Фиктивный брак - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 37

И Виталий тоже понял, что я не собираюсь умирать. Наши губы, смоченные взаимными слезами, слились в поцелуе, который, наверно, был самым соленым – и самым горячим в мировой истории поцелуев.

Потому что я вдруг поняла.

Бывает симпатия.

Бывает влюбленность.

А бывает слишком поздно пришедшее осознание, что человек, которого обнимаешь ты и который сейчас обнимает тебя, самый лучший, самый любимый и самый желанный на свете…

Когда же мы с Виталием наконец оторвались друг от друга, я сообразила, что вокруг нас находится довольно много людей.

Причем большинство из них – в масках и бронежилетах с надписью «Полиция», которые сноровисто паковали Игоря и Артема в наручники. Кстати, у Артема на челюсти красовалась нехилая ссадина, а сам он был словно пьяный.

Потом я перевела глаза на сбитые до крови костяшки пальцев Виталия – и все стало понятно.

– Пришлось его приложить, – виновато улыбнулся мой муж. И, понюхав свой кулак, скривился: – Надо же, рука теперь воняет его одеколоном с феромонами. Считаю, что это читерство – подкатывать к девушке с таким парфюмом. Завоевывать даму сердца, дуря ей голову химией, – последнее дело…

Он говорил что-то еще, а я просто смотрела на него, впитывая, словно губка, его образ – глаза, брови, губы, решительный подбородок, руки, которые он не знал куда деть от смущения…

И виноватый взгляд, когда Виталий смотрел куда угодно, только не на меня.

– Ну прости, – наконец сказал он с отчаянием в голосе. – Прости, если сможешь, за всё…

– Прощаю, – сказала я. – Но с условием, что ты мне это самое всё расскажешь.

– Прям вообще всё? – поднял он глаза, став похожим на провинившегося ребенка. На лице такого громилы подобный взгляд смотрелся настолько комично, что я невольно улыбнулась, хотя окружающая обстановка никак к улыбкам не располагала.

– Прям вообще.

– Ладно, – вздохнул Виталий. – Ты имеешь на это право.

Подошел знакомый следователь и произнес с недовольным лицом:

– Простите, что прерываю вашу беседу, но я вынужден попросить вас проехать со мной для дачи показаний.

– Да, конечно, – сказал Виталий, поднимаясь с дивана, где он сидел рядом со мной. – Моя жена тоже должна ехать?

– Жена? – поднял брови следователь. – Вдова, вы хотели сказать? У людей, которые числятся официально умершими, жен не бывает.

Лицо Виталия вновь стало жестким.

– Слушай, начальник, мне кажется, сейчас не время шутки шутить. Поедем уже куда надо и там на месте решим, кто умер – а кто, как говорится, «не дождетесь».

Глава 28

В отделении полиции мы провели несколько часов и вернулись в коттедж уже глубокой ночью. При этом по пути домой Виталий молчал, не отрывая взгляда от дороги, – видимо, потому что боялся пересечься своим взглядом с моим. Я чувствовала, что этому большому и сильному человеку сейчас реально стыдно передо мной за все произошедшее – хотя что именно произошло, я пока не знала.

И я не настаивала на продолжении беседы.

Когда мужчина не хочет разговаривать, не нужно его доставать своими расспросами – так меня учила бабушка.

Захочет – сам все расскажет.

Ну а не захочет – что ж, это его право, и попытки выведать то, о чем у него нет желания с тобой поделиться, приведут только к ухудшению ситуации…

Было уже очень поздно, когда мы подъехали к дому, но спать не хотелось. Произошедшее вплеснуло мне в кровь неслабую дозу адреналина, бодрящего не хуже литра крепкого кофе.

А может, и не только адреналин был тому виной.

Потерять человека, который тебе нравился, а потом, после потери, осознать, что на самом деле полюбила его, – это, конечно, тот еще стресс. Но когда тот, на чей гроб ты лично бросила горсть земли, вдруг возвращается с того света, – это уже не стресс, а шок. Причем шок настолько радостный, что ты сидишь как дура на пассажирском сиденье и просто смотришь на любимого.

Ничего больше.

И в то же время внутри тебя бушует такой штормовой океан эмоций, что кажется, стоит лишь шевельнуться – и он вырвется наружу, причем непонятно в какой форме.

То ли истерики, как та, что произошла со мной недавно.

То ли в попытке убить эту сволочь, которая виновата передо мной так, что и словами не выразить: ведь живой был, гад, все это время! Живой! И ни словом, ни намеком не дал мне понять, что на том кладбище хоронила я не своего любимого, а красивый ящик с почерневшими останками не пойми кого…

Но больше всего мне хотелось наброситься на Виталия и зацеловать до смерти прямо в машине. И плевать, что она летит выше сотки! Потому что если уж реально умирать теперь, то только вместе…

При этом умом я понимала, что все эти варианты не приведут ни к чему хорошему, потому предпочла просто сидеть и смотреть, как он ведет машину, гипнотизируя взглядом однообразную ленту шоссе, залитую светом фар…

Когда поездка закончилась, мы вышли из машины и направились к коттеджу, храня неловкое молчание. Когда не знаешь, что сказать, наверное, и правда лучше помолчать…

В холле был беспорядок. Полиция не церемонилась, задерживая преступников: одно из кресел перевернуто, ваза, стоявшая на фигурной жардиньерке, валялась на полу разбитой…

Виталий перешагнул через осколки, поставил кресло на ножки и, наконец-то посмотрев мне в глаза, решительно сказал:

– Думаю, и впрямь настало время рассказать тебе все. Ты имеешь право это знать. А после, когда между нами не останется больше секретов, ты сможешь просто развернуться и уйти, хотя мне очень бы этого не хотелось.

Я подошла к дивану, на котором меня сегодня вечером чуть на задушили, и, сев на него, произнесла лишь одно слово:

– Рассказывай.

Виталий пододвинул кресло поближе, сел в него и несколько секунд сидел согнувшись, поставив локти на колени и массируя виски.

Порой бывает нелегко решиться сказать правду…

Это ложь течет из человека легко и свободно.

С правдой бывает сложнее…

Но мой муж, видимо, нашел в себе силы решиться на то, что давалось ему с таким трудом. Он разогнулся, откинулся на спинку кресла и, глядя сквозь меня, словно я была соткана из тумана, начал рассказ.

– Мы с Игорем и правда были неразлучны с детдома. Как братья, я тебе говорил об этом. И он мне не раз говорил то же самое, повторяя, что родные люди для него превыше всего на свете. Тогда я еще не совсем понимал смысла этих слов… В общем, ты в курсе, что мне удалось хорошо подняться в бизнесе – и, не скрою, в этом была немалая заслуга Игоря. Дела у меня шли отлично, но я по своей природе немного ленив – и, получается, излишне доверчив.

Он усмехнулся.

– Даже удивительно, как с такими недостатками мне удалось разбогатеть, правда? Видимо, просто везло. В общем, получилось так, что постепенно Игорь стал не просто моим доверенным лицом, а фактически управляющим, который весьма талантливо рулил всей корпорацией. При этом он всячески приветствовал мой праздный образ жизни и был не очень доволен, если я пытался серьезно заниматься делами фирмы: мол, ты же видишь, деньги рекой текут. Ты что, мне не доверяешь?

Ну, я, в общем, и не особенно сопротивлялся такому положению дел – до тех пор, пока не начал замечать, что достаточно существенная часть доходов просто куда-то исчезает. Игорь, заметив мой возросший интерес к этому вопросу, объяснил, что, дескать, времена нынче тяжелые, приходится поднимать процент откатов за выгодные тендеры, нужные люди хотят получать более существенные взятки – ну и так далее. Меня это не особенно напрягало, денег пока хватало, но я понимал, что с фирмой происходит что-то не то.

И я начал следить за Игорем. Не сам, конечно: нанял детектива, который довольно быстро раскопал следующее.

Оказывается, мамаша Игоря, которая по малолетству родила ребенка не пойми от кого, сразу сдала своего первенца в детдом. А позже, так ни разу его там и не навестив, вышла замуж. В браке у нее родился второй ребенок, единоутробный брат Игоря, Артем, которого уже в детдом не отправили, а растили, ни в чем ему не отказывая. Полагаю, так мамаша пыталась загладить вину перед своим старшим сыном, холя и лелея младшего за двоих.