Смертельный дозор (СИ) - Март Артём - Страница 33

— Ну что ж, поживем, увидим. В конце концов, у нас бывало, что из бойцов прямо тут, на заставе, инструкторы получались не хуже, чем в учебке. А то и лучше.

А потом направился вон от питомника.

— И ты эту хрень с собой потащишь? — Я вопросительно приподнял бровь.

— Ну да, нанижу на донку, вдруг чего помается, — сказал Стас Алейников, демонстрируя мне дохлую ворону, которую он привязал веревочкой за лапу.

Ворону мы нашли по пути к небольшой речушке, впадающей в Пяндж. Река тянулась недалеко от правого фланга, и сегодня, в мой выходной, мы со Стасом, также свободным от службы, отпросились у шефа сходить на рыбалку. Поймать чего-нибудь на уху.

По правде говоря, рыбачить собирался именно Стас. Он оказался заядлым рыболовом еще с детства. Теперь на его спине, рядом с автоматом, висел матерчатый мешок, полный рыболовных снастей и составных бамбучек.

— Там река неглубокая, но илистая. Закорчеванная, — пояснил он, когда мы шли вверх от заставы, — в тех местах сом клюет.

— Думаешь на эту дрянь его выловить? — Я хмыкнул.

— Ну да. А почему бы и нет? Чем черт не шутит?

Ворона погибла недавно, и признаков разложения на черном пернатом тельце мы не заметили. Она даже еще не окоченела. Это обстоятельство, конечно, вызвало у Стаса недовольство. Он даже прокомментировал:

— Жаль, не воняет. Так вернее бы было. Но может, все равно сойдет.

День сегодня был хоть и прохладный, но безветренный и даже солнечный. Вне тени припекало, и мы бодро шагали по тропе, огибая невысокую сопку.

— А ты что ж, с Наташкой хочешь увидеться? — Спросил Стас, поправляя автомат на спине.

В связи с обстановкой, без оружия нас не выпускали с заставы даже в выходной. Среди солдат потянулись слухи, что Шамабад скоро перейдет на усиленный режим. Правда, Таран еще не объявлял такого приказа, хотя с момента прибытия танкового усиления прошло три дня.

— Хочу.

— И вы даже договорились?

— Договорились.

— А каким макаром-то? — Удивился он, — вы ж не виделись с того самого дня, как мы ходили геологов искать.

— Голубиной почтой, Стасик, — отшутился я, — голубиной почтой.

На самом деле, я, почти сразу, как узнал, когда у меня по расписанию выходной, просто направил ей письмо самой обычной почтой. Правда, пограничной. Адресат располагался недалеко, и письмо должно было дойти за считаные дни.

В нем я указывал Наташе на дату встречи. А еще на место. Место обычное и знакомое нам обоим. Это была стоянка у начала того самого маршрута, на котором мы искали ее группу. Ничто в послании не указывало на то, что мы собирались подобраться чуть не к Границе. Теперь оставалось только надеяться, что Наташа будет ждать меня в уловленном месте.

— Ты ее к Муське поведешь? — Прямо спросил Стас.

— К Муське, — я улыбнулся.

Алейников хмыкнул.

— И чего она в тебе нашла? — Мечтательно спросил он, глядя на голубое небо. — Я ведь, каюсь, тоже грешен. Носил ей цветочки. Да не взяла. Дала отворот поворот.

Не ответив, я только показал ему мимолетную улыбку.

— А ты, Сашка, гляди-ка, даже специально за ней не ухлестывал, а она к тебе почему-то тянется.

— Кто ж их, девчонок, разберет? — Уклончиво ответил я.

— И верно, — вздохнул Стас. — А я вот, со своей разбежался. Прям перед армией.

— Почему?

Стас хмыкнул и улыбнулся одними только губами. Видел я, что глаза его при этом остались грустными. Ефрейтор пытался скрыть свои чувства.

— Да вот такая она оказалась лиса, — сказал он наигранно весело. — Валька моя всегда была умница. Отличница. Особенно в математике хорошо разбиралась. Меня, оболтуса, постоянно подтягивала по этому делу.

— Со школы были вместе?

— Так она ж по соседству жила, — с мечтательной грустью во взгляде, сказал Стас, — вместе в школу ходили. Со школы. В старших классах стали гулять за ручку. А потом и дружить. По-настоящему.

— Ну и что?

— Да что? — Стас беззаботно пожал плечами, — решила она от меня свинтить. Ну как свинтить? Уехала учиться из нашего Ставропольского края в Москву, в строительный техникум какой-то. Еще после девятого класса. А я в десятый пошел.

Мы услышали автомобильный гул. Почти синхронно оглянулись, чтобы посмотреть в чем дело. Ниже по земляной дороге среди холмов, петляла шишига. Отсюда она казалась очень маленькой. Пограничная машина везла куда-то полный кузов людей — не меньше шести человек.

— Куда это они? — Спросил Стас.

Шишига завернула и направилась к леску, который тянулся по правому флангу, у системы. Тому самому, где жила Муська.

— Танкисты, — сказал я. — В лес едут.

— А че это ты так решил? — Удивился Стас.

— Слышал, нужно им дерево, для окопов.

— Ну вот, пусть делом и займутся, — суховато сказал Алейников. — Кстати, Сань, а че там ты с этим Симоновым?

— Да ничего, — я пожал плечами. — Не общался. Виделся пару раз на заставе. А так все.

— Он на тебя волком смотрит, — предостерег Стас, — как заметит, сразу рожа кислая, будто лимонов нажрался. Со своим экипажем шептаться начинает. Видать, хочет тебе темную устроить.

— Ладно, пойдем, — сказал я, когда шишига превратилась в крохотное темно-зеленое пятнышко вдали и почти слилась с серой стеной леса.

— Не. Ну ты ж ему место указал. Прям при егошнем экипаже. Видал я, как ему это не понравилось. Все видали.

— Я знаю, — сказал я. — Если решит чего-то выкинуть — ему же хуже. Ну так, а что с твоей девчонкой-то?

— А, — Алейников достал из подсумка корочку, которую, вообще-то приготовил под наживку, но все равно принялся жевать по пути. — Да че? Уехала с девятого, прямо в Москву. Год мы с ней переписывались. Потом писала мне все реже и реже. А я, ведь, постоянно ей письма слал. Знаешь, как неприятно, когда письма без ответа остаются?

— Знаю, Стас, — сказал я, припомнив свое письмо из прошлой жизни.

Тогда я написал его Сашке прямо из полевого лагеря, в Авгане. Как оказалось, когда оно дошло, брат уже пропал в том самом дозоре.

— Ну вот, — Стас вздохнул. — Короче, нервный я стал, злой как собака. До сих пор себе простить не могу, что с матушкой ругался. Она мне, мол, да ладно, ну уехала девка, ну разве ж других кругом мало? А я на нее за такие слова обижался. Теперь понимаю — права была матушка.

— И что было потом?

— А потом… Пришло мне письмо от Вальки, аккурат перед летом. Когда сдавали мы выпускные экзамены. Ох и обрадовался я тогда…

Стас вдруг замолчал и погрустнел. Хотя до этого пытался он сохранять приподнятое настроение, но теперь и сам показал, что все это было лишь напускным. На сердце у него еще скрипело.

— Зря обрадовался, — догадался я.

— Ну. Валька написала, что не приедет летом. А обещала приехать… Сказала, нашла там себе жениха и останется жить в Москве. С ним. Извинилась, удачи пожелала. Сказала, что я все равно должен понимать, что мы с ней очень разные люди. Тоже мне… — Стас неприятно искривился. Так, будто хотел сплюнуть, но удержался, — Разные… Что-то, раньше разными мы небыли.

За разговором большая часть пути осталась позади. Тут, у ручья, мирно скатывавшегося с далеких гор, наши со Стасом дороги расходились. Моя вела вверх, к горам. Туда, где развернулась стоянка перед маршрутом. А его уходила на скромный деревянный мостик через ручей, и ниже, к речушке, куда ручеек нес свои воды.

— Вот, год уже минул, — сказал Стас, — второй пошел. А Валька у меня из сердца не идет. Злюсь я на нее за это. Очень злюсь.

— Понимаю, — кивнул я. — когда с близкими людьми расстаешься, для души твоей, это — будто они умерли. Больше никогда не будет их в твоей жизни. Вот душа и волнуется. Однако надо помнить, что живы они. Что все хорошо. Так душа скорее перестанет болеть. А совет на такой случай тебе уже матушка дала.

— И правда, дала, — разулыбался Стас. — Да только от этого не легче.

— Пройдет. Переболеешь, — сказал я по-доброму. — Ну лады. Тут мне надо наверх.