Неблизкие - Савицкая Элла - Страница 4

Он что—то еще говорит, что далеко от моего понимания, а я допиваю чай. Максим заказал две пиццы, а для меня одной целая – это много, поэтому я оставляю остатки на завтра. Встаю, и чтобы не тратить время, пытаюсь найти раковину. Нащупав металл, опускаю вглубь тарелку и включаю воду.

Где—то рядом должна быть губка и средство для мытья посуды.

– Ты что делаешь? – раздаётся прямо за спиной.

От неожиданности вздрагиваю.

Поворачиваю голову, улавливая резкие оттенки никотина.

– Мою посуду.

– Зачем? Здесь есть посудомоечная машина.

– А, да?

– Конечно. Давай сюда.

Отодвинув меня, Максим забирает тарелки и куда—то уносит. В горле дерет от настойчивого запаха.

– Ты мог бы не курить, когда я в комнате? – слегка закашливаюсь.

– Я вроде не задымил тебя.

– Нет, но я остро реагирую на запах и глаза начинают слезиться. Мне сейчас это очень нежелательно.

– Ок, не проблема.

Макс гремит посудой, похоже загружая целую кучу откуда—то взявшихся тарелок, а я топчусь на месте, не понимая, чем помочь.

– Кстати, по поводу еды, – вспоминаю пунктик, который хотела обговорить, – сколько я тебе должна за пиццу?

– Миллион, – усмехается, нажимая на кнопку.

Машина начинает работать, а Максим подходит ближе.

– Я серьезно.

– Я тоже. И если у тебя его нет, то не предлагай. Я меньшими суммами не беру.

– Пока не накопила, – картинно пожимаю плечами.

– Очень жаль, а я уже губу раскатал, что куплю себе домик на побережье и каждый день симпатичные тайки будут делать мне массаж.

Смеюсь, слыша, как он отходит.

– Отложи эту мечту до лучших времен. Пока же предлагаю траты на еду делить пополам.

– Зачем?

– Потому что это правильно. Раз уж жить мы будем вместе, то и платить за все надо вместе. Твой отец дал для этого деньги.

– Нашёл—таки способ, – хмыкает язвительно.

– Что?

– Ничего. А от того, что ты три недели попитаешься на мои деньги я не обнищаю.

– Но ты ведь тоже студент.

– Я подрабатываю.

– Это я уже поняла. Ты программист, да?

– Нууу… почти, – уклончиво.

– Тем более. Если ты зарабатываешь, то упростим тебе задачу. – развожу руками, – Я не могу вот так приехать, поселиться у тебя и ножки свесить, как на качелях. Катайте мол меня.

– Почему? Я могу быть очень захватывающим солнышком, – в голосе ни намека на шутку, а я улыбаюсь.

– Это когда сильно раскачавшись на качелях, делаешь полный оборот?

– Ага. Испугаешься?

Мама всегда в детстве на детской площадке твердила моим друзьям: «Не смейте делать солнышко. Поубиваетесь».

Они все равно делали, а я – нет. Так и не узнала, как это – когда внутри все поджимается от адреналина и хочется визжать от того, как щекочет в животе.

– Нет, нужно будет просто сильнее пристегнуться, – улыбаюсь еще шире.

– На солнышке нет креплений. Придется просто крепко держаться за меня. Вот так.

Меня вдруг резко распластывает о его тело. Горячее дыхание опаляет висок, а крупная ладонь сжимает талию.

Сердце бросается на ребра, когда мой нос оказывается в ложбинке крепкой шеи. Я судорожно втягиваю аромат туалетной воды, его кожи и сигарет. Неожиданность и острота эмоций запускают в теле механизм, из—за которого гормоны одновременно выбрасываются в кровь, и в животе все поджимается до той самой характерной щекотки.

Ничего не понимая, вскидываю голову, но не успеваю отреагировать, как он просто отодвигает меня в сторону, и отпускает, чтобы, судя по звукам, открыть один из верхних ящиков.

Боже…

Раздается шум воды из крана, Максим делает несколько глотков.

Мне бы тоже не помешало. Тянусь к пересохшему горлу и инстинктивно тру шею.

– Не хватай меня так пожалуйста. Я не вижу тебя, поэтому не успеваю сориентироваться, – едва шевелю присохшим к небу языком.

– А говорила, что не испугаешься, – раздается совсем рядом будто издеваясь, или проверяя какие—то мои границы.

А они у меня есть.

– Экстрим мне сейчас противопоказан. Поэтому придется тебе катать других, у кого нет противопоказаний. Но траты на продукты все равно будем делить напополам.

– Упрямая да?

В моей руке оказывается стакан.

Я жадно делаю несколько глотков.

– Да, как Бетховен, – вытерев губы, ставлю его на поверхность.

– А при чем тут Бетховен?

– А ты попробуй без упрямства написать что—то, будучи глухим.

– Аргумент, – усмехается он. – Ладно, если наелась, пойдем тебя укладывать спать.

Опять не успеваю среагировать, как меня разворачивают и крепко берут за руку.

Максим ведет неспешно, но уверенно, но я все—равно инстинктивно выставляю вперед свободную руку.

– В комнате моя трость. Не нужно меня водить за руку, – слегка тяну руку на себя, но вместо того, чтобы отпустить Максим крепче сжимает пальцы.

– Мне не в лом. Или тебя это напрягает?

Прислушиваюсь к себе.

Удивительно, но нет. Скорее даже наоборот. Отчего—то сбивается дыхание.

– Нет.

– Ну вот и порешили, если вдруг что – свисти, я подхвачу.

Когда мы доходим, Максим отпускает мою руку.

– Спать будешь здесь, в спальне.

– А ты? – тут же без опоры теряюсь.

– А я на диване.

– Ммм, это не очень удобно. Для тебя.

– А для тебя?

– А для меня отлично.

– Для меня тоже. Я все – равно спать ложусь только под утро. Так… давай я сменю постельное белье, а ты пока можешь принять душ, если еще не успела.

– Нет. Я всего лишь поспала на твоей постели, – загибаю пальцы, – поела из твоей тарелки, следующий пункт – воспользоваться твоей ванной комнатой.

– Могу предложить помощь, – звучит немного с издевкой.

– В чем? Открытии крана?

– Ну там, подать мочалку, или выдавить на ладонь шампунь. Я могу быть очень полезным, – насмехается, шурша простынями.

– Сейчас ты делаешь очень полезное дело, я благодарна. Но в душе справлюсь сама.

Отыскав в чемодане пижаму и чистое белье, беру трость и направляюсь к двери.

– Максим, – останавливаюсь на выходе, – в целях безопасности, я дверь в ванную не запираю.

– Это ты так приглашаешь? – наглый голос понижается на пару тонов.

– Это я предупреждаю. Если что – окачу прямо из душа.

– Если мне вдруг станет жарко, я обязательно воспользуюсь твоим предупреждением, – издевается гад.

Мысленно закатив глаза, разворачиваюсь и направляюсь в сторону ванной.

Не создает он впечатление парня, готового ворваться вот так, без приглашения. Его, скорее, наоборот – зазывают составить компанию, вот он и привык – мочалки подавать.

А мне не надо, я самостоятельная.

5. Макс

– Максииим.

Едва усевшись за свое рабочее место, ухмыляюсь.

Это уже приглашение или еще пока подождать?

Встаю, отправляюсь в ванную комнату.

Приоткрываю чуток дверь.

– Мне уже жарко, – опираюсь на косяк плечом, не заглядывая внутрь, – тебе тоже?

– Нет, – сквозь зубы сдержанно летит в ответ, – я не могу найти полотенце. Положила сюда, а оно куда—то подевалось. Не мог бы ты подать пожалуйста?

– Что мне за это будет?

– Плюсик в карму.

– Как—то совсем не мотивирует.

Открываю дверь и зависаю. У меня полупрозрачная шторка. Квартира не с люксовым ремонтом. Арендую пока то, что могу потянуть самостоятельно. На изыски не накопил. Поэтому и ванная комната не с душевой кабиной, которая сейчас бы пришлась кстати стесняшке, укутавшейся в шторку, и понятия не имеющей, что лучше бы она прикрылась руками.

В наполненной паром комнате Лиза выглядит как нечто неземное и дико сексуальное.

Что ж за издевательство сегодня такое надо мной? Меньший реагирует моментально. Встаёт по стойке смирно и истекает слюной на обернутую фантиком конфетку.

У меня просыпается такой зверский аппетит, будто сладкого не ел минимум месяц.

– Маакс… только не смотри! – угрожающе тянет Лиза, нащупывая на полке свои очки.