Трон тысячной лжи (ЛП) - Хиггинсон Рейчел - Страница 33

Нет, не особенно.

Старый путь — это истинный путь.

Но я действительно нахожу поразительным, скольким суевериям придерживались эти королевские дома. Магия была изгнана сто лет назад, так разве эти замки не должны были перейти на более современную идеологию?

Я приняла ванну и оделась так быстро, как только могла. К счастью, Клеста догадалась упаковать мои шерстяные чулки и подбитый мехом плащ. К тому времени, когда я была готова к завтраку, я была одета так, как будто на дворе была глубокая зима. Только от этого не теплее.

Сыновей Золотовых снова послали сопроводить нас на завтрак. Однако сегодня утром за моей дверью стоял Антон. Алексей ждал Раванну, а Андретцо — Катринку. Я была первой в коридоре, поэтому имела удовольствие наблюдать, как Андретцо нервно ерзал, пока моя сестра выходила.

— Я должен настаивать на том, чтобы знать, как обращаются с Катринкой в Элизии, — пробормотал Антон резким тоном, переводя моё внимание с другого конца зала на среднего Золотова. Он был выше меня, но всё ещё тощий по-юношески тощий. Я была уверена, что смогу одолеть его в бою.

Бросив на него всего один взгляд, я сказала:

— С ней обращаются как с принцессой. Как ещё, по-твоему, мы должны вести себя по отношению к ней? Она — одна из двух оставшихся Аллисанд. У неё есть всё, что она пожелает.

— Она многого не желает, — сказал Антон, защищаясь. — И она не спросит, нужно ли ей что-то, поэтому ты должна обратить на неё внимание.

— Конечно, я буду уделять ей внимание, — я старалась говорить более ровным тоном, чем он, но у меня это получалось с трудом. Антон Золотов не был её семьей, независимо от того, сколько лет она провела в его замке. Она была моей сестрой. Я бы отправилась на край света, чтобы защитить её. Сражалась бы с драконами ради неё. Взошла на Место Силы, чтобы обеспечить безопасность своей родословной и, следовательно, своей собственной династии.

Антон не был убежден.

— Однажды весной она разбила очки, случайно наступив на них. Вместо того чтобы попросить у отца новую пару, она притворилась, что переросла потребность в них. Она всех нас убеждала, пока не добавила в свой чай соль вместо сахара. Прошли месяцы, в течение которых она вслепую нащупывала дорогу, слишком расстроенная идеей обратиться за помощью, а не просто заменить очки.

Мой рот открылся и закрылся, пока я решала, продолжать ли раздражаться на этого мальчика, который явно заботился о моей сестре, или сделать его союзником. Наконец, полностью сосредоточившись на нём, я встретилась с ним взглядом и спросила:

— Правда?

Его губы дрогнули в ласковой улыбке.

— Правда.

— И ей действительно нужны очки?

— О, совершенно определенно. Без них она слепа, как двухголовая речная крыса.

Я не знала, что такое двухголовая речная крыса, но я ему поверила. Наконец она вышла из своей комнаты и сразу же приобрела цвет спелой клубники, когда обнаружила, что Андретцо ждет её.

— О, и она влюблена в Андре.

Его комментарий был настолько небрежным, что я почти не поверила ему. За исключением того, что я могла видеть свою взволнованную сестру прямо через коридор. Она нервно поправила очки на носу и попыталась встретиться взглядом с Андре, уставившись на свои ноги.

У меня вырвался тихий смешок.

— Ты не врешь?

— Мой брат тоже влюблен в неё, — продолжил он уверенным шепотом. — Но до тех пор, пока она оставалась с нами, она была обещана Алексею.

— Обещана Алексею? — выражение его лица говорило мне говорить потише, но он был богат информацией, которую я не знала, можно ли ожидать.

— Вот почему мой отец согласился взять её к себе. Я думаю, он считал, что сможет претендовать на Место Силы, если она выйдет замуж за его старшего сына. Но потом появилась ты, и мой отец понял, что ты лучший выбор, — он прочистил горло. — Насколько это возможно.

— Это было сделано официально?

Он покачал головой.

— Больше похоже на ожидание. Мой отец — не более чем оппортунист.

— А Алексей?

— Совсем как он.

— А как насчет Андре?

Его узкий рот расплылся в усмешке.

— Он похож на нашу мать.

На другом конце коридора Андре дергал себя за воротник, пока мы ждали появления Раванны.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? Конечно, твой отец был бы недоволен, если бы узнал, какая ты… открытая книга.

Он улыбнулся шире, и я почувствовала укол нежности.

— Катринка это лучшее, что когда-либо случалось с моей семьей. Мой отец — очень серьезный король. И это королевство не менее сурово. Своей любовью к книгам и грязным прогулкам по вересковым пустошам Катринка нарушила естественный порядок вещей.

— Ты любишь её, — я не могла в это поверить. — Действительно.

— Нет, — возразил он, вскидывая руки в воздух и украдкой бросая взгляды на своих братьев.

Настала моя очередь улыбаться.

— Не так как, — я понизила голос, — Андре. Но ты любишь. Как сестру. Может быть, друга? Но да, это явно любовь.

Он закатил глаза и одернул подол своей туники, поправляя что-то, что не нуждалось в поправке.

— Любовь — это не та концепция, которую мы продвигаем в Барстусе. На случай, если ты еще не поняла это по нашим декоративным демонам. Страх, да. Ненависть, конечно. Но мы не любим.

Только разве он только что сказал мне, что Андре влюблен в мою сестру?

— Конечно. Очевидно.

Он недовольно промычал что-то себе под нос.

— Кстати, о твоих, эм, декоративных демонах. Они действительно прокляты?

— Прокляты? — он фыркнул от смеха. — Возможно, прокляты быть уродливыми.

— Я не имела в виду уродство. Я имела в виду… буквально. Или заколдованы?

— А, ты имеешь в виду гоблинский ветер. Это миф. Ничего больше.

— Ваши горничные, похоже, думают, что это правда.

— Да, горничные. Но разве не все горничные суеверны? Всё, что угодно, лишь бы увековечить сплетни.

Я обнаружила, что это правда. Но всё же я почувствовала озноб в тот момент, когда мы пересекли границу Барстуса. Даже сейчас я мечтала о своём самом теплом плаще и горячих камнях для ног.

— Значит, ты не веришь, что Катринка полна черной магии?

Он снова откровенно рассмеялся. Это был легкий, беззаботный звук для человека, выросшего без любви.

— Катринка? Ты серьезно? Однажды она упала с лестницы, просто пытаясь спуститься по ней, — должно быть, у меня было испуганное лицо, потому что он быстро добавил. — Это была небольшая лестница. И у неё был всего лишь вывих лодыжки. Ничего серьезного.

Ничего серьезного. Он говорил серьезно?

— Значит, ты не веришь в гоблинов?

Его улыбка превратилась в усталый вздох.

— Я полагаю, что мой отец использует их, чтобы играть в игры с аристократами. И я верю, что Катринка слишком милая и добросердечная, чтобы поддаваться черной магии. И я думаю, что ты слишком умная принцесса, чтобы верить сплетням служанок.

В этом он был прав.

Но…

Наконец, дверь Раванны открылась, и она вышла в холл, действительно закутанная в черный меховой плащ, который выглядел почти таким же тяжелым, как и она сама. Заметив удивленные взгляды из коридора, она ещё выше вздернула подбородок и плотнее запахнула плащ на плечах.

— Я никогда не выживу в этой сырой земле, — сказала она нам в качестве объяснения. — Во всем этом королевстве нет достаточно горячего огня, чтобы прогнать этот холод.

Я оглянулась на Антона и увидела, как его глаза расширились. Возможно, было бы неправдоподобно, чтобы Катринка была наполнена черной магией. Но было гораздо легче поверить, что это могла быть мрачная и холодная Раванна Пресидия.

Дрожь пробежала по мне при этой мысли, и я пожалела, что не была такой храброй, как Раванна, и не надела плащ на завтрак.

Так что же это говорит обо мне?

Была ли я слишком полна черной магии? Неужели ветер гоблинов проник мне под кожу и пробрался сквозь кости?

Старый путь — это истинный путь.

Эти слова непрошено пришли мне в голову. Каким именно был старый путь? Черная магия? Или что-то большее? Что-то, что было не таким уж отвратительным?