоном спрашивает:

— Ну, и что тут смешного?

Никто и не смеется, зато все теперь смотрят на него.

— Да, я милиционер и я — снага, — сокрушенно признается Хомо. — Знаете, какой вопрос меня мучает? Что из этого более почетно. Выбрать непросто. У лейтенантов милиции ведь ужас до чего важная работа. Как только у гражданина случается беда — я тут как тут! Решительно достаю свой верный, — Хомо эффектно тянется как бы к кобуре, которой на нем нет, — блокнот! Тетушка, говорите, подгузники у вас украли с сушилки? Совсем новые, всего-то третий выводок их носит? Не волнуйтесь, доблестная милиция придет на помощь! Какую, значицца, тачку у тебя угнали, паря? В смысле «жестяную, с двумя колесами»? Ах, та-ачку, в этом смысле? Не тревожься, гражданин, у милиции все под контролем! Да что вы такое говорите, бабуля? Соседи через розетку эльфийской магией облучают? Ну что за злодеи! Да-да, как только Твердь таких носит⁈ Вы только не волнуйтесь, бабуля, эльфийская магия из розетки — проблема хорошо нам известная. Часто с таким сталкиваемся, да. Я вас спасу. Вот возьмите новейшую опричную разработку — суперэффективную шапочку из натуральной экологически чистой фольги. Да-да, поможет обязательно. Всем помогает!

Пока Хомо говорит, зал оттаивает. Тут и там вспыхивают смешки. Под конец некоторые уже хохочут в голос. Я снимаю выступление на смартфон — не зря берегла заряд. И тогда Хомо обводит зал обиженно-растерянным взглядом, воздевает руки и вопрошает:

— Ну, что тут смешного?

Теперь смеются уже все — так наивно звучит этот вопрос. Хомо дожидается, пока зал чуть стихнет, и продолжает:

— Если есть что-то более почетное, чем быть милиционером — это быть сразу снага и милиционером. Меня, конечно, ценят и уважают на службе. Жирный тупой начальник обожает всем ставить меня в пример. «Неплохо, мол, для снага». Или «Посмотрите, хоть и снага, а жопу с пальцем не путает, не каждый раз по крайней мере». Выделяет меня, можно сказать, среди прочих сотрудников. «Что ты такой дурной, Иванов, смотри — даже снага уже понял!» Ну, что тут смешного?

Публика заходится в хохоте, многие уже складываются пополам. Сдается мне, убойный комический эффект создается именно нотками искренней горечи, которую Хомо вкладывает в свою коронную фразу. Если бы это не было так грустно, то не было бы и так смешно.

В конце выступления официант обходит зрителей с немаленьким холщовым мешочком. Сосчитать монеты в полумраке не получится, но по объему понятно, что тут тысяча денег есть точно, если не больше. Похоже, источник обогащения лейтенанта милиции раскрыт. Как и причины, по которым он скрывает его от коллег.

— Ну ладно «тупой начальник», — тянет Борхес Кляушвиц, откладывая смартфон. — Я в годы Хомо тоже считал начальство тупым, пока сам не поумнел и не понял, каким количеством факторов ему приходится жонглировать — циркачам и не снилось… Но чего это я жирный? Ничего я не жирный. У меня просто…

— Кость широкая!

— Вот-вот. Так и есть. Надо запомнить.

Если у меня не сложится другой карьеры, начну промышлять баянами своего мира — здесь они сходят за свежачок. Хотя вообще-то я как раз пыталась вырезать из записи фрагмент про жирного тупого начальника — не хотелось подставлять славного паренька Хомо больше, чем это абсолютно необходимо. Но с местной программой для обработки видео я разобраться не успела — что-то она подглючивала. А тут Борхес заявился сам и потребовал отчета вот прямо сейчас. Пришлось сдавать милиционера-стендапера с потрохами.

— А что, снага в самом деле обидно, когда говорят «неплохо для снага»? Я-то, наоборот, в порядке поощрения…

Снага я пробыла относительно недолго, потому мысленно заменила словом «женщина» и решительно ответила:

— Да. Это обидно.

— Ну что ты будешь делать, выросло поколение снежинок на наши головы — слова им поперек не скажи… Ладно, с Хомо я поговорю по душам. А ты за документами послезавтра приходи — адрес отделения знаешь. Будешь у нас Софья Новожилова.

— Эм… Почему?

— А мы теперь всех материкан пишем Новожиловыми — на сибирский манер. В прошлом году записывали Приблудами, так что тебе еще повезло. А имя — ну не могу же я кличку в официальные бумаги вносить. И вот твои двести монет…

— Двести пятьдесят. Еще вход в клуб и пиво.

— Моргот с тобой — двести двадцать пять. Могла бы водички выпить, она для фигуры полезнее. И, значицца, Солька, оставайтесь на связи. У нас бывает иногда работа для таких вот ловких девочек. А то контрабасы оборзели в край, уже чуть ли не в карманах тягу таскают. Фонды ограничены, правда… Ну да выкрутимся как-нибудь. Илюватар не выдаст — свинья не съест.

Когда я вхожу в мастерскую, происходит невероятное — Ленни отрывается от монитора и поворачивается ко мне:

— Солечка, глянь, я там тебе кресло компьютерное подогнал. Это мое старое, я в него уже, хм, не помещаюсь, а тебе в самый раз.

— Спасибо… Неожиданно.

— И, эта, может, тебе угол хотя бы фанерой отгородить? Какое-никакое, а все же свое пространство, ага?

— Ленни, это ужасно мило… Но, право же, не стоит беспокоиться. Я сейчас к Борхесу за документами, а потом договорилась посмотреть комнату тут через две улицы. Съеду от вас завтра, скорее всего. На крайняк через пару дней.

Ленни морщится, тоскливо смотрит в угол, потом в окно и наконец решается поднять глаза на меня:

— Ну, в общем, чего сказать-то хочу… Вообще не обязательно тебе куда-то там съезжать, ага. Никому ты тут не мешаешь. Живи себе сколько надо.

— Ты хочешь сдать мне угол?

— Ага, сдать, — на круглой роже Ленни проступает искренняя радость. — Конечно. Допустим, сотню денег в месяц потянешь? Можно не сейчас платить, а как разживешься.

Смотрю на Ленни с подозрением. Сотня в месяц — это слишком дешево для какого-никакого жилья в центре города. А потом, Кляушвицы зажиточны, для них такие деньги вообще погоды не делают. Зачем Ленни селить у себя приблудную снага?

Ленни тушуется под моим взглядом:

— Ну эта… В общем, Токс при тебе почти не пьет. Достало уже ее пьяную по лестнице таскать… И еще мама… Ты не подумай чего, Соль, я-то тут ни при чем… Но ей как-то спокойнее от того, что здесь живет… ну, девушка. А у мамы пунктик на эту тему.

Понимающе хмыкаю — вон оно что… Мадам Кляушвиц уже до такой степени отчаялась найти сыночке-корзиночке жену, что, как говорится, на безрыбье и рак — рыба, в смысле кому и снага — невеста…

Историю семью Кляушвиц я теперь знаю даже несколько лучше, чем мне хотелось бы. Кляушвицы — не местные гномы-айну, они переехали на Сахалин из Центральной Европы. У Ленни есть три старших сестры — их детство пришлось на время, когда родители строили дом, зарабатывали капитал, осваивались на новом месте. Девочки благополучно выросли, повыскакивали замуж и разъехались кто куда; Кляушвицы уже совсем было настроились на спокойную старость. Когда обыкновенное женское у Катрины Кляушвиц прекратилось, она только горестно повздыхала — вот и закончилась молодость, теперь разве что внуков нянчить, тем более что старшая дочь родила уже двоих, а средняя ждала первенца. Даже рост живота Катрина поначалу списывала на чрезмерное увлечение пирогами и стала, скрепя сердце, готовить больше овощей. До последнего боялась поверить в чудо. Когда долгожданный поздний сынок появился на свет, на него обрушилась вся мощь нерастраченной родительской любви, накопленная за долгие годы.

Герхарт Кляушвиц умер вскоре после совершеннолетия Ленни, и с тех пор не было для Катрины более важного дела, чем устроить сыночку брак. Правда, ни одна невеста не оказалась достаточно хороша для ее сокровища. Да и сам Ленни предпочитал пыриться в монитор, а не таскаться по свиданиям. Годы, когда кхазады обыкновенно женятся, прошли — Катрина перебирала кандидатуры, а Ленни вяло саботировал романтический процесс. В итоге все ровесницы Ленни оказались разобраны более заинтересованными женихами, молоденькие кхазадки не находили с ним общих тем для беседы, да и сам он привык к холостяцкой жизни. Мадам Кляушвиц удвоила усилия, выискивала все более и более причудливые варианты, уже даже на межрасовый брак готова была согласиться… Ленни прикидывался ветошью, включал дурачка и наконец прямо заявил, что не чувствует себя готовым к семейной жизни. Поняв, что лобовая атака неэффективна, Катрина сменила тактику и теперь пытается подсунуть Ленни невесту незаметно, словно котенка в соседское хозяйство, а еще просто радуется, когда Ленни общается ну хоть с кем-нибудь. Поэтому она и не возражала, когда в мастерской появились жилички. Нет, гном и эльфийка — так далеко даже фантазия мадам Кляушвиц не заходила. Однако она довольно здраво рассудила, что где есть одна женщина, там со временем появятся и другие — возможно, более подходящие. Мне, похоже, и выпала роль этой самой другой и вроде как подходящей. То-то мадам Кляушвиц заладила повторять, что придерживается самых прогрессивных взглядов… на межрасовые браки, значит.