Сказание о пустыне (СИ) - Грей Дайре - Страница 7

…Тонкие шаровары, шелковая абайя с тонкой вышивкой. Золотые браслеты и серьги с золотыми топазами из свадебного набора. Надира долго расчесывает волосы и осматривает меня.

— Вы выглядите прекрасно. Господин будет доволен.

— Если бы господин хотел меня видеть…

Вздох срывается с губ. Сердце громко стучит. Жене не стоит беспокоить мужа, если он сам не зовет ее. Но что делать, если муж совсем забыл обо мне? Считает, что я некрасива? Подурнела после родов? Живот стал прежним. А грудь наоборот немного больше. Бедра шире. Разве плохо?

Отогнать вопросы и сомнения удается с трудом. Когда в доме становится тихо, Надира провожает меня до спальни аттабея и уходит. Дверь открывается легко. Мягкие тапочки без задников бесшумно ступают по толстому ковру. Аттабей не спит, он перекатывается так, чтобы видеть дверь и приподнимается на локте.

— Что ты здесь делаешь? — голос его звучит резко.

— Я пришла к своему мужу… — Я останавливаюсь в нескольких шагах от него и опускаюсь на ковер. — Разве мой муж не скучал без своего цветка?

Тишина становится мне ответом. Аттабей медлит, а затем резко поднимается на ноги.

— Уходи. Я не звал тебя.

Холодные слова словно острый клинок пронзают сердце. Оно замирает и падает куда-то вниз.

— Но…я…

— Уходи!

Окрик заставляет вздрогнуть. Будто кипятком плеснули на кожу. За что? Почему? Я не успеваю опомниться, как уже бегу прочь. Ноги несут обратно. На женскую половину. В комнату.

Надира вздрагивает и вскакивает со своего места, увидев меня.

— Что случилось?

Колени подгибаются. Я падаю на ковер. С губ рвется крик, который удается сдержать, зажав рот рукой. Лицо мокрое от слез.

— Госпожа, госпожа… — девушка обнимает меня, гладит по волосам.

— Он прогнал меня, прогнал… Я больше не нужна ему…

Боль раздирает грудь. За что? Почему? Чем я прогневила Пустынного Льва? Никогда раньше он не рычал на меня, а теперь… Что будет со мной?..

…Дни становятся пустыми. Солнце и луна сменяют друг друга на Небесах, но я больше не вижу разницы. Все теряет смысл. Нет больше жара, что наполняет меня жизнью. Нет ничего. Только сын. Но и он не принадлежит мне. Как только Рашид станет самостоятельным и подрастет, муж заберет его. И тогда я стану не нужна. Уже никому.

Надира пытается ободрить меня. Говорит, что все наладится. Но я не верю. Что может измениться, если аттабей не приходит? С кем он проводит ночи? Кто из служанок греет его постель? Я желаю и боюсь получить ответы. Разглядываю девушек, что встречаются на женской половине, прислушиваюсь к их разговорам. Презираю сама себя и радуюсь, что так незаметна, что никто не видит мои страдания. Но ошибаюсь…

Зейнаб аль-Назир слишком внимательна, что бы не заметить охлаждение между мной и ее сыном.

— Кажется, Карим решил внять доводам разума и подыскать себе еще одну жену, — она сидит в тени деревьев во внутреннем дворике. Кормилица устроилась неподалеку с корзиной, в которой спит Рашид. Вечер необычайно хорош и свеж — сезон дождей окончился, и пустыня ненадолго перестала быть пылающим котлом. — Он пригласил почтенного Джабаля аль-Назир, а именно он сватался к твоему отцу.

Нож в сердце входит еще глубже. Хочется закричать, но я сдерживаюсь.

— Аттабей в своем праве…

— Да, и надеюсь, вторая будет порасторопнее. Может быть, займется домом, наконец…

Мне хочется возразить ей. Сказать, что она сама не дает мне вести хозяйство, но стоит встретиться взглядом с дочерью шейха, и слова замирают на языке. Она похожа на змею. На черную гадюку, которая любит колодцы и тень, и чей яд вбивает мгновенно. Свекровь смотрит на меня пронзительно и ищет, ищет следы той боли, что причиняет. Она жестока. И мои возражения ее только обрадуют.

— Главное, чтобы аттабей был счастлив.

Мне удается улыбнуться, а затем уйти. Вернуться в дом, чтобы прижаться к стене и закрыть глаза. Почему мой муж отвернулся от меня? Почему больше не любит? Шорох шагов заставляет вздрогнуть и оглядеться. Рядом оказывается мужчина. Уже немолодой. С седой бородой до середины груди. В богатых одеждах. Раньше я не видела его на женской половине, но раз ему разрешено быть здесь, значит, он — родственник аттабея.

Опускаю глаза и стараюсь проскользнуть мимо, но старик заступает дорогу.

— Разве пристало жене аттабея так встречать гостя? — голос его гудит над головой.

Замираю и продолжаю смотреть в пол. Свекровь говорила о Джабале аль-Назир, и лицо гостя показалось знакомым. Но говорить с ним без позволения аттабея нельзя, как и уйти.

Мужчина вздыхает.

— Племянник меня не представил, но я брат его отца и имею право находиться здесь. Я пришел навестить мать аттабея.

Указываю рукой в сторону сада и пытаюсь обойти старика, но он снова делает шаг в сторону, не позволяя мне пройти.

— Последнее время Пустынный Лев рычит на всех, а когда мужчина злится, в доме его непорядок. Хорошая жена должна позаботиться о муже и сделать все, чтобы он вернулся в доброе расположение духа. Хранитель Аль-Хруса отвечает за целый город. Нельзя, чтобы он оставался таким…

— Дядя! — от этого голоса вздрагивают стены, а плечи сгибаются сами собой. — Я разрешил тебе навестить мою мать, а не вести беседы с моей женой!

— Карим, я лишь хотел…

— Меня не волнуют твои желания! — рычит Пустынный Лев. Гневается. Холодеет все внутри. Замирает сердце. — Моя мать в саду, туда и отправляйся!

Старик не смеет возразить и быстро уходит. Муж останавливается рядом. И стоять рядом с ним невыносимо. Я пытаюсь ускользнуть, но сильные руки хватают за плечи и разворачивают рывком, голова запрокидывается. Лицо мужа оказывается близко. И он в гневе. Глаза сверкают, а губы сжаты в тонкую линию. Меж бровей складка.

— Что он тебе сказал?

Слова застывают на языке. Я не могу говорить. Только смотреть. И вспоминать, когда последний раз находилась так близко от него. Сердце стучит глухо и громко, кажется, муж должен слышать его стук. Он смотрит в мои глаза. Ищет что-то. А затем выдыхает. Судорожно и со стоном. Рывок, и мои ноги уже не касаются пола. Аттабей несет меня на руках, и все, что я могу — вцепиться в его шею и видеть, как узоры на стенах сменяют друг друга, пока мы не оказываемся в знакомой спальне.

Его губы сминают мои, а руки срывают одежды, знакомый жар рождается внутри. Я боюсь поверить, что все происходит не во сне, и спешу. Тянусь навстречу, каждый миг страшась проснуться. Но пробуждение не наступает…

…Снова ночь. Снова тонкие пальцы чертят узоры на моей коже. Карим молчит. Он задумчив, и я не смею нарушить его мысли. Что если он передумает? Решит снова не замечать меня? Нет, лучше молча наслаждаться тем, что есть сейчас.

— Ты едва не умерла… — муж говорит тихо, и в его голосе больше не слышен рык. — Металась в жару несколько дней. Потом спала. Так крепко, что казалось, уже не проснешься. Повитуха сказала не трогать тебя, и я не трогал. Но не значит, что не желал…

От его слов уходит боль. И сердце снова стучит. Я нужна моему льву, а большего мне не нужно…

…Свекровь первой замечает перемену. Она ничего не говорит, но улыбается так, что порой мне становится не по себе. Приходят мысли о второй жене. Я знаю, что должна смириться, должна быть покорной и принимать желания мужа с улыбкой, но не могу. Мне невыносимо представить, что в доме появится еще одна женщина, что она разделит постель с аттабеем и, возможно, станет также любима им, как и я. Говорить с мужем о его планах я не смею. Женщина может только слушать. К тому же дар за рождение сына уже получен, нет возможности требовать что-то, как и дать взамен…

— Я слышала, что мать аттабея, — Надира продолжает приносить сплетни, — когда выходила замуж за его отца, потребовала включить в брачный контракт требование, что ее супруг не возьмет второй жены. Что она будет у него единственной. И отец аттабея согласился. Говорят, он очень любил ее.