Сознательная медицина: биотехнологии здоровья - Семений Александр Тимофеевич - Страница 2

Я работаю на стыке западной и восточной медицины, психологии и новых информационных технологий, которые реализованы в различных биофизических и биорезонансных технологиях. Вся моя многолетняя врачебная практика показывает, что этот уникальный альянс, где компоненты не противоречат друг другу, дает очень хороший результат не просто в лечении, а в исцелении пациента. Я считаю, что именно такой должна быть медицина с душой, или сознательная медицина.

Таких результатов может добиться любой врач, любая клиника, любой оздоровительный центр. Но для этого необходимо изменить парадигму мышления, начать видеть в пациенте многомерную структуру, признать, что все в этом мире не случайно и не хаотично и что в основе любого процесса и явления, включая здоровье и болезнь, лежат энергия и информация.

Часть 1

Мой путь в медицине

Глава 1. Учеба

А там будет видно

С тех школьных пор, а может, даже и раньше, как я начал задумываться о своей будущей карьере, ничего иного, кроме врачебного поприща, в голову не приходило. Наверное, это вполне естественно для единственного ребенка, росшего в семье врачей: отец – травматолог, мать – гинеколог. Хотя дорогу мне прочили в Горный институт или Политех – все же жили мы в Донбассе, в Донецке. Насколько помню, врачебных разговоров или обсуждений каких-то интересных случаев при мне не велось, наоборот, порой говорили, что работа эта тяжелая, неблагодарная и т. д. В то же время я видел бесконечные букеты цветов и коробки конфет, которые некуда было складывать. Мама моя – классный специалист, работала с профессором Ландау на приеме – это знаменитость не только городского масштаба, но и известный по всей стране ученый.

В моей школе было восемь классов, и, когда я окончил ее с похвальной грамотой, было принято решение не продолжать образование в другой школе, а поступать в Донецкое медицинское училище, на фельдшерское отделение. Диплом, по крайней мере, в кармане не помешает, а там видно будет – так мы рассуждали.

Почему терапия?

Экзамены сдал легко, также и учился с удовольствием, осваивая азы медицинской науки. Даже сейчас, по прошествии более четырех десятков лет, хорошо помню, почему выбрал терапию, а не хирургию, что, в общем-то, более свойственно мужскому полу. Все дело было в любви к предмету, которую в нас заложили преподаватели. Хирургию у нас вел теоретик, пенсионер, давно не практикующий. Он ходил между рядов, заложив руки за спину, и говорил о том, что и так можно было прочитать в учебниках. А преподаватель курса терапии приводила нас в обычное больничное отделение на практику, где все знали, что придут студенты. Она делила нас на группы по 2–3 человека, давала фамилию пациента, номер палаты – и мы шли к больному, что называется, с голыми руками. Все истории болезни прятались и были недоступны нам. Мы беседовали с пациентом, собирали анамнез, щупали, слушали его, а пациенты терпеливо и снисходительно ждали окончания осмотра. Потом мы шли в учебный класс и обсуждали диагноз, план обследования и лечения, и кто-то один из группы озвучивал общее решение, а преподаватель, хитро поглядывая на нас, открывала историю и отвечала на наши вопросы, если они возникали.

Так формировалось клиническое мышление. И поскольку процент «попаданий» был очень высок, а парламентером чаще выступал я, то и удовольствие от совпадения наших гипотез и реальных данных истории, которые формировались при обследовании пациента, толкало на более глубокое изучение всех аспектов терапии.

Дальнейшее совершенствование терапевтических знаний продолжалось на кафедре пропедевтики Военномедицинской академии им. С.М. Кирова, куда я поступил в 1974 г. На этой же кафедре у нас был конкурс «Стетоскоп», состоявший из шести этапов, довольно жестких, который также требовал глубоких знаний и применения их на практике. Он проводился среди слушателей всех трех факультетов – сухопутных и ракетных войск (второй факультет), летчиков (третий) и военных моряков (четвертый). Я был на втором.

Пятый факультет был для иностранцев, а их в ВМА всегда училось много, и практически каждый из выпускников впоследствии занимал крупный пост в своей стране, а если повезет, то и становился министром здравоохранения. Ну а первый факультет был для нас маяком – второе высшее образование! Уже будучи офицерами, после нескольких лет службы мы могли снова поступить в альма-матер для дальнейшего постдипломного образования, что я и реализовал через восемь лет. Но это все в далеком будущем, а пока 3‐й курс и конкурс с наградными стетоскопами – бронзовым за третье место, серебряным – за второе, ну и золотым – сами понимаете, за первое. И вот я, без роду и племени, без блата и взяток, с момента поступления в академию в Красном Селе, где у нас был военно-учебный лагерь, участвую в этом «естественном отборе», наравне со всеми сынками преподавателей, генералов и других знаменитостей. И завоевываю призовое второе место, став обладателем «Серебряного стетоскопа», что также определило мой путь в терапию. Я уже и забыл об этом, но на недавней встрече выпускников мои однокашники, представляя меня своим женам (у некоторых это были уже вторыетретьи браки), вспоминали именно этот титул.

А.Т. Семений со стетоскопом, фото из личного архива автора

На 5‐м курсе у нас была войсковая стажировка, и меня занесло в Казахстан, на Байконур, куда я впоследствии и попал после окончания академии.

Глава 2. Байконур

Это был олимпийский 1980 год. На Байконур мы получили распределение вместе с Колей Бущиком – теперь это известный нейрохирург Николай Александрович Бущик, – я в автомобильный полк, а Коля на ТЭЦ. Приехали на станцию Тюра-Там поздно вечером. Пустынно, жарко… Уже не помню, кто встречал, где ночевали. На следующий день отправился в штаб, где меня ждали. Тогда с квартирами проблем не было – получил жилье в течение двух месяцев! Вскоре меня откомандировали на 61‐ю площадку, где располагался учебный центр автополка, и я каждый день ездил туда на мотовозе. Это поезд, битком набитый офицерами, которые спали, играли в домино, карты, нарды, читали – в общем, коротали два часа поездки на работу и так же обратно.

В моем распоряжении были санитарный уазик для экстренной перевозки больных в госпиталь, расположенный в 80 километрах, два санинструктора срочной службы и лазарет на 20 коек. Я не старался злоупотреблять этой привилегией, иметь служебную машину, и уж если ехал в город с больным, то мой диагноз был точен. А показания к госпитализации были действительно неотложными, и мне не приходилось краснеть в приемном отделении госпиталя перед старшими товарищами.

В 1982 г. я прорвался на академические курсы по рефлексотерапии, которые проходили на кафедре неврологии любимой академии. Я там был самый молодой в ВС РФ, лейтенант, войсковой офицер, а со мной учились все полковники, начальники санаториев Минобороны или невропатологи – начальники отделений из тех же санаториев.

Но это нисколько не мешало, наоборот – терять было нечего, и я задавал много вопросов, погружаясь в недра науки. Так что рефлексотерапией дипломированному специалисту теперь в части можно было заниматься на полном основании.

Продолжая изучать восточную медицину и дальше, я практиковал ее в воинской части, будучи начальником медицинского пункта автомобильного полка. Многих жен офицеров, солдат и своих командиров поднял на ноги иголками, точнее иглоукалыванием. Но чувствовал и понимал, что учиться этому реально можно всю жизнь.

Наверное, по той причине, что я по гороскопу скорпион, меня всегда тянуло к таинственному и необъяснимому. И однажды я попал на обучение к самой Джуне[1], использовав для этого один из своих отпусков. Она тогда была в зените славы, ее показывали по телевидению, о ее феноменальных способностях писала пресса, а в Москве их изучением занималась лаборатория «Физические поля биологических объектов», специально созданная в Институте радиотехники и электроники имени В.А. Котельникова Российской академии наук.