Тайм-аут - Кот Юлия - Страница 6

– Привет, Никита, – улыбнулась мама Василисы. – Обещай, что через три часа Василиса будет дома.

– Конечно!

Он выхватил из рук подруги пакет с контейнером. Водитель, выйдя из автомобиля, молча кивнул Елене Владимировне и открыл перед Василисой дверцу. Неуверенно оглядываясь, девочка залезла на заднее сиденье. Никита уселся рядом.

– Там такой ужин приготовили, ты будешь в восторге! – с горящими глазами заявил он. – Мама у плиты часа два провела, не меньше. Ты же любишь ризотто с морепродуктами?

– Ну… да… – пробормотала Василиса, чувствуя себя некомфортно. Она даже не знала, что такое «ризотто».

Машина плавно тронулась с места. В салоне негромко играла музыка, шум города не проникал внутрь, водитель невозмутимо рулил сквозь пробки и в какой-то момент Василисе показалось, что она – пассажир океанского лайнера. Она никогда не ездила на таких дорогих машинах. У папы в Ахтубинске, конечно, была машина, но сравнивать четырнадцатую «Ладу» с иномаркой, в которой они сейчас ехали, было просто смешно.

Никита без умолку трещал о том, как здорово у них дома, и он наконец-то покажет Василисе мини-спортзал с беговой дорожкой и велотренажером. Чем дольше они ехали, тем сильнее нервничала Василиса. В какой-то момент она даже перестала отвечать Никите, но он этого, кажется, не заметил.

– Приехали! – воскликнул Никита, когда машина остановилась.

Василисе страшно было даже пошевелиться, не то что посмотреть в окно. Никита, схватив пакет с шарлоткой, выскочил на улицу. В три прыжка он оказался рядом с пассажирской дверцей и распахнул ее, как настоящий джентльмен.

– Вылезай скорее! Не терпится показать тебе нашу баскетбольную площадку!

Василиса медленно сползла с кожаного сиденья и выбралась из машины.

За низким забором высился трехэтажный коттедж с огромными окнами. Двор с ярко-зеленым газоном и баскетбольным кольцом тут же привлек внимание Василисы. Рядом с домом она увидела бассейн, а вокруг него – несколько шезлонгов. Вся эта роскошь вызывала лишь одно желание – развернуться и бежать без оглядки, пока не сведет мышцы в ногах. Если бы Василиса знала дорогу домой, так бы и поступила.

Никита схватил Василису за руку и нетерпеливо потянул к воротам. А она вдруг испугалась, что при встрече с родителями Никиты от волнения не сможет произнести ни слова.

– Проходи! – Никита распахнул дверь, пропуская ее вперед.

Внутри дом потрясал воображение, не меньше, чем снаружи – высокие потолки, светлые стены, дорогая мебель, напольные вазы с сухими цветами, картины в позолоченных рамах, великолепные люстры…

Они с Никитой вошли в столовую. Родители Никиты, Ангелина Алексеевна и Михаил Дмитриевич, уже сидели за столом. Никита был почти точной копией отца, только моложе на тридцать лет: те же светлые волосы, серые глаза, прямой нос, квадратный подбородок и сжатые в узкую линию губы. Никита так же сжимал их, когда ему что-нибудь не нравилось. Михаил Дмитриевич был в светло-голубой рубашке и сером костюме, а Ангелина Алексеевна – в роскошном изумрудно-зеленом платье, обтягивавшем ее стройную фигуру. Золотые браслеты и колье дополняли ее наряд. Рыжие волосы рассыпались по ее плечам, она поправила их, и Василиса заметила кроваво-алый лак на ногтях.

Ее мать наряжалась только по праздникам…

– Василиса, здравствуй! – приветливо улыбнулась Ангелина Алексеевна.

– Здравствуйте, – ответила Василиса, глядя на нее как кролик на удава.

Она впервые чувствовала себя так скованно. Конечно, родителей Никиты она видела и раньше: на тренировках или возле дома, однако родители Василисы и Никиты при редких встречах лишь сдержанно приветствовали друг друга. Теперь же предстояло поддерживать беседу. «И зачем только я согласилась», – корила себя Василиса.

Как ни странно, в этом прекрасном доме пахло чесноком и чем-то подгоревшим. От этот запаха Василису начло мутить.

– Садитесь, пожалуйста, – Ангелина Алексеевна сделала приглашающий жест.

Массивный стол из темного дерева и стулья с резными спинками и гобеленовой обивкой было не отличить от тех, что украшают залы Мраморного дворца в Санкт-Петербурге.

Василиса уселась, с ужасом думая, что вряд ли ей удастся проглотить хоть крошку. Никита, сидевший справа от нее, деловито накладывал себе на тарелку рис в соусе с осьминогами, креветками и мидиями (Василиса удивилась, увидев у него в тарелке ракушки). Ангелина Алексеевна изображала гостеприимство, постоянно спрашивала у Василисы, не хочет ли та еще салата и не подлить ли ей сока в стакан. Михаил Дмитриевич молчал и сосредоточенно жевал, глядя в тарелку, а когда поднимал голову, то окидывал Василису таким угрюмым взглядом, что ей хотелось съежиться. Не так она себе представляла эту встречу.

Когда с ризотто было покончено, наступило молчание, нарушаемое лишь тиканьем больших, размером с фитбол[6] часов. Ангелина Алексеевна вышла, чтобы подать чай. Василиса удивилась, неужели эта изящная женщина сама занимается домашними хлопотами? Представить, как она чистит картошку холеными руками или орудует шваброй, было решительно невозможно. Весь вечер женщина казалась напряженной, как будто боялась сделать неверное движение или сказать лишнее слово.

Скомкав салфетку и бросив ее рядом с тарелкой, Михаил Дмитриевич откинулся на спинку стула. Сложив руки на груди, он переводил тяжелый взгляд с Никиты на Василису и обратно.

– Ты ведь тоже играешь в «Ониксе»? – наконец спросил он, обращаясь к подруге сына.

– Пап, ну, конечно, – закатил глаза Никита. – Ты же сто раз видел Василису, когда приезжал забирать меня после игры.

– Извини, не запомнил, – пожал плечами Михаил Дмитриевич. – И давно играешь?

– Нет, мы ведь здесь живем только с этого года… Раньше я играла в родном городе. В Ахтубинске. Родители специально переехали, чтобы я могла заниматься в «Ониксе».

– Ахтубинск… Интересно, – Михаил Дмитриевич поскреб подбородок. – А кем работают твои родители?

– Ну… мама в школе преподает, поэтому она быстро нашла тут новую работу. А папа – инженер-конструктор на заводе тракторных деталей.

– Любопытно. То есть никто в семье в баскетбол не играл?

– Нет. Но когда я в восемь лет пришла в наш местный клуб, поняла, что это мое! – Когда речь заходила о баскетболе, Василиса всегда оживлялась. – Я посмотрела записи почти всех матчей «Голден Стейт Уорриорз» и «Оклахома – Сити», это мои любимые команды! Еще мне очень нравится «Милуоки». Никита говорит, что ему тоже!

Михаил Дмитриевич вздохнул так, словно был готов умереть от скуки. Он обернулся к двери, ведущей на кухню. В этот момент Ангелина Алексеевна вышла оттуда, с трудом удерживая в хрупких руках большой медный поднос, на котором стояли фарфоровый заварочный чайник, сахарница и четыре чашки. Вслед за посудой он принесла конфеты и тарелку с печеньем – кажется, тоже домашним.

Чашки позвякивали о блюдца, когда Ангелина Алексеевна расставляла их на столе, слегка дрожащими руками. Василиса спохватилась и предложила помочь ей, но та, обезоруживающе улыбнувшись, отказалась. Разложив ложки и льняные салфетки, Ангелина Алексеевна несколько раз передвинула их и продолжала поправлять, пока не добилась идеальной симметрии. Она так суетилась, что хотелось остановить ее и спросить, все ли у нее в порядке. В семье Василисы сервировке стола уделяли гораздо меньше внимания. Все просто вместе садились за стол, ели а потом убирали посуду. Никому и в голову бы не пришло думать о том, идеальным ли треугольником свернута салфетка.

Наконец Ангелина Алексеевна перестала мельтешить, села и беззвучно отпила из чашки… И тут Василиса заметила, что на столе нет маминой шарлотки.

– Извините, – растерянно сказала она, – мама там передала к чаю…

– Да-да, дорогая, я видела, – прощебетала Ангелина Алексеевна. – Но Михаил ест только то, что приготовлено мной. Но маме передай нашу благодарность.

– Хорошо, – смутилась Василиса.

Настроение Никиты тоже заметно испортилось, Помрачнев, он угрюмо смотрел в чашку, будто пытался вскипятить чай взглядом.