Да, та самая миледи - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 19

Куда исчез дорогой брат, не знаю, он не заходил, ничем не напоминал о себе. Лишь Кэт, больше похожая на призрак, чем на горничную, неслышно ходила по дом, либо исчезала из дома под любым предлогом.

На третью ночь де Вард превзошел самого себя, словно он не влюблен, а болен безумием любовной горячки. Он был прибоем, бьющимся о берег, водопадом, разбивающимся о скалы, морским валом, увлекающим корабль за собой в пучину. Ласки его были дерзки и бесстыдны даже по моим меркам, а дыхание прерывистым, словно у человека, удерживающего рыдания, рвущиеся из груди.

Перед рассветом он ушел.

Солнце заливало окна, врывалось в комнаты, теплыми светлыми пальцами гладило меня по щекам, уговаривая раскрыть сапфировые глазки, когда в спальню вошла довольная жизнью Кэтти, здоровье которой даже с первого взгляда значительно улучшилось.

– Вам письмо от графа де Варда! – чистым звонким голосом весело произнесла она и положила запечатанный лист бумаги на столик у изголовья.

Сев в кровати и повернувшись спиной к солнцу, я погладила ладонью маленькое письмецо и распечатала его.

«Не рассчитывайте сударыня на будущее свидание со мной: со времени моего выздоровления у меня столько дел подобного рода, что я должен внести в них некоторый порядок. Когда настанет Ваша очередь, я буду иметь честь известить Вас об этом.

Целую Ваши ручки, граф де Вард».

У меня потемнело в глазах, я сжала клочок белой бумаги, словно ядовитую гадину.

– Что это за письмо? – медленно спросила я, обернувшись к Кэт.

– Это ответ, сударыня… – краски сползли с лица Кэт, она дрожа, как крыса перед удавом, смотрела на меня.

– Не может быть! – криком-шепотом закричала я. – Не может быть! Дворянин не мог написать женщине подобного письма! Боже мой, боже мой…

Шатаясь, словно смертельно пьяная, я встала с постели и, еле переставляя ноги, пошла к окну. В комнате совершенно нечем было дышать, воздуху, свежего воздуху! На пути попалось зеркало, я скользнула по нему взглядом – боже, вся серая, словно из пепла…

Я не смогла дойти до окна, ноги мои не выдержали, сил хватило лишь на то, чтобы упасть в ближнее кресло. Кресло, в котором еще этой ночью он меня так страстно целовал…

Кэт с выражением ужаса на лице подскочила ко мне, протянула руки к застежке. Зачем?

– Что Вам нужно? – крикнула я. – Как Вы смеете прикасаться ко мне?!

Кэт отшатнулась.

– Я думала, сударыня, – зачастила она, – что Вам дурно, и хотела помочь Вам.

– Дурно? Мне? Мне! Вы принимаете меня за какую-нибудь слабонервную дурочку! Когда меня оскорбляют, я не падаю в обморок, я мщу за себя, слышите?

Взмахом руки я приказала Кэт удалиться.

Но когда за перепуганной горничной захлопнулась дверь, от моего гонора не осталось и следа. Быть сильной легко на людях, себя же не обманешь. Давясь слезами, я съежилась в кресле, обхватила руками колени и принялась оплакивать свое горе, как делали это тысячи, тысячи до меня…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ОСОБОЕ МНЕНИЕ НЕКОТОРЫХ КАВАЛЕРОВ

Пожалуй, с того памятного дня, как граф де Ла Фер приказал поднять меня повыше к небу и закрепить в таком положении, не было мне так больно и обидно.

Два письма лежали передо мной на кровати, два письма… В одном рай, в другом ад. За что?!

Всхлипывая и вытирая слезы пополам с соплями кружевным подолом пеньюара, я, как каббалистические письмена, до рези в глазах перечитывала эти две записки, пытаясь понять: ну что же случилось?

Даже прославленное иезуитское коварство меркло перед последним письмом. Слишком уж горячими были строки, предшествующие ему, зачем, неужели лишь для того, чтобы больнее хлестнуть потом? Хлестнуть наотмашь, словно хлыстом зазевавшуюся комнатную собачонку, попавшую под руку благородного охотника. «Милостивая государыня! …я принужден поверить Вашему ко мне доброму расположению… опоздать хотя бы на день было бы теперь в моих глазах равносильно новому оскорблению Вас… тот, кого Вы сделали самым счасгйливым человеком на свете… Граф де Вард».

«Не рассчитывайте сударыня на будущее свидание со мной… у меня столько дел подобного рода… когда настанет Ваша очередь, я буду иметь честь известить Вас об этом… Целую Ваши ручки… граф де Вард».

К концу дня я выревела все слезы…

Умылась, заперла письма в ящик стола и велела Кэт привести ко мне господина д'Артаньяна, как только он придет. Он не пришел.

На второй день гасконец тоже не явился. Учитывая то, что до этого он приходил с регулярностью почтового экипажа, это было странно.

Д'Артаньяна не было, зато появился дорогой брат, помятый и потратившийся.

Из его скупых слов удалось вытянуть, что он попал в интрижку с дамой из числа тех, кого именуют гулящими, но у этой дамы, к великому удивлению дорогого брата, оказался муж, явившийся в разгар свидания и чуть было не пришивший Винтера без долгих разговоров.

Деверь спасся, добровольно отдав ему содержимое своих карманов, свои цепочки, кольца и красивый плащ.

Все это напоминало милую игру, под названием «германская ссора», которую разыгрывали в Париже публичные девки совместно с бретерами, деля потом добычу пополам.

Сославшись на головную боль, дорогой брат заперся на своей половине в компании с дюжиной бутылок испанского.

Я села писать послание гасконцу:

«Любезный господин д'Артаньян, нехорошо так редко бывать у своих друзей, в особенности в то время, когда предстоит скоро расстаться с ними надолго. Мой деверь и я совершенно напрасно прождали Вас и вчера, и третьего дня. Неужели это повторится и сегодня?

Признательная Вам леди Кларик».

Я вызвала Кэт и приказала немедленно доставить письмо господину д'Артаньяну, Улучшение здоровья горничной, видимо, было недолгим, потому что она опять стала очень болезненно выглядеть.

Она отсутствовала значительно дольше, чем можно было предположить, учитывая расстояние от Королевской площади до казарм гвардейцев Дэзэссара.

Наконец Кэт появилась и передала от имени гвардейца, что он благодарен мне за благосклонность, предоставляет себя в мое распоряжение и в девять часов вечера будет на Королевской площади. Видимо, в доме господина д'Артаньяна не было ни клочка бумаги…

Пробило девять.

Появился д'Артаньян, предстоял очень неприятный разговор.

– Меня ни для кого нет дома, слышите, ни для кого! – предупредила я слуг, чтобы дорогой брат не вздумал отбить у меня гвардейца и утащить его к себе вместе заливать утрату чести и денег.

Д'Артаньян пытливо смотрел на меня. Словно оценивал. Я через силу улыбнулась ему, боюсь, улыбка не получилась.

– Как Ваше самочувствие, сударыня? – любезно осведомился . д'Артаньян.

– Плохо, – сказала я чистую правду. – Очень плохо.

– В таком случае я пришел не вовремя. Вам нужен, без сомнения отдых, и я лучше удалюсь, – медленно потянулся за шляпой д'Артаньян.

– О нет! Напротив, останьтесь, господин д'Артаньян, Ваше милое общество развлечет меня.

Разговор потихоньку наладился и потек по обычному руслу. Мы обсудили все страшные тайны королевского двора, подробно остановились на самой модной теме: кто теперь может состоять в любовниках у страстной госпожи де Шеврез, томящейся в Туре.

– А у Вас, господин д'Артаньян, надеюсь, есть любовница? – спросила я.

– Ах! – нежно вздохнул, словно он не усатый гвардеец, а воспитанница монастыря, д'Артаньян. – Можете ли Вы быть настолько жестоки, чтобы предлагать мне подобные вопросы, мне, который с тех пор, как увидел Вас, только и дышит, только и живет Вами и для вас?

Слишком красиво, чтобы быть правдой. Женщина у него явно была, да, наверное, и не одна. Ну ладно, пусть будет так, как он говорит.

– Так Вы меня любите?

– Неужели мне надо говорить об этом, неужели Вы не заметили этого сами? – вскричал д'Артаньян во весь голос.

За стенкой у Кэт что-то упало.