Государев наместник - Полотнянко Николай Алексеевич - Страница 46

Сначала Федька подумал, что ему попала в глаз соринка. Он стал промаргиваться, но соринка не уходила из глаза. И тут его будто что толкнуло.

– Струг! – завопил он. – Струг!

– Где струг? – спросил Лом. – Может, поблазнилось. Я не вижу.

– Вон, супротив черной горы, – указал рукой Федька.

– Смотри, какой глазастый, – хмыкнул Лом, найдя взглядом струг. – У меня слово – к ответу.

На камень упал, тихо звякнув, золотой. Федька схватил его и сунул за щеку.

– Смотри, учён, где прятать, – усмехнулся Лом. – Пошли вниз.

Ватажники начали действовать по заведенному обычаю, прижали лодку ближе к берегу, чтобы её не обнаружить раньше времени, пищальники достали пороховницы и стали насыпать порох на полку. Влас и ещё один не уступающий ему статью ватажник взяли багры и встали на нос лодки. Атаман занял место кормщика, а Федька, нянча во рту полученный золотой, был подле него.

На купеческом струге люди знали, что возле Яр-Камня идти опасно, и были настороже. Приказчики оглядывались, ожидая подвоха, но, как не сторожились, появление ватажной лодки было неожиданно. Мощными гребками всех вёсел она стрелой подлетела к стругу. Приказчики схватились за пищали. Влас метнул багор, железный крюк зацепил борт струга, ватажники дали из четырёх пищалей залп и с ужасными криками бросились в рукопашную. Первым на струг заскочил Лом, Федька метнулся за ним следом. Атаман выхватил из-за пояса чекан и метнул его в лицо приказчика, размахивающего саблей. Тот, обливаясь кровью, рухнул ниц. Ватажники взялись за сабли, и сопротивление защитников струга было недолгим.

– Где казна? – спрашивал Лом у приказчика, представив ему под горло конец сабли.

Тот, боясь шевельнуться, указал рукой на богато одетого человека, который лежал без движения поперёк струга. Лом нагнулся над убитым, откинул полу кафтана и срезал с пояса кошель.

– Так! – громко сказал Лом. – Значит, и у тебя есть золотые!

Ватажники обыскивали убитых, снимали с них одежду и сапоги, а тела сваливали в воду.

Федька зачарованно смотрел, как нагой труп отплывает, разбросив в стороны руки, от струга. Глаза мертвеца были открыты, рыжие волосы шевелились, как на ветру, в зелёной воде.

– Где новик? – спросил Лом.

Федька оторвался от борта и встал на ноги.

– Поди сюда, – с загадочной усмешкой промолвил атаман. – Нож есть?

Федька достал нож и посмотрел на приказчика, который по-прежнему стоял на коленях.

– Зарежь его, – лениво сказал Лом.

Федька растерянно огляделся. Вокруг него стояли ватажники, ещё не остывшие от пролитой им крови, и в их взглядах он увидел и свою смерть. Он крепко сжал в руке нож, хотел двинуться с места, но ноги не шли, будто приросли к деревянному настилу. Тогда Влас сильно толкнул Федьку в спину, и тот упал на приказчика, на миг потеряв память. Федька пришёл в себя от криков ватажников в ответ на слова атамана:

– Берём новика в свою ватагу?

– Берём! Берём!

Федька посмотрел на свои руки, они были в крови, а в левом боку приказчика торчал нож. Над трупом склонилось двое ватажников и стали быстро его разоболакать. К ногам Федьки, зазвенев, упал нож. Он поднял его и, не обтирая от крови, засунул за пояс.

Ватажники обыскали струг и нашли, кроме дубового бруса, который в безлесной Астрахани был в цене, два кожаных мешка с чем-то мягким. Развязали – соболя! На радостях поначалу забыли пересчитать сами себя. Огляделись, двух ватажников нет, значит, упали в воду. Но было не до мёртвых, живых ватажников переполняла радость оттого, что они живы.

Соболей и одежду перенесли в лодку. На струге оставались только Влас и Лом, в руках у них были топоры. В несколько взмахов они проломили днище струга, и в него хлынула вода. Таков был у волжских воров обычай – убить всех и утопить всё, что нельзя взять с собой, чтобы некем и нечем было доказывать совершённое преступление. В свою очередь государевы воинские люди пойманных воров не щадили: вешали и топили без всякого на них розыску.

Струг медленно погружался в воду, но деревянный груз удерживал его на плаву, и он медленно поплыл, увлекаемый течением реки. Где-нибудь струг приткнётся к берегу или попадёт на отмель и будет напоминать путешествующим о случившийся беде. А увидевшие его люди снимут шапки и перекрестятся, поминая погибших скорбной молитвой.

Лодка ватажников, отягчённая добычей, шла к берегу. Люди в ней были веселы и довольны удачным началом гулевой путины. Филька, ворочая тяжёлым веслом, зубоскалил над Власом, остальные ватажники над этим похохатывали, понуждая забавника к продолжению веселья. Федька опамятовался от совершённого им убийства и хотя не смеялся, но смотрел вокруг живо и весело. Жизнь обрела для него новую, доселе им не испытанную полноту и насыщенность, то есть то, что люди называют счастьем. Но из-под воровского счастья всегда сочится кровь, однако этого Федька ещё не ведал.

На берегу ватажников встречал Степан. По старому обычаю, после гулевой работы ватажники мылись и парились, чтобы смыть с себя грязь и кровь. Первый пар, опять же по обычаю, достался атаману, он голяком выскочил из бани и с разбега упал в воду. За ним пошли париться и полоскаться в реке другие ватажные люди.

Награбленным имуществом занимался Степан, который был казначеем ватаги. Он разложил на берегу на отдельные кучи верхнюю одежду, шапки, кафтаны, зипуны, рубахи, штаны, сапоги, рядом поставил короба с солёной рыбой и вяленым мясом, кули с мукой, гречкой, горохом, луком и чесноком. Отдельно лежало оружие: пищали с пороховницами, сабли и ножи. Золотая казна была у атамана.

Помывшись, ватажники собрались вокруг награбленного добра, чтобы его раздуванить, то есть поделить между участниками набега. Дуван был высшим проявлением воровского равенства, в нём участвовали все ватажники, и каждый имел право голоса.

Умело провести дуван значило для авторитета атамана не меньше, чем его отвага в бою. У ватажников были свои понятия о чести и справедливости, скроенные по воровским правилам, и переступить через них не мог никто, даже атаман. Поэтому Лом отнёсся к дувану со всей серьезностью.

– Здесь двести золотых, – важно возгласил он, поднимая кошель с деньгами. – Нас десять душ. На каждого выходит по двадцать золотых. Подставляйте шапки!

Ватажники по очереди подходили к атаману, и он отсыпал каждому его долю золотых.

Федька, щупая языком во рту полученный ранее золотой, томился сомнениями: подходить ли ему за деньгами.

– А ты что стоишь? – разрешил его неуверенность Лом. – Подставляй шапку. И мой золотой сюда же выплюни. Или проглотил?

– Цел! – радостно сказал Федька и выкатил на ладошку отмытый слюной золотой, который жарко вспыхнул на солнце.

Лом встал с колоды, где сидел, как на троне, и, обращаясь к своей ватаге, державно возгласил:

– Жалую Федьку правом носить золотой на шапке!

– Атаману слава! – закричал Филька, жадно поглядывая на пятиведёрный бочонок с хлебным зеленым вином, добытый на струге.

– Одежду смотрели? – спросил Лом. – Разбирайте, кому что по нраву.

Ватажники кинулись расхватывать добычу. Хватали всё, что попадётся под руку. Потом начался размен. Фильке достался левый сапог, Власу – правый. Оба сапога пошли к тому, кому они были впору, – Фильке. А тот пожаловал своего друга шапкой.

Оружие не подлежало дувану, Степан отнёс его в амбар и крепко запер.

– Что, дружье, не пора ли начинать пир? – вопросил Лом.

Ответом ему были радостные крики. Федьку, ставшего полноправным членом шайки, Лом назначил виночерпием. Ватажники подходили к нему со своими чарками, и он наполнял их вином. Мясо и рыбу из коробов брал всяк сам, сколько хотел. Особо налегали на чеснок и лук, исконно русские закуски.

Первой чаркой вина ватажники поздравили атамана и друг друга за удачный и прибыльный набег на купеческий струг. Вторую чарку выпили за ватажное товарищество, забыв помянуть своих приятелей, убитых в схватке, но это было не в новость, у воров не в обычае помнить убитых. И тут, запьянев, обиделся Филька, никто не вспомнил и не похвалил его за весть о струге, а ведь он, с риском для жизни, бегал в Надеино Усолье и всё вызнал о купцах, направлявшихся в Астрахань за икрой и рыбой. Филька начал задирать ватажников, бузить, буянить, в конце концов его скрутили верёвкой, забили в рот ветошный кляп и бросили в колючие кусты ежевики. А без Фильки не стало голосистого запевалы, и пир превратился в тоскливое попоище. Бочку зелена вина наполовину выпили, наполовину пролили, наконец, все обеспамятели и попадали наземь, забывшись в тяжёлом пьяном сне.