Девушка из цветочной лодки - Фейн Ларри - Страница 73

Сердце у Йинг-сэка билось, как у птенчика. Я попыталась его успокоить, но от резкости моих движений малыш весь сжался.

— Ты пьян. Этой мелкой чхаумуй[77] нет на борту! Ничего, мы найдем замену в Тунгхое.

— Мы туда не вернемся.

— Ты серьезно? Боишься вернуться?

Ченг Ят подошел к алтарю и повернулся спиной ко мне.

— Я хочу знать, что ты имел в виду, — заявила я.

Муж пробормотал невнятную фразу, в которой мне послышалось слово «месть».

— Ты о чем?

Он пропустил мой вопрос мимо ушей и принялся рыться в сундуке под алтарем. Я выхватила кубик из рук сына и бросила в Ченг Ята, достаточно сильно, чтобы он не подумал на сына.

— Ну-ка, говори!

— Зачем тебе это знать?

— Потому что ты обещал. — Я дернула его за руку, отчего из бутылька, который он держал в руке, вылилось масло. — Мы же теперь компаньоны, помнишь?

— Так ты теперь тоже адмирал?

— Я твоя жена. И твой компаньон. Или ты забыл? Без меня не было бы Конфедерации!

— Ладно! Заткнись и слушай. Мы готовим небольшой налет на порт Тинпак. Там должны быть баржи с солью, которые задерживаются из-за непогоды.

— Значит, мы продаем им пропуски?

— Нет. Не сейчас. Мы покажем этим имперским собакам, насколько мы непобедимы. Довольна… компаньон?

Спорить с капитаном в его нынешнем состоянии было бесполезно. Пусть просит милостей у своей фарфоровой богини. От меня он ничего не добьется.

Йинг-сэк прокрался в угол, спрятавшись в тени; видны были только глаза, которыми он уставился на родителей. Я приготовила сыну место на матрасе и легла, а посреди ночи почувствовала, как крохотная ручка легла мне на талию.

Каждый день мой мальчик давал мне уроки силы. Что бы там ни бушевало за пределами каюты — шумные ремонтные работы, драки или непогода, — малыша нужно было кормить, купать и следить за тем, чтобы он не упал, не подавился и не испачкался. Чем больше мы привыкали друг к другу, тем сильнее сын сопротивлялся моему воспитанию, как и положено настоящему мужчине на этапе взросления.

За завтраком я спокойно хлебала жиденькую кашу, а Иинг-сэк сидел, как обычно, сложив ручки на коленях, как крошечный монах.

— Я больше не буду тебя кормить, — проворчала я. — Раньше это делала нянька, но теперь ты должен справляться сам. На, бери! — Я вложила ложку в его ручку и сомкнула на ней его пальцы, затем взяла еще одну ложку, зачерпнула кашу, подула на нее и сунула в рот, потом повторяла это снова и снова, пока миска не опустела. — А теперь ты. Давай! Раз, два, три…

В конце концов ребенок сдался и, подражая мне, наполнил ложку и подул на нее с такой силой, что каша полетела во все стороны.

— Теперь ешь.

Он сделал крошечный, нерешительный глоток.

— Хороший мальчик! Не так уж сложно, правда?

Кто-то постучал в открытую дверь, и в каюту нырнул Чёнг Поу-чяй, одетый, как обычно, в фиолетовый халат.

— Братишка! — Он присел рядом с Йинг-сэком и погладил его по макушке. — Придется купить тебе повязку на голову, как носят все мужчины.

— Если он твой братишка, можешь сегодня утром забрать его, — предложила я.

— С удовольствием. — Чёнг Поу-чяй посадил мальчика к себе на колени. — Хочешь присоединиться к старшему брату на новом корабле?

— Новый корабль! — Мальчик дернул Чёнг Поу-чяя за ухо.

— Ха! Матрос, проявите уважение к своему капитану. — Парнишка вытащил медяк, подбросил в воздух и вложил в руку Йинг-сэка. — Ха! Теперь ты можешь играть в фан-тхан, как взрослый. — Он научил малыша подбрасывать монету, а потом обратился ко мне: — Я пришел попрощаться. Завтра я уплыву на собственной лодке.

— О чем ты говоришь?

— Видела вон там быстроходную лодку? Потеряла капитана в бою! Ченг Ят назначил меня новым командиром.

Каждый раз, когда Йинг-сэк ронял монету, Поу-чяй смеялся и наклонялся, чтобы поднять ее. Он так естественно вел себя с малышом, словно был ему настоящим дядей. Или отцом. Если бы у моего сына был такой отец! Если бы у меня был такой отец. Или такой муж. Ой! Как мне вообще такое пришло в голову? Поу-чяй превратился в чрезвычайно уверенного в себе молодого человека, сильного, как молодой скакун, с подтянутым телом и привлекательным лицом, способным привлечь любую женщину. Я почти не помнила враждебности, которую когда-то испытывала к этому юноше. Мне будет не хватать его на нашем корабле.

— Что ж, капитан Поу-чяй, теперь вам осталось только найти себе жену.

— Ха! Никогда. Иначе мне придется делиться своими нарядами!

Поу-чяй поднял Йинг-сэка и закружил его в воздухе.

— Теперь ты птица! Сорока… нет, орел! — Он поставил малыша и потрепал по голове, а затем так же внезапно, как и появился, убежал, крикнув напоследок: — Пока, взрослый человек!

Йинг-сэк посмотрел ему вслед, потом уставился на пол.

— Можешь поднять монету сам, — сказала я.

Я знала, что налет Ченг Ята на Тинпак начнется рано утром, но тем не менее первый пушечный выстрел разбудил меня так внезапно, что я на мгновение забыла, где нахожусь. Загудели половицы, чаша для подношений с грохотом упала на пол. Я быстро села. Первым порывом было прикрыть и утешить ребенка, но он не хныкал, а неподвижно лежал у изножья матраса.

— Нет! — Я подхватила сына на руки. Неужели в него попал обломок и мальчик потерял сознание?

Малыш открыл один сонный глаз. Сын проспал начало атаки! Еще один пушечный выстрел пронзил воздух. Йинг-сэк мирно дремал у меня на плече. Мне потребовалось немало времени, чтобы успокоиться и побороть ужас, который я только что испытала. Дело было не в потребности, желании или силе. Во мне родилось иное чувство, которое я пока не могла осознать.

От следующего взрыва Йинг-сэк лишь слегка всхрапнул. Звуки битвы стали для него обыденностью.

Снаружи рассвет прожег дыру в облаках, освещая ряды барж с солью. Ченг Ят подгадал правильно. Но зачем сразу вступать в бой? Мы бы избежали обстрела со стороны местного гарнизона, если бы тихонько подплыли и захватили несколько барж до рассвета, а потом пустились бы в обратный путь, прежде чем войска смогли бы организовать оборону. Вместо этого Ченг Ят развязал полномасштабную битву, не посоветовавшись со мной. Неудивительно: такая тактика полностью противоречила принципам Конфедерации. Нужно отбирать грузы и продавать пропуски, но в бой следует вступать только в целях самозащиты или ради обогащения. Для Ченг Ята атака на Тинпак была не связана с делами, речь шла о треклятой жажде мести.

Я никак не успевала поговорить с мужем: он орал на канониров, а мальчик постоянно требовал, чтобы я его покормила.

К тому времени, как сын доел кашу, мы уже плыли на восток. Ни мы, ни наши соперники не попали в цель, мы не захватили ни крупинки соли. Ченг Ят намеревался унизить врагов, но в итоге сам испытал унижение.

Я перехватила его на подходе к трапу.

— Хватит, пожалуйста, — попросила я.

— Не сейчас!

— Нет, ты должен выслушать меня! Мы не в форме для дальнейшей битвы. Нам пора…

— Они тоже не в форме. Они были готовы, вот и все. Дальше сопротивляться не получится: там нет форта.

— Прекрати атаку! Пусть думают, что победили. Пусть снова обленятся. Твоей команде нужен отдых. И мне нужен отдых! Давайте вернемся в Тунгхой или прямо в Тунг-чунг…

— Пусть думают, что победили? Ты рехнулась! Только баба может нести такую чушь. Нет! Я должен дать им понять, что они проиграли!

Как муж и говорил, в Тинпине не было форта. Но новости распространялись быстрее по суше, чем по воде. Когда мы добрались до новой цели всего в десяти ли отсюда, соляные баржи успели вооружиться. Наши сампаны вернулись с ранеными и убитыми.

В ту ночь мы пересидели еще один шторм. Ченг Ят отказался говорить и лишь молча глазел на сына, который играл в углу с кубиками, притворяясь, что это корабли, и громко цокал языком, изображая выстрелы.