Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Мэтьюз Оуэн - Страница 19

Выйдя на свободу и став к тому времени убежденной коммунисткой, Смедли перебралась в Берлин, где стала любовницей индийского революционера Вирендраната Чатопадайи. Она приезжала в Москву на конгресс Коминтерна в 1921 году и еще раз в 1929 году[29]. В Берлине Смедли познакомилась с Яковом Мировым-Абрамовым, главным шпионом Коминтерна в Европе. Отношения Смедли с Коминтерном и советской компартией всегда были намеренно неопределенными. Она упорно отрицала, что работала шпионкой, и официально никогда не вступала в партию. Однако Миров-Абрамов, очевидно, завербовал ее в свою сеть по меньшей мере как полезную единомышленницу.

В 1928 году Смедли опубликовала автобиографический роман “Дочь земли”, прославивший ее как борца за социализм и гуманизм, страстно преданного делу борьбы с эксплуатацией и нищетой. Зорге прочел ее книгу, когда был в Москве. Через год Смедли ушла от Чатопадайи и – возможно, получив поддержку Мирова-Абрамова – переехала в Шанхай как корреспондент либеральной газеты Frankfurter Zeitung.

Упаднический Шанхай вызывал у Смедли отвращение. “В больших городах, и особенно в Шанхае, жизнь протекает в своем обычном беззаботном ключе. Проходят пышные официальные приемы и балы, открываются новые банки, образуются новые финансовые группы и альянсы, делаются ставки на бирже, идет контрабанда опиума, а иностранцы обмениваются с китайцами взаимными оскорблениями, прикрываясь экстерриториальностью, – писала она в феврале 1930 года. – Здесь есть еще и ночные клубы, бордели, игорные дома, теннисные корты и тому подобное. И есть люди, которые называют это началом новой эры, зарождением новой нации. Возможно, так и есть, если говорить об определенном классе китайцев – торговцев, банкиров и бандитов. Но для китайских крестьян, а это 85 % китайского народа, все это подобно уничтожающей жизнь чуме”[30].

Вскоре после приезда в Шанхай Смедли связалась Культурным комитетом КПК, название которого звучало вполне безобидно. На самом деле комитет был главным органом центрального управления партии в сфере пропаганды, вербовавшим китайских интеллектуалов в ряды коммунистов. Смедли, иностранка с обширными связями, официально не имевшая никакого отношения к партии, стала настоящей находкой для существовавших в осадном положении китайских левых, чья жизнь подвергалась опасности даже в концессиях. Радикальная литература находилась под строжайшим запретом, любые контакты и собрания были сопряжены с риском. Иностранный паспорт Смедли и ее статус уважаемой зарубежной журналистки были идеальным прикрытием для передачи корреспонденции и связи между членами партии. Она также предложила использовать свой дом для проведения собраний и решительно настроилась привлечь к борьбе знаменитого китайского писателя-прозаика Лу Синя. Смедли основала Лигу левых писателей, и корреспонденция организации стала ценным секретным каналом связи между КПК и остальным миром. Партия же дала Смедли возможность познакомиться с китайскими и иностранными коммунистами, передала ей доклады Центрального комитета КПК и даже обеспечила ей секретаря – молодого левака-интеллектуала, переводившего для нее доклады и газеты. К началу 1930-х годов Смедли была единственным западным журналистом в Китае, получавшим информацию непосредственно от источников в КПК.

Вскоре после переезда из “Плазы” в более скромное жилье в Иностранном отделении Союза христианской молодежи на улице Бабблинг-Уэлл, вероятно, где-то в конце января 1930 года Зорге навестил Смедли у нее дома во Французской концессии. Представившись “Джонсоном”, якобы американским журналистом[6], Зорге предъявил ей письмо от человека, которого в своих тюремных признаниях он назвал “общим знакомым в Берлине”. Вероятнее всего, письмо было от Басова или кого-то из его приближенных. Как бы то ни было, похоже, Зорге с самого начала намеревался завербовать Смедли в свою новую агентуру 4-го управления. Он рассказал японцам, что ему “дали разрешение вербовать сотрудников” и что он “был наслышан о Смедли в Европе и думал, что может на нее рассчитывать”. Вскоре после их первой встречи, по словам Зорге, он попросил Смедли помочь “в организации группы для сбора разведданных в Шанхае”. Она сразу же согласилась[31].

Их отношения быстро вышли за рамки исключительно товарищеских. Вскоре после начала совместной работы Смедли и Зорге стали любовниками. Трудно представить себе, что Зорге руководствовался не исключительно циничными мотивами: низкорослая, коренастая, с короткой стрижкой и на шесть лет старше него, Агнес была далеко не такой женщиной, которые обычно нравились Зорге. Урсула Кучински, будущая соперница Смедли, писала, что та “выглядит как интеллигентная работница, отнюдь не красавица, но черты лица правильные. Когда она отбрасывает волосы назад, виден большой, выступающий вперед лоб”[32]. Да и сам Зорге в дальнейшем не пощадит Агнес, описывая ее как “мужеподобную женщину”. Ее суровое осуждение декадентской роскоши Шанхая плохо сочеталось с тягой Зорге к ресторанам, барам, быстрым мотоциклам и женщинам. Однако в одном важном аспекте эти столь несхожие между собой люди были родственными душами. Оба были преданными коммунистами, оба – страстными натурами, желавшими изменить мир.

Уже в начале весны Смедли часто видели вдвоем с Зорге – или “Сорги”, как она называла его, – когда они, наслаждаясь “захватывающим, упоительным” моментом, неслись по Нанкин-роуд на его мощном мотоцикле. Она была явно увлечена своим брутальным молодым любовником. “Я замужем, у меня ребенок, можно сказать, только-только вышла замуж, – писала Смедли своей подруге Флоренс Сангер. – И притом что он настоящий мужчина, мы равны во всех отношениях – то он помогает мне, то я ему, и мы работаем вместе во всех отношениях. Не знаю, сколько еще это продлится, от нас это не зависит. Боюсь, недолго. Но эти дни будут лучшими в моей жизни”[33].

Зорге четко дал понять, что их отношения были “дружбой”, исключавшей, настаивал он, такие буржуазные условности, как моногамия. Смедли, одна из первых публичных пропагандисток контроля за рождаемостью и защитниц прав женщин, тоже уговаривала себя, что уже преодолела эту традиционную мораль. “Мужья редко выдерживают испытание временем, – писала Смедли Сангер. – Я и не жду этого от них, быть может, потому что и сама долго не выдерживаю”. Моногамные отношения, которые были у нее, были “бессмысленны, зависимы и жестоки”[34]. Но после нескольких месяцев ее романа с Зорге Смедли призналась Сангер, что наконец-то обрела того “редкого, редкого человека”, способного дать “все, что я хотела, и даже больше”[35].

Смедли познакомила Зорге со своим кругом китайских интеллектуалов-коммунистов. Более того, она смогла предоставить ему информацию из первых рук о подготовленном КПК и стремительно набирающем обороты восстании, охватывавшем материковую часть страны. В марте 1930 года Смедли отправилась в одну из первых разведывательных поездок через долину Янцзы в провинцию Цзянсу, где Чан Кайши пользовался наибольшей поддержкой, как и в других более отдаленных городах. Она путешествовала с китайскими товарищами, которые водили ее по домам крестьян, вынужденных продавать свою землю из-за грабительских правительственных налогов и жадных землевладельцев[36]. Смедли написала в газете Modern Review, что “разразилась настоящая социальная революция”. В группе коммунистических повстанцев Мао Цзэдуна состояло свыше пятидесяти тысяч голодных неграмотных крестьян и военных, дезертировавших из правительственных войск в откровенно коммунистическое ополчение на территории центрального и южного Китая, насчитывавшее свыше дюжины армий. На подконтрольных коммунистам “советских территориях” молодые красногвардейцы Мао конфисковали собственность у землевладельцев, раздавая ее крестьянам. Чиновников Гоминьдана заменили местными “советами рабочих”, запретившими проституцию, азартные игры, опиумные курильни и закрывшими храмы и церкви. Представителей “бывших классов”, например миссионеров, зажиточных крестьян, аристократов и чиновников, казнили после упрощенных слушаний в народных судах.