Внук сотника - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 51

«Ну до чего же вовремя он каждый раз встревает! Кто его там затыкает-то? Блин, и посмотреть-то некогда».

Мишка снова оглушительно свистнул, возвращая внимание публики и раскинув руки, сделал вид, что падает с лошади, близнецы повторили его трюк, и некоторое время все трое свешивались с седел так, что доставали одной рукой до земли. В публике кто-то ойкнул, потом сам же над собой и засмеялся, смех поддержали.

– Але. Ап!

Парни вернулись в седла, тут же соскочили и, оттолкнувшись от земли, снова оказались верхом. Снова соскочили, оттолкнулись, но в седлах уселись уже задом наперед, потом еще раз, так – прыжками – прошли целый круг.

– Але. Ап!

Девять кинжалов поочередно воткнулись в землю, Немой несколько раз щелкнул кнутом, разгоняя темп, публика затихла в ожидании.

– Але. Ап!

Всадники трижды свесились с седел на полном скаку, и на земле не осталось ни одного клинка.

– Слава православному воинству!

– Слава! Слава!

Зрители уже привычно подхватили Мишкин лозунг. Немой вытащил на середину «арены» сколоченный из досок щит, установил его вертикально, встал, прислонившись к доскам спиной, и раскинул руки крестом. Мишка разогнал Рыжуху в галоп, сделал круг и, выхватив кинжал, метнул его в щит. Публика хором ахнула, кинжал вонзился в доски в нескольких сантиметрах от головы Немого.

– За мной!

Теперь по кругу пошли уже три всадника, и каждый раз, когда кавалькада оказывалась напротив Немого, кто-нибудь один метал кинжал. В конце концов вся верхняя часть его тела была оконтурена стальными клинками. Три штуки воткнулись вокруг головы, две – над раскинутыми руками, по две – под правой и под левой рукой. Немой во время исполнения трюка и бровью не повел. Зрители, поначалу притихшие, потом стали сопровождать каждый удачный бросок дружными одобрительными криками.

Мишка в последний раз прокричал здравицу православному воинству, ребята спешились и под восторженный шум публики раскланялись. Успех выступления не подлежал сомнению, однако судьба, видимо, решила, что испытаний на Кузькину голову выпало еще недостаточно. Именно в момент триумфа его (а чья же еще?) лошадь решила справить большую нужду. Комментарий шкипера затерявшейся где-то во льдах ладьи воспоследовать не замедлил:

– Ну вот, насрали!

Красный как рак Кузька под хохот зрителей уволок свою животину на улицу, Демка кинулся помогать Немому прибирать реквизит, а Мишка пошел к деду и дядьке Никифору на «разбор полетов».

– Молодец, Михайла, хорошо получилось! – Дед не скрывал довольства.

– Ну, племяши! Ну порадовали! – подхватил Никифор. – А Кузька-то, Кузька! Это ж сколько учиться надо было, чтоб так упасть и не расшибиться! Ну мастер!

Вопросы и комментарии посыпались со всех сторон.

– А Андрей-то! Даже глазом не моргнул, в него ножи мечут, а он стоит себе!

– Корней Агеич! Это что же, вы там у себя всех отроков так учите?

– Минька, а чего вы лошади дали, чтобы она в нужное время… Мама, ну чего ты? Я же просто спросить!

– Не, ребята, скоморохам до вас, как до неба! Никешка, на, держи выигрыш. – Незнакомый купец кинул Никифору многозначительно звякнувший мешочек. – Вот ведь как, даже и отдавать не обидно, повеселили, повеселили. Спасибо, ребятки! Никешка, ты бы выигрышем с ними поделился, заслужили.

– Поделюсь, как не поделиться…

– Никеш, а завтра представлять будете? – подключился к разговору второй приятель Никифора. – Я бы семейство привел посмотреть. Только ты тут лавки бы, что ли, поставил, а то сзади видно плохо.

– А что? И поставлю! – Никифор перешел на деловой тон: – Приглашайте знакомых, только немного – места, сами видите, мало. Михайла, завтра повторить сможете?

– Сможем, дядя Никифор, только тут прибраться надо, лавки поставить, еще кое-что сделать.

– Ха! Сделаем, до завтра времени много…

– И по резане[3] за вход, с детей – по две веверицы, – напористо добавил Мишка.

Среди зрителей сразу же обнаружился недовольный:

– А не дорого берешь?

– А мы кого приглашаем, голытьбу или уважаемых людей? – Мишка нахально подбоченился. – За веверицу пусть скоморохов смотрят, а мы – ратное сословие, плату не на пьянку-гулянку собираем, а на воинское обучение. Да и зазорно купечеству почтенному задешево развлекаться, как смердам.

Никифор тут же поддержал племянника:

– Верно толкуешь, Михайла! Мы только для уважаемых людей зрелище устраиваем.

«Все! Главные слова сказаны! «Закрытый показ» только для избранных, теперь будут давиться и платить любую цену, и не только для того, чтобы посмотреть на интересное зрелище, но и для того, чтобы быть причисленными к некоему «кругу избранных» под названием «уважаемые люди». Никифор на лету идею поймал: то, что не для всех, – то сразу становится привлекательным. А самое главное – слухи пойдут. Наврут, конечно, с три короба, но до князя информация доберется. Впрочем, до епископа, наверно, еще скорее, а мне того и надо, пусть попы «худсовет» устроят и репертуар утвердят, тогда к нам на кривой козе и на версту не подъедешь».

– Деда, я пойду ребятам скажу, чтобы на завтра готовились.

«За кулисами» царило уныние: ни малейшего намека на праздник по поводу премьеры, наоборот, настроение сродни похоронному. Кузька безутешно рыдал на груди у Немого, Демка, нахохлившись, сидел в углу и ковырял кончиком кинжала какую-то деревяшку, сам Немой выглядел так, будто целый день таскал на горбу тяжеленные мешки. Хорошо, что угол был темный, да к тому же еще и загорожен щитом, у которого «расстреливали» Немого. Вот бы публика удивилась, узрев уныние, воцарившееся в рядах актеров!

Ситуацию надо было исправлять, и Мишка, нарочито не замечая настроения труппы, возвестил бодрым, насколько получилось, голосом:

– Ну, соколы ясные, поздравляю! Всем понравилось, даже попросили завтра показать еще раз. Но представлять теперь будем уже за деньги – по резане с носа! Представляете, двадцать пять человек придет, и уже – полгривны!

Демка уставился на Мишку так, словно тот говорил на каком-то иностранном языке, Немой заерзал на лавке и стал спихивать с колен Кузьку, но тот вцепился в его плечи и взвыл дурным голосом:

– Не пойду больше позориться, надо мной все смея-а-а-а…

– Вот-вот, ты-то больше всех и понравился, народ любит, когда его веселят! Меня даже спрашивали: как это ты так падать научился, что и смешно выходит, и не разбиваешься?

Кузьма хлюпнул носом и недоверчиво переспросил:

– Правда?

– Вот те крест!

– Так мы что, не опозорились? – Демка вылез из своего угла. – И этот дурень больше всех понравился?

– Деньги просто так никто платить не будет! А ну-ка!

Мишка обнял братьев, прижал к себе.

– Все хорошо, ребятки, первый раз всегда трудно бывает, вы молодцы – справились. Я знал, что справитесь! Спасибо тебе, Демка, спасибо, Кузьма, а тебе, Андрей, особенно…

Договорить он не смог: растроганно засопев, Немой облапил всех троих и сжал так, что выдавил из груди весь воздух.

Большинство зрителей уже разошлось, и в амбаре остались только дед, Никифор и несколько человек из экипажа ладьи.

– А-а! Кузьма! – Никифор аж светился от удовольствия. – Здорово ты народ повеселил, это ж надо так – с лавки вверх ногами и не разбиться! А ты, Андрей… ну нет слов! Меня даже тут жуть брала, когда в тебя ножи метали, а ты – хоть бы что! Так был уверен, что у ребят рука не дрогнет?

– А меня-то что ж не похвалишь, хозяин?

Мишка обернулся на голос и увидел ладейного кормщика. Трезвого!!! Весело улыбающегося! Нахально подмигивающего! Молодой, кудрявый, темноволосый кормщик панибратски пихнул Мишку локтем в бок и еще шире растянул рот в улыбке, с несколькими дырками на месте зубов. Вид у морехода был настолько лихой, что у Мишки появилась твердая уверенность – зубы выбиты в драке. Он, не удержавшись, улыбнулся в ответ и спросил: