От десятой луны до четвертой - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 32

Янтарный подхватил нас под локти и практически выпихнул из казармы.

Опять мы, обходя кругом сад и минуя конюшни, быстро шли, почти бежали к южным воротам ограды, стремясь быстрее попасть в Корпус.

Мы с Шестой оскорбленно молчали и друг на друга не смотрели.

Конечно, со временем мы простим друг друга. Но забудем ли сегодняшнюю ночь, будем ли жить так, словно ее не было? О, никогда!

Глава двадцать четвертая

ВТОРОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОХРАНЫ

Второе воскресение начальника охраны никого не обрадовало. Такая целеустремленность выглядела очень отвратно.

Но поскольку дело было почти привычным, все сделали вид, что ничего не случилось.

Утром, когда мы построились парами для отправки в аудиторию, пришел конвой в сопровождении старшей охранницы из пыточной, отсек меня от остальных воспитанниц и повел к Ректору в северную часть Главного Корпуса.

Там дальше Пурпурного Зала для общих собраний никому из нас бывать не доводилось.

От наших дортуаров в восточной части здания административную четверть Корпуса отделяла глухая кирпичная стена, возведенная в коридоре в то время, когда гарнизон превратили в пансионат. И туда можно было попасть только через жилые покои преподавателей на западной стороне или подземным ходом из Перста. Администрация Пряжки была древнее пансионата, значительно древнее.

Серый Ректор ждал меня в кабинете на втором этаже. Но из-за нависающей рядом северной стены Пряжки кабинет больше напоминал подвал.

И у Ректора вид был какой-то заплесневелый, словно он доводился родным братом начальнику охраны и тоже блуждал где-то между этим миром и тем.

– Садитесь, барышня! – вежливо предложил он. Я покосилась на конвой.

Конвой не возражал.

А садиться не хотелось: у черного стула с высокой резной спинкой, наверху которой резвились два дракона, был такой холодный вид, что моя бедная попа заранее ныла, предвкушая неминуемую отдачу тепла его ненасытному промороженному сиденью.

– Садитесь! – повторил Ректор. Пришлось сесть.

– Нам опять требуется ваша консультация, Двадцать Вторая. – Голос Серого Ректора был таким медовым, словно он сообщал о выпавшей мне великой удаче.

– Холодное железо, значит, не помогло… – задумчиво сказала я. – И серебро тоже…

– Прекрасно, что вы все понимаете. Что теперь вы можете посоветовать?

А что я могу посоветовать?

С непонятным упорством начальник охраны не желает умирать до конца, а предпочитает раз за разом объявляться в саду и оттуда бродить по всей крепости.

– Для начала его нужно снова поймать, – холодно сказала я. – Когда его обнаружили днем, в каком состоянии он был?

– В состоянии трупа, – не без юмора ответил Серый Ректор.

– Великолепно. Значит, так: его нужно поймать и до захода солнца, желательно в полдень, захоронить. Не сложить в катакомбах, а захоронить в земле. Пошлите людей копать могилу возле склепов. Найдите тяжелую плиту, длина полтора хвоста, ширина полхвоста. Присутствовать при захоронении должен весь пансионат.

Я совсем не была уверена в данном способе, но что-то надо было предложить, раз уж стала признанным специалистом по убиенным и воскресающим начальникам охраны.

А последнее условие придумала из чистой вредности: ежу ясно, что меня заставят присутствовать при сем действии и руководить им в меру сил, при этом старательно не ущемляя прерогативы Ректора и прочего начальства. Так уж пусть тогда веселятся все.

Серый Ректор долго молчал. Попа мерзла.

Из камня он сделан, этот стул?

– Хорошо, Двадцать Вторая. Вы свободны, – наконец отомкнул уста Ректор. – Можете вернуться на занятия.

Охотнее всего я вернулась бы под одеяло, где тепло и одиноко.

Это же какое надо жалованье получать, чтобы ради него согласиться сидеть в этом кабинете? Или у него персональная жаровня под креслом?

Если бы я была Ректором, меня бы никакая сила в северной части Корпуса не удержала. Просто ужас, до чего здесь холодно! Декорации по стенам в виде извергающих пламя драконов на старых темных шпалерах тепла не прибавляли. И ни камина, ни печурки. С ума сойти можно, до чего холодное место!

Я с радостью покинула административную часть.

Охранники довели меня до аудитории и сдали под расписку надзидаме. Группа встретила меня с таким изумлением, словно не чаяла снова увидеть живой.

Зеленый Магистр читал лекцию о том, каким образом порядочная и, следовательно, благочестивая женщина должна организовывать свою религиозную жизнь.

Опять мы расчертили длиннющую таблицу, где было расписано все – от количества посещений храма в неделю до подаяния нищим в будние дни (столбец №1), в выходные (столбец №2) и в дни больших праздников (столбцы №№ 3-17)

Насколько я успела заметить, моя тетя по всем меркам Хвоста Коровы считалась наипорядочнейшей женщиной, но милостыню она не подавала вообще.

Я не знаю, чем отделывались остальные посетители кабинета Ректора, а мне его пыточный стул с драконами воспаление обеспечил.

То, что лицо мое пылает нездоровым румянцем и вообще я скатываюсь в какое-то лихорадочное состояние, заметила к концу третьей лекции даже надзидама.

Она великодушно отправила меня в дортуар.

До дортуара я уже не дошла.

Еще в коридоре меня как-то странно повело, перед глазами все поплыло и завертелось, и я по стеночке съехала на пол, где меня и нашел один из охранников.

Последующие три дня я провалялась в лазарете, знать не зная всех захватывающих подробностей поимки начальника охраны.

Поймать-то его поймали. Как выяснилось, в тот же день. Так прямо со стрелой, торчащей из груди, которую я ему с перепугу всадила, но что делать дальше, никто не знал.

А наимудрейший Ректор почему-то не рискнул произвести захоронение без присутствия захудалой воспитанницы с двузначным номером вместо имени.

Начальника закинули в одно из помещений Перста, приставив к усиленной поперечными брусьями двери усиленную же охрану. То есть двух человек вместо одного по Уставу.

Днем начальник охраны лежал тише воды, ниже травы. Зато уж ночью началось…

Место пребывания ему не понравилось, и он начал выбираться из камеры. Дверь, говорят, ходила ходуном, и было еще что-то, пострашнее, но что?

Только итог утром был налицо: два свихнувшихся охранника, неспособных быть свидетелями ночных событий.

На следующую ночь поставили четырех.

И зря.

В сумме это составило шесть сошедших с ума бедолаг.

На следующее утро, когда эти охранники были помещены в соседнюю со мной палату лазарета, я сквозь мутную, горячую дрему услышала режущий уши, заискивающий голос надзидамы:

– Я тоже удивляюсь, господин Ректор, что воспитанница за номером Двадцать Два тяжело заболела, несмотря на все те процедуры закаливания, которые мы с ними проводим согласно утвержденному плану. Ну что тут можно сказать, одно слово – Дохлые!

"Сама Тупая!" – хотелось огрызнуться мне, но шевелить опухшим языком было противно.

Да и что говорить человеку, который способен на такое?

Даже я, одна из побежденных, истекая тихой ненавистью к победителям, и то изо всех сил не позволяю себе опускаться до называния их низким прозвищем, а эта заискивающая гнида…

Ей даже в голову не пришло, что так она лишь себя унижает!

Но раз она говорит "господин Ректор", значит, и он тут.

Я разлепила отекшие веки, увидела стоящего рядом с надзидамой Серого Ректора и требовательно сказала самое важное, что волновало меня на этот момент:

– Закажите на ваш стул с драконом теплую подушку или выкиньте его в окно!

– Она очнулась! Она очнулась! – закудахтала надзидама, говоря обо мне так, словно меня здесь и не было.

– Правила хорошего тона запрещают выражаться о персоне, присутствующей в непосредственной близости от ведущей разговор дамы, называя оную персону в третьем лице, ибо тем самым проявляется неуважение к вышеупомянутой персоне и обнаруживается низкое воспитание вышеупомянутой дамы, – зло процитировала я отрывок из лекции Бурого Магистра.