Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Мохов Сергей Викторович - Страница 6

Самым знаменитым из подобных обществ милосердия была «Мизерикордия», учрежденная в 1244 году монахом доминиканцем Пьером Босси во Флоренции. Братство существует и в наши дни. В Средние века эта организация объединяла представителей самых разных слоев общества, объединенных идеями милосердия и благотворительности. Члены общества носили черные капюшоны, скрывающие лица, что должно было обеспечить анонимность и равенство внутри братства. Одной из функций братства являлось сопровождение мертвых к месту упокоения — чаще всего жертв чумы и других смертельных болезней или бедняков, не имевших средств для достойного погребения (Strocchia 1992). «Мизерикордия» до сих пор организует похороны для членов своего братства, а также предлагает услуги организации похорон на коммерческой основе. В собственности братства есть два собственных кладбища. Очевидно, «Мизерикордия» — это одна из старейших организаций в мире, которая занимается похоронами.

«Ни живые, ни мертвые»: бессмертие и мертвое тело средневекового человека

Ответ на вопрос, почему именно так было организовано похоронное дело в Средние века, лежит в особом отношении к телу и к смерти как таковой. Именно из особой мортальной картины мира и вырастают административные практики и устройство похоронной инфраструктуры.

Начать стоит с того, что Средневековье — это время повсеместной, повседневной, неконтролируемой смерти (Гуревич 2005). Люди умирали рано и по самым разным причинам. Например, в английском высшем обществе в период между 1350–1500 гг. только половина его представителей перешагивала 50-летний рубеж (Jones 2000: 126). Крайне высок был уровень детской смертности: каждый второй рожденный ребенок умирал в течение первого года жизни (Harper and Row 1987: 199). Миллионы жизней уносили эпидемии, такие как тиф или чума, последняя всего за два десятилетия XIV века уничтожила около 35 миллионов человек по всей Европе (Kiple 1993: 663)[15]. Смерть в Средние века была привычной частью повседневной жизни человека, близость смерти усиливалась социальной структурой средневекового общества, когда люди жили в небольших и замкнутых сообществах, зная друг друга буквально в лицо. Возможно поэтому неизбежный средневековый макабр, memento mori («помни о смерти»), и другие иконографические сюжеты, такие как ars moriendi, проходят красной нитью через все Средневековье. «Увы, удел назначен нам и недостойный, и обманный! Деревья листьям и плодам дают начала, ты же — вшам и гнидам лишь приют желанный. Вино, елей или бальзам они приносят; ты же — срам, мочу, блевоту, кал поганый», — писал средневековый поэт Эсташ Дешан. Непредсказуемость смерти и ее угрожающая повсеместность и непредсказуемость осмыслялись через идеи фортуны, веру в судьбу и ожидание скорого конца света.

«Ни одна эпоха не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью, как это делает XV столетие», — пишет Йохан Хёйзинга в «Осени Средневековья» (Хёйзинга 1988: 149). Средневековая иконография вполне намеренно делала акцент на неминуемости смерти и ее ужасающей биологичности. Как отмечает Михаил Майзульс, «высокий градус визуального насилия — это важная черта всей позднесредневековой европейской иконографии. Это насилие нужно для того, чтобы через созерцание страданий Христа, Богоматери и святых прийти к состраданию, а страдание и сострадание — это путь к покаянию, очищению и спасению. Позднесредневековая иконография делает ударение на боли, страдании, смерти, крови сакральных персонажей. Это всевозможные изображения тел мучеников — распиленных, сожженных или расчлененных» (Майзульс 2015). Церковь полагала, что подобная биологичность спасительна для души человека. Очевидно поэтому торчащие из земли кости на церковных погостах и общая запущенность мест захоронений воспринимались как вполне нормальное дело.

Согласно учению Церкви причина человеческой смертности заключается в его греховной природе: человек смертен по наказанию божьему за грехи Адама и Евы. Поэтому тело человека, как источник греха, не вызывало должного почтения у благочестивых христиан. Зачем проявлять уважение к тому, что является первоосновой страданий и отдаления от Бога? Христианство требовало укрощения плоти усердной молитвой, изнуряющим постом, физическим самоистязанием, ограничением комфорта (Корбен, Куртин, Вигарелло 2002: 112). Средневековый человек стыдился своего тела, которое было ему неведомо и непонятно, в том числе из-за низкого уровня развития медицины. Поэтому и кладбища, как места упокоения греховного тела, и похороны (не в ритуальном аспекте, а как манипуляции с этим греховным телом) не вызывали большого интереса и необходимого, как нам может сегодня показаться, почтения.

Средневековая мортальная картина будет неполной без еще одного важного средневекового представления о загробной жизни — догмата о чистилище и всеобщем воскресении. Католическая церковь рассматривает смерть тела как переходный этап между земной жизнью и жизнью вечной. После смерти душа отделяется от мертвого и грешного тела и отправляется на тот свет. Там она должна попасть или в рай, или в ад — кому как воздастся по итогам его земной жизни. А тленное и богомерзкое тело остается на земле в ожидании воссоединения с душой во время всеобщего воскрешения из мертвых и Страшного суда. В представлении Церкви тело неразрывно связано с душой и обязательно должно физически воскреснуть: «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут. Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий. Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:25-29)[16]. Но если праведники попадут в рай, а грешники в ад, то какова судьба тех, кто творил и добро, и зло? Средневековый человек отвечал: «Они попадут в чистилище» (Ле Гофф 2009).

Согласно учению католической церкви, чистилище — это своего рода временное пристанище для «не достаточно праведных» душ. Для средневекового человека это именно то место, куда попадет большинство окружающих его людей. Пока душа находится в чистилище, живые могут помочь мертвым. И даже больше — мертвые находятся среди живых[17]. Отсюда вытекает несколько следствий-практик, которые легли в основу похоронного дела в Средние века.

Во-первых, родственники умершего должны постоянно совершать заупокойные молитвы, чтобы облегчить посмертную участь усопшего, искупить его грехи и таким образом помочь ему перед Страшным судом (Laqueur 2015: 88). Блаженный Августин уделяет этому важному вопросу целую главу в своей книге «О граде Божьем» (Августин 1998: 373–393). Гуревич отмечает, что уже в XI веке повсеместно сложилась практика поминовения мертвых и вознесения молитв об усопших. Люди стремились оказать максимальное влияние на свою посмертную участь: в завещаниях богатые аристократы указывали на необходимость отмаливания собственной души и даже наперед оплачивали определенное количество церковных служб[18].

Во-вторых, необходимо упокоить останки в правильном, благодатном месте — то есть поближе к храму[19]. Сама процедура погребения и уж тем более визуальное украшение могилы не играют роли, потому что могила — это всего лишь место ожидания всеобщего и к тому же скорого воскресения, а значит, и соединения тела с душой[20]. В середине XIV века Уильям Эдингтон, епископ Уинчестера, пишет: «Католическая церковь верит в воскресение тела из мертвых. Тело умершего, освященное свершением Святых Таинств, погребается не в языческих местах, а на специально освященных кладбищах и в церквях, где тела содержатся как мощи святых, до дня воскресения» (Puckle 1926: 255).