Пряник и Пшёнка (СИ) - Кит Тата - Страница 2

Первым сдаёт позиции батя, и, положив свою ладонь на мой затылок, впечатывает меня лбом в своё плечо.

— Давай быстро закончим с этой хренью и пойдём пожрём, — прошептал он мне на ухо. — Мне уже полтора часа дают только хуйца нюхнуть и то в отдельной комнате, чтобы не мешал.

— Пошли, — хохотнул я и собрался спуститься вниз за девчонками, но батя меня остановил.

— Стоять. Думаешь, тебе эта штука не полагается? — сказав это, батя надел на мою голову колпак и специально щёлкнул резинкой по подбородку.

— А без этого никак?

— А ты хочешь поспорить с бабским батальоном? Даже Кай в колпаке.

Спустившись на первый этаж, понял, что батя про то, что в колпаках обязаны быть все, не шутил. Кай, наша овчарка, был в колпаке, который ему, по-любому, надели кто-то из мелких.

— Все за стол! — позвала всех мелкая Соня, раскладывая у каждой тарелки по вилке.

Варя подносила и ставила на стол посуду, которую ей подавала Маруся, а батя и Кай терпеливо ждали, когда им перепадёт кусочек хоть чего-то.

За последние три года я несколько отвык от этой простой домашней суеты. После появления младшей Соньки батя с Марусей переехали в загородный дом. Квартиру продавать не стали, решив ее сдавать и иметь пассивный доход. Я быстро понял, что жить загородом, учась в универе и имея подработку, мне неудобно. Поговорив с отцом, решили, что я остаюсь жить в квартире. Предложение от меня, чтобы я платил за квартиру, как обычный квартиросъёмщик, было воспринято отцом как личное оскорбление. С полканом полиции сильно не поспоришь. Единственное, что я смог отстоять и повесить на свой кошелек — это счета за коммуналку.

Но иногда я остаюсь с ночевкой у бати и Маруси. Например, в такие дни, как сегодняшний. Потому что я точно знал, что Маруся захочет сделать с утра что-нибудь эдакое для меня. И, если бы я не приехал сам, то, скорее всего, она подняла бы батю еще раньше и заставила бы его приехать ко мне в город с, малыми, сюрпризами и колпаками.

— Миш, — Маруся практически не глядя дала бате банку с огурцами, которую тот открыл, совершенно не напрягаясь, и вернул своей жене. — Садитесь-садитесь, — поторопила нас Маруся и последней поставила на стол бутылку с кетчупом.

— Может, чё покрепче? — подтрунил батя.

— Семь утра, Миш!

— А что ты мне подаришь на свой день рождения? — прижалась щекой к моему плечу Варька и даже попыталась состроить милые глазки, в которых будто бы совсем не читалась корысть.

— То же, что и ты мне.

— Рисунок? — разочаровано нахмурилась малая. — А шоколадку?

— Ладно. И шоколадку, — согласился я.

Мелкая Сонька уже приступила к завтраку. Аккуратно выщипала из хлебного куска весь мякиш, а корку положила мне на тарелку, сверху нахлобучила кружок огурца.

— На здоловье, — выронила она деловито и продолжила есть.

Обе малые, как мне кажется, характером пошли в батю. Разве что в мелкой Соньке было огромное желание опекать и любить всех, так же, как и Маруся.

Маруся хоть и не была мне матерью, но в самые сложные и тяжелые моменты была рядом со мной, хоть я этого не всегда хотел. Она была со мной на всех экзаменах, терпеливо ожидая у двери кабинета, а затем, стоило мне выйти, сразу набрасывалась с вопросами о моем самочувствии и не сложно ли мне было. Во время поступления в универ она тоже была рядом — стояла за забором и припрыгивала на месте, пока я сдавал физуху на вступительных.

Мне было четырнадцать, когда батя и Маруся начали жить вместе. Тогда меня это бесило, меня злила ее опека, которой она вдруг решила окружить меня со всех сторон, но батя быстро мне объяснил, где я был не прав. Зато теперь, спустя почти девять лет, я отлично понимаю, что Маруся заботилась обо мне не для того, чтобы мне понравится, а просто она такая — немного чудная, слегка наивная, но зато настоящая.

И понял я это только тогда, когда она перестала надо мной трястись — когда родила Варьку. Ей тогда было очень сложно уделять привычное внимание всем и сразу.

Помню, она однажды не спала всю ночь. Варька ревела каждые пять минут ни то из-за колик, ни то из-за еще чего-то детского. Батя тогда, как назло, был на дежурстве, а я как ссыкун, вместо того, чтобы предложить Марусе свою помощь, всю ночь проторчал в своей комнате, хотя особо и не спал (семнадцатилетнее ссыкло). А утром, когда пришло время завтрака, и малая, наконец, затихла и уснула, я вышел из своей комнаты, чтобы пожрать и свалить на учебу, надеясь выспаться хотя бы там за задней партой. Но завтрака не было. Маруся сожгла его на хрен и плакала над сковородкой, тихо сотрясая плечами. Увидев меня, она быстро утёрла слёзы и натянула улыбку, сказав, что сейчас всё приготовит. Наверное, так стыдно перед ней, как в тот день, мне не было еще никогда. Но именно с того дня мы, наконец, смогли выстроить нормальные ровные отношения.

— Какие планы на вечер? — сев напротив, Маруся машинально поправила очки на переносице и вопросительно посмотрела на меня. — Уже придумал, где будешь отмечать с друзьями? Или, может, с девушкой?

— Не пытай пацана, Марусь. Пусть хоть прожует. Главное, чтобы я вечером шашлычка поел, — поворчал батя и незаметно повернул кружку для Маруси с горячим кофе так, чтобы ей было удобнее ее брать. А затем, накрыл угол стола ладонью, когда Маруся резко потянулась к мелкой, чтобы стереть с ее щеки кетчуп — простые и известные мне ритуалы, которые я наблюдаю уже несколько лет.

— С пацанами в клубе посидим. Ничего особенного, — ответил я, нанизав на вилку бекон.

— А девушки? — с очень жирным намёком протянула Маруся.

— А их они снимут в процессе, — знающе ответил батя, на что я одобряюще кивнул. Примерно так оно всё и происходит обычно.

— Ну, это я просто к тому, что, если у тебя есть девушка, Тём, то ты мог бы пригласить ее на семейный ужин к нам, а потом вы могли бы пойти и праздновать твой день рождения в клубе своей компанией, — улыбалась Маруся.

— У меня нет девушки. То есть постоянной нет.

— Ладно, — торопливо ответила Маруся и сдалась. В ее системе ценностей любовь должна быть первой, единственной и на всю жизнь. Мой ветреный образ жизни она не разделяла, хотя и пыталась понять.

Я не бабник, просто я не привязываюсь к одной девушке.

После завтрака мне пришлось заплетать мелких. Из-за того, что я редкий гость в их доме, когда я появлялся, они решали, что только я достоин того, чтобы их обслуживать.

Пока батя и Маруся неприлично долго застёгивали наверху платье, я собрал девчонок, прихватил с собой Кая и вышел со всеми ними на улицу к гаражу. Усадил девчонок в детские кресла, передал их бате и, попрощавшись, отчалил до вечера.

Первым по программе был универ, затем цветочный магазин, а за ними кладбище.

Влажной салфеткой привычно смахнул с памятника пыль и паутину, заменил старые цветы на новый букет белых роз и сел напротив на скамейку. Молчаливое созерцание маминой фотографии — как ритуал подведения итогов еще одного прожитого года.

— Это было интересно. Не всегда правильно, но интересно, — сказал я тихо. Неловко улыбнулся в ответ на мамину улыбку на мраморе и, подавшись вперед, вынул руки из карманов кожаной куртки. Оперся локтями о колени и покрутил тонкое кольцо на мизинце, на котором сосредоточил внимание. — В этом году заканчиваю Академию… Ну, ты знаешь… Стану лейтенантом… Мечта детства как-то незаметно сбылась. А никто ведь всерьёз не верил. Даже я. У папы всё хорошо. Варька научилась выговаривать букву «р», и теперь все просто обязаны знать её полное имя. Вар-р-рвара, — улыбнулся я чуть шире, снова вспомнив, с какой гордостью мелкая мне показала свой новый навык. Снова посмотрел маме в глаза и понял, что сказать больше нечего, да и не всегда понятно, о чем можно рассказать, а о чем лучше промолчать. Хотя, наверное, она и без слов всё знает и видит. Если, конечно, «там» что-нибудь есть. — В общем, всё по-старому. Ладно, мне пора домой. Там что-то вроде праздничного ужина в мою честь, да и Кай в машине… — встав со скамьи, я коснулся ладонью холодного мрамора и мысленно попрощался с мамой до следующего раза в мой следующий день рождения.