Девушка из цветочной лодки - Фейн Ларри - Страница 41

— Когда аннамцы бежали из древней столицы, этот уродливый лягушонок поскакал так быстро, что бросил свою первую жену. Она очень хорошенькая. Ей всяко лучше без него.

Слова с трибуны стихли. Что же случилось с бедной девушкой, брошенной на произвол жестокого врага? За каких людей мы сражаемся?

За средним столом вскочил какой-то военный с воплем:

— Да здравствует император!

Шатер наполнился новыми лозунгами, новыми возгласами, которые лились изо ртов, растянутых в невероятные ухмылки. Я рассматривала парнишку на троне, закутанного в мантию, безучастного, как деревянная марионетка. Может быть, это вовсе не комедия, а трагедия.

Наконец дядя императора возглавил хор поздравлений с Новым годом на аннамском и кантонском диалектах.

Затем перед трибуной задернули занавес. Слуги ворвались в шатер с кувшинами вина и дымящимися блюдами. Весь зал гудел как улей. Еда выглядела неплохо, но я ковырялась в тарелке, с нетерпением ожидая окончания трапезы и возможности пообщаться с генералом Буй Тхи Суан.

Ченг Чхат стал героем вечера благодаря императорской поддержке. Он надул грудь в блестящей униформе, олицетворяя авторитет, человека на пике успеха, излучающего силу и мужественность. Один из высокопоставленных офицеров подозвал его к другому столику, чтобы одарить очередной порцией поздравлений.

Как только Ченг Чхат оказался вне пределов слышимости, заговорил Куок Поу-тай:

— Кто-нибудь любезно объяснит мне, за что мы здесь сражаемся?

Я чуть не подавилась комочком риса. Куок осмелился озвучить мои мысли!

By Сэк-йи указал в спину Ченг Чхата.

— Я знаю, за что сражается он.

Моя невестка потягивала вино, ни на кого не глядя.

— Лично я, — продолжил By, — сражаюсь ради денег, друзья мои, и ради еще кое-чего. Как и все мы. — Потянувшись через стол палочками для еды, он добавил: — А сегодня вечером я сражаюсь за это ароматное и вкусное жаркое из свинины.

— Я сражаюсь не за деньги, — возразил Ченг Ят.

— Понятно, — усмехнулся By. — То есть ты верен юному императору? Весьма благородно с твоей стороны.

— Ничего благородного в этом нет. Мы сражаемся, потому что ничего другого не умеем. И у нас хорошо получается.

— Говори за себя, — заметил Куок Поу-тай. — Тут я поддерживаю нашего толстого друга. Что касается меня, мне платят независимо от того, сражаюсь я или нет, в отличие от нашей обычной деятельности дома. Я просто надеялся, что в нынешней кампании есть какая-то цель.

— А ну, заткнитесь! — Жена Ченг Чхата стукнула плошкой о стол. — Вы все — стая ворон, вас волнуют только блестяшки на груди. — Она встала и ушла.

Наконец пир закончился, и я смогла свободно перемещаться среди других гостей, обмениваясь вежливыми новогодними поздравлениями и слушая комплименты в адрес мужа. Я задержалась возле группы офицеров, где стояла и генерал Буй Тхи Суан. Потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом, но когда возникла пауза, я сделала глубокий вдох и подошла к ней. Меня удивило, насколько она крошечная, почти на четыре пальца ниже меня. У нее было крутое обветренное лицо без следа косметики. Я слегка поклонилась ей, и мы обменялись новогодними пожеланиями на аннамском диалекте.

Я смущалась, как маленькая девочка. Что сказать этой, пожалуй, самой сильной в мире женщине? Спросить, в каком возрасте она начала укрощать слонов или, может быть, как зовут того, на котором она ездит?

Весь мой словарный запас внезапно испарился, как пар на ветру. Я раскрыла рот, но не издала ни звука. В голове вертелась только одна фраза на аннамском: «Сколько стоят эти груши?»

Повелительница слонов вежливо улыбнулась, но глаза выдали ее разочарование. Если мне было нечего сказать, она бы предпочла вернуться к оживленному разговору, который вели рядом с ней.

Генерал первой нарушила неловкое молчание:

— Извините, я не говорю по-китайски.

Я пробормотала: «Добрый вечер». Больше мне ничего не пришло на ум. После этого я попятилась, пытаясь сохранять самообладание, хотя лицо у меня горело. Коротко кивая всем, кто попадался мне на пути, я наконец выскользнула за дверь в туманную ночь.

Полночи я вертелась в постели, собирая по кусочкам предложения на аннамском, которые могла бы, должна была! — сказать генералу Буй Тхи Суан: «Поздравляю с Новым годом, генерал. Я жена адмирала Ченг Ята. Могу я пригласить вас на борт нашего корабля, генерал? Боюсь, он не такой яркий, как боевой слон».

И вопросы, которые я очень хотела задать: «Добрый вечер, генерал. Как вы добились такого положения?» Или: «Вы можете объяснить, за что мы боремся?»

Зачем мы тут? Чтобы поддержать парня-переростка и его напыщенного дядю? Как эти слабые люди добились подобной преданности? Может быть, в этом и заключается императорская роль — наряжаться и упиваться лестью, как избалованные домашние питомцы, оставляя тяжелую работу и кровопролитие настоящим мужчинам, таким как Ченг Ят и его двоюродный брат. И женщинам вроде генерала Буй Тхи Суан.

Дверная щель вспыхнула светом, после чего вдалеке раздался взрыв. Я приоткрыла иллюминатор. Еще одна вспышка осветила клочок тумана. Очередной взрыв, громче прежнего. Дверь загрохотала.

Ченг Ят заворочался в постели.

— Что там?

— Новогодний фейерверк.

Я накинула стеганый халат и вышла наружу. Волосы хлестали меня по лицу. Ветер сменился на более прохладный северный. Я ждала в безлунной ночи, трепещущей от сладкого предвкушения, как в детстве, когда каждая новая цветная вспышка изгоняла призраки старого года. Холм к югу от реки озарило светом, который быстро померк. Петарды со свистом неслись по небу, после чего раздавался громоподобный треск.

И вдруг на берегу реки взорвалась палаша.

Я хрипло крикнула:

— На нас напали!.

Ченг Ят выбежал из каюты, зовя тхаумука, канониров и всех остальных на палубу.

Еще одна искра где-то в горах, грохот и зубодробительный визг. От мощного взрыва загорелось еще несколько палаток. Ветер разносил пламя, отбрасывая адское сияние на фигуры, бегущие по берегу.

Я на скорую руку оделась и ринулась на главную палубу. Несколько матросов выползли из трюмов с заторможенностью людей, которые отметили праздник опиумной трубкой. Я нашла одинокого канонира, беспомощно стоящего рядом с пушкой. Я спросила, где Семечка, который после смерти Ястреба занял место у пушек. Канонир покачал головой.

— Я найду его. А ты бери других мужчин! — закричала я.

Я пересекла палубу и показала двум матросам на боезапасы, но мхаумук отозвал парней в сторону.

— Нужны лодочники, — заявил он. — Помогите доплыть до берега!

Тщетность его усилий была очевидна, поскольку пламя быстро распространялось. Плоты тонули под весом большего количества тел, чем могли выдержать. Перегруженные сампаны черпали воду, а их пассажиры использовали весла не для гребли, а для того, чтобы отбиваться от людей в воде, которые пытались забраться на борт.

Я закричала тхаумуку:

— Нам нужны канониры, чтобы…

Визг очередного снаряда. Шатер, где мы пировали, раздулся, будто проглотил солнце, а затем взорвался густым фонтаном дыма и угольков.

Мне нужно было, чтобы Семечка наконец взялся за дело. Ченг Ят нашел его первым и теперь нещадно тряс, ругаясь:

— Собачье отродье! Ну-ка быстро заряди пушки и поставь там людей. А еще мне нужны мушкеты!

Даже в слабом свете кожа Семечки сияла, как воск, а глаза блуждали по сторонам, поскольку он пребывал в опиумном угаре. Я пнула его прочь от себя, крикнув в сердцах:

— Чтоб ты сдох!

Снаряд попал в воду, подняв волну, которая опрокинула плот, нагруженный солдатами. Наш сампан отчалил к берегу. Ченг Ят взглянул на меня, и я сразу поняла: мне придется руководить артиллерией. Вот уже год я помогала с оружием, но ни разу не участвовала в бою. Я попыталась притушить панику, изучая приближающийся огонь и вспоминая, чему меня научил Ястреб. Луны не было, поэтому не удавалось точно определить расстояние, но выстрелы велись с двух точек за невысокой линией хребта. Я прикинула, что нападающие находятся по крайней мере в двух ли от берега. Однако с тем немногим, что у меня было, на таком расстоянии дать отпор не выйдет.