Афганский рубеж 3 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 50

— Чего улыбаешься? Нам ещё до Чкаловской лететь, а потом через всю страну в Афган, — ворчал Лёха, сворачивая чехлы и убирая их в грузовую кабину.

— Да будет тебе! Афганистан — страна гор и песков. Нетронутая красота и духота. Романтика!

От этого слова меня слегка передёрнуло. Я посмотрел на Петра и подошёл к нему ближе, чтобы кое-что объяснить. Когда-то в другой жизни, и я считал войну романтикой и весёлым приключением.

— Поверь, как только ты увидишь стеклянный взгляд умирающего товарища, мнение изменишь. Война закончилась для нас, но не для духов и наших противников. Будь внимательнее, хорошо? — предупредил я Петруху и он молча кивнул.

В это время к вертолётам подъехал микроавтобус РАФ с инженерами-испытателями и экипажем второго Ми-24. Улыбающийся Евич вылез из машины и сразу направился к нам.

— Доброе военно-воздушное! Готовы, товарищи лётчики-исследователи? — поздоровался он с нами.

— Готовы, Вячеславович. Каков у нас после Чкаловской план? Грузимся сразу? — уточнил я.

— Конечно. Вечером вылетаем в Тузель, а потом и в Кандагар. Документы уже готовы и будут нам и вам переданы на Чкаловской.

Что немного мне непонятно. Зачем в Кандагар? Это не самое спокойное место было в Афганистане. Плюс до границы с Пакистаном близко.

— Мы будем с Кандагара работать? — спросил я.

Евич замотал головой.

— Нет. Пункт назначения — Лашкаргах.

Глава 27

Июнь, 1983 года. Аэродром Лашкаргах, Демократическая Республика Афганистан.

Вертолёт сильно качнуло в сторону. Очередной восходящий поток раскалённого воздуха не дал спокойно насладиться красотами золотистых песков Южного Афганистана. Словно ретивый конь, наш Ми-24ВП встрепенулся, начиная рыскать влево и вправо. Стрелка на вариометре — указателе вертикальной скорости, пришла в движение.

Петруха быстро справился с «возмущением Ми-24» и продолжил держать курс на «Лашкарёвку». Следующий за нами экипаж Евича тоже боролся с восходящими потоками. В зеркале я видел, как и его вертолёт слегка «клевал» носом, но продолжал держать курс на конечный пункт маршрута.

— Интересное название у аэродрома, — заметил Пётр по внутренней связи.

— Каждый аэродром имеет какое-то неофициальное прозвище, — ответил я.

— Лашкаргах как-то не по-русски звучит. А вот «Лашкарёвка» — другое дело. Сразу что-то с домом связано. На душе весело и тепло, — подключился к нашему разговору Алексей из грузовой кабины.

— Чересчур тепло, — ответил Петруха.

Осмотрев в очередной раз окрестности, я не нашёл особых примет родных просторов.

Вокруг песчаные гряды барханов, не превышающие и ста метров. Есть и подвижные, перетекающие с места на места, будто улитки. Можно заметить и котловины со своими солончаками. Но есть и места, где виды пустыни похожие на декорации постапокалиптических фильмов.

— Смотри командир, какие трещины слева, — обращает моё внимание на «растрескавшуюся» почву Пётр.

— Научное название — такыр, — ответил я.

Для такой формы рельефа, как такыр, характерны трещины усыхания, образующие характерный узор на грунте.

Перепад высот в пустыне составляет почти 800 метров с Запада на Восток.

На фоне слепящего жёлтого цвета песков, чёрная тень от нашего вертолёта видится скорее светлым пятном. За всей красотой безжизненной пустыни Регистан нельзя забывать о жестоких боях, которые периодически ведут здесь наши военные. Тогда пески становятся багровыми.

— А к чему тут «привязаться» можно? Кроме реки, особых ориентиров и не видно, — спросил Петруха, передавая мне управление.

Действительно, с севера и с запада Регистан отделяют от каменистой пустыни Дашти Марго две «водные артерии» — Гильменд и её приток Аргандаб. Но и среди барханов Регистана можно найти ориентиры.

— Гора Малик-Дукан. Её и отряды спецназначения за главный ориентир считают.

Впереди уже была видна зелёная зона вокруг Лашкаргаха. Ещё раз глянул влево, смотря на просторы Регистана. В этот момент я заметил, что и в этих песках есть те, кто пытается жить мирно и спокойно.

Через проход в глиняной стене один из пастухов прямо сейчас выводил пастись овец. По одной из редких грунтовых дорог медленно, покачиваясь из стороны в сторону, ехала гружённая «барбухайка». Несколько мальчишек забрались на крышу дома и машут нам руками.

— Как-то уж слишком всё мирно, — сказал я, не веря в столь радостное приветствие от местных детей.

— Два года почти прошло, как мы основные боевые действия закончили, командир, — ответил мне Алексей.

— Ещё немного и вообще уйдём отсюда. Оставим всё местной власти. Я же правильно думаю? — предположил Петруха.

— Правильно. Так должно быть. Мы не можем быть афганцами больше, чем сами афганцы, — соврал я, понимая, что просто так из Афганистана уходить нельзя.

Как только наши войска уйдут, возникнет вакуум. И наше место займут другие. С этими мыслями я вновь бросил взгляд влево. Пустыня Регистан уходила на юг всё дальше за горизонт. Именно там был «грозный» сосед Афганистана — Пакистан, который всегда имел виды на приграничную территорию Демократической Республики. А за ним стоит главный геополитический противник Советского Союза — США.

— Консул, 902му, на связь, — запросил я руководителя полётами, назвав позывной аэродрома Лашкаргах.

— Отвечаю, 902й, доброе утро!

— Консул, 902й доброе утро от нашего дружного экипажа! С Мирванса к вам двумя «шмелями». Со мной 901й. Подход и условия прошу.

Руководитель полётами передал мне ветер у земли и посадочный курс в Лашкаргахе. Через несколько минут мы уже вышли напрямую перед посадкой. Перед глазами был аэродром, полоса и стоянки которого были выложены из ребристых плит К-1Д.

Аккуратно приземлились на указанное место и по командам руководителя начали заруливать. Вертолёт слегка подпрыгивал на неровностях плит, а стоя́щие на стоянке техники внимательно рассматривали нас, будто «деды» прибывших новобранцев.

— А тут всегда так ходят? — удивился Пётр, намекая на форму одежды у личного состава.

Действительно, среди инженерно-технического состава особого рвения к соблюдению формы одежды не было. Кто-то с голым торсом, кто-то в гражданской кепке и майке. А есть кто и в шортах и тапочках. Сразу видно, что основное командование находится далеко от этого аэродрома.

Чуть дальше можно увидеть ровные ряды модулей, палаток и других строений. Дорожки выложены из камней и досок. Рядом с одним или двумя зданиями высажены в ряд деревья. Всегда удивлялся, как на такой жаре вообще удалось выжить

Местная отдельная 305я вертолётная эскадрилья входила в состав полка, размещённого в Кандагаре. Но судя по количеству техники, я бы пересмотрел статус «эскадрильи».

— Тут на стоянке только 20 вертолётов. А ведь ещё и на задачу улетели сто процентов несколько, — продолжал поражаться масштабами Лашкаргаха Петруха.

На местах стоянки стояли в готовности к вылету несколько Ми-24 и Ми-8. Отдельно разместились два Ми-6, которые прямо сейчас разгружали солдаты и техники. С полосы, поднимая пылевые вихри, взлетала очередная пара «шмелей». Причём у каждого подвешены дополнительные топливные баки.

Готовятся к погрузке на Ми-8 группа в костюмах КЗС и «прыжковках». Видимо, на очередную задачу выходит группа спецназа. Прорулив запускающийся Ми-24, я свернул на свободное место и начал разворачиваться по командам техника. Здесь уже и представители нашей испытательной бригады. Вид у всех радостно-измученный. К такой жаре не привыкли, а уж к раннему подъёму тем более.

На часах сейчас почти 10 утра. Самый разгар «рабочего дня» в Афганистане. Ещё два часа и будет уже не до полётов.

— Консул, 902й, зарулили, выключаемся. Спасибо! До связи! — доложил я.

— С прибытием! — ответил мне руководитель полётами.

Открыв дверь кабины, меня тут же обдало знойным воздухом. Моментально песок осел на губах, а в глаз попала песчинка. Пока вылезал, услышал как вскрикнул Петруха.