Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Мэтьюз Оуэн - Страница 4

На групповом снимке 1896 года семейство Зорге запечатлено как идеальная немецкая буржуазная семья. Бородатый отец семейства Вильгельм Зорге, одетый во фрак, по-хозяйски опирается на перила. На ведущих в сад ступеньках, устланных по особому случаю коврами, расположились пятеро оставшихся в живых детей (еще пятеро умерли во младенчестве)[11], все в темных костюмах в тон. Восьмимесячный Рихард сидит на деревянной подставке для кашпо, сзади его поддерживает мать, вокруг теснится одетая в простые платья прислуга.

В своих автобиографических признаниях, написанных в японской тюрьме в 1942 году, Зорге ни слова не пишет о своей матери, упомянув лишь о ее русском происхождении. Судя по всему, Нина Зорге разговаривала с сыновьями не по-русски, а по-немецки, из-за чего юный Рихард жил в двойном отчуждении: он рос вдали и от бурлящей восточной жизни говорившего на тюркском языке Баку, и от русскоязычной колониальной элиты города. Родной язык матери Зорге пришлось потом учить с нуля после переезда в Москву[12].

Вильгельм Зорге, безусловно, был “националистом и империалистом и всю жизнь не мог избавиться от впечатлений, полученных в молодости при создании Германской империи во время войны 1870–1871 годов”, – писал Зорге в своих тюремных записках. “ Он всегда сохранял в памяти потерянные за рубежом капитал и социальное положение”[13].

Однако, несмотря на непреклонный прусский патриотизм Вильгельма, семье Зорге, похоже, был присущ и бунтарский дух. В 1848 году прадед Рихарда по отцовской линии Фридрих Адольф Зорге примкнул к вооруженному восстанию против саксонских властей, а после неудавшейся революции в 1852 году эмигрировал в Америку[14]. Страстно увлекшись коммунизмом, он занял должность генерального секретаря Международной ассоциации рабочих, более известной как Первый интернационал, когда ее штаб-квартиру перенесли в Нью-Йорк в 1870-е годы. Он также поддерживал обширную переписку с эмигрировавшими в Лондон соотечественниками из Германии – Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом[15].

Для выросших в Баку детей Зорге “домом” была Германия, которой они ни разу не видели. Возможно, именно воспитание в изоляции, вдали от родины, стало причиной того, что Зорге потом всю жизнь чувствовал себя непохожим на других. Вильгельм Зорге переехал с семьей в Берлин, когда Рихарду было пять лет. Связи с Россией не оборвались: Зорге-старший работал в немецком банке, занимавшемся импортом каспийских нефтепродуктов из Баку. Но на своей новой родине Рихард никогда не ощущал себя как дома. “От сверстников меня отличало острое осознание, что я родился на Южном Кавказе, – писал он в своей тюремной исповеди. – Наша семья также отличалась во многих отношениях от обычных берлинских буржуазных семей”. Из-за иностранного происхождения матери и особенностей их эмигрантского прошлого “все мои братья и сестры несколько отличались от обычных школьников”[16].

Зорге поселились в богатом предместье Берлина, Лихтерфельде, “в относительном покое, свойственном зажиточной буржуазии”[17]. По его собственному признанию, в школе он был “плохим учеником, недисциплинированным, упрямым, капризным, болтливым ребенком”[18]. Он рассказал японским следователям, что “по успехам в истории, литературе, философии, политологии, не говоря уже о физкультуре, я был в верхней половине класса, но по другим предметам ниже среднего уровня”. Он мечтал, по его словам, стать спортсменом-олимпийцем по прыжкам в высоту. К пятнадцати годам юный Зорге страстно увлекся Гёте, Шиллером, Данте, Кантом “и другими трудными авторами”. В дальнейшем Зорге часто будет называть себя “школяром-цыганом” и “бароном-разбойником” в честь героев немецкой романтической поэзии. Особенно Зорге любил “Разбойников” Шиллера – историю героя, похожего на Робин Гуда, – грабившего богатых и защищавшего бедных[19].

Вильгельм Зорге умер в 1911 году, оставив всем детям приличное содержание. В доме Зорге “не было материальных затруднений”[20]. “Текущие проблемы Германии я знал лучше, чем обычные взрослые люди, – объяснял он своим тюремщикам. – В школе меня даже прозвали премьер-министром”. О высоком самомнении Зорге можно судить хотя бы по тому, что даже в зрелом возрасте он, по-видимому, не замечал в своем школьном прозвище никакой иронии. Его школьные преподаватели считали его одаренным учеником, но лентяем и позером[21]. Он вступил в ряды романтического патриотического молодежного движения Wandervogel (“Перелетная птица”), устраивавшего походы и поездки для юных идеалистов Германской империи; правда, впоследствии Зорге называл эту организацию “спортивным объединением рабочих”. В августе 1914 года, когда члены Wandervogel были в походе в Швеции, стало известно о вступлении Германии в войну.

Вняв призыву своей страны, мальчики с первым же пароходом поспешили домой, и августа, не спросив разрешения матери, не сообщив в школу и не сдавая выпускных экзаменов, Зорге явился в призывной пункт в Берлине и записался рядовым в армию. “Если говорить о причине, побудившей меня решиться на такое бегство, то это горячее стремление приобрести новый опыт и освободиться от школьных занятий, от того, что я считал совершенно бесцельным и бессмысленным в жизни 18-летнего юноши”, – писал он, добавляя, наверное, уже более откровенно, что его заразило “всеобщее возбуждение, вызванное войной”[22]. Должно быть, определенным стимулом послужил для Зорге и непреклонный патриотизм покойного отца.

Зорге был направлен в учебный батальон третьего гвардейского полка[23] и прошел, по его словам, “неполную шестинедельную подготовку на учебном плацу под Берлином”. К концу сентября его вместе с другими новобранцами отправили в Бельгию на реку Изер, где они столкнулись с британскими и бельгийскими регулярными войсками, прочно занимавшими подготовленные позиции. В порыве наивного энтузиазма учебный батальон Зорге впервые пошел в атаку 11 ноября в Диксмюде и был разгромлен. В первый же день боевых действий все романтические иллюзии, которые питал Зорге насчет войны, были уничтожены вместе с большинством его товарищей. “Можно сказать, что это был период перехода «из школьной аудитории на поле сражений», «со школьной скамьи на бойню»”[24], – с явной горечью вспоминал впоследствии Зорге.

Выжившие представители того разозленного и разочарованного поколения 1914 года называли кровопролитие на Западном фронте Kindermord — избиением младенцев. Этот опыт “впервые возбудил в сердцах – моем и моих товарищей-фронтовиков – первую и потому особо глубокую психологическую неуверенность. Наше горячее желание драться и искать приключений было быстро удовлетворено. Потом наступило несколько месяцев молчаливых раздумий и опустошения”[25].

Как и у многих представителей его класса и поколения, военный опыт Зорге оказался глубоко поучительным и шокирующим. У Зорге, умного молодого бунтаря, теперь были причины восстать против бессмысленности войны: “Я предавался всевозможным размышлениям, вытягивая из головы все свои исторические познания. Я думал: как бессмысленны эти бесконечно повторяющиеся войны. Я старался осознать мотивы, которые лежали в основе новой агрессивной войны. Кто стремится захватить подобную добычу, невзирая на любые человеческие жертвы?”[26]

Впервые за свою юную жизнь студент реального училища и сын банкира Зорге оказался бок о бок с настоящим пролетариатом. Он был поражен, что его “простые друзья-солдаты”, казалось, совершенно не заинтересованы в выяснении глубинных причин войны, где они стали пушечным мясом. “Никто даже и не знал, для чего все эти наши усилия. Никто не знал истинных целей войны, и тем более никто не разбирался в вытекающем отсюда ее глубинном смысле. Большинство солдат были людьми среднего возраста, рабочими и ремесленниками. Почти все из них были членами профсоюзов, а большое число – сторонниками социал-демократии”. Он столкнулся лишь с одним “действительно левым” – “пожилым каменщиком из Гамбурга”, который “тщательно скрывал свои политические взгляды, не раскрываясь ни перед кем”[27]. Они близко сошлись. Возможно, Зорге увидел в нем отцовскую фигуру. Пожилой каменщик рассказал юному протеже о своей жизни в Гамбурге, о пережитом преследовании и безработице. Выросший в атмосфере беспрекословного патриотизма Зорге впервые в своей жизни столкнулся с пацифистом. Их дружба резко оборвалась после гибели старого социалиста в бою в начале 1915 года.