Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Поющий тростник - Галахова Галина Алексеевна - Страница 40


40
Изменить размер шрифта:

Он выпрямился, вздохнул несколько раз глубоко и кинулся искать градусник. Чудом нашел его, так как в его обиходе градусник был предметом лишним. Стал вставлять Вадику градусник под мышку, недоумевая – под правую или левую руку. Взрослым – он знал – безразлично под какую, а ребенку? Ребенку далеко не все равно, что взрослым безразлично, потому что ребенок как бы сам по себе живет, пока не повзрослеет, будто пришелец из других миров. Поэтому и как градусник ставить ему – не безразлично.

Под правой рукой – 40, 1! На эксперимент с левой не хватило у Димы сил. Он скатился по лестнице с третьего этажа и повис на проводе телефона-автомата. В руках он держал трубку, и если бы трубка была живая, он бы раздавил ее в первую же секунду. Но трубка была пластмассовая, она все вытерпела, все она вынесла! Что она слышала на своем веку – и не передать! Если бы она к тому же умела не только слышать, но и говорить, а лучше всего писать умела, она бы поведала миру столько историй, и каких! В нашем случае ей запомнился звонок Жирафы о погибших котятах и крик о помощи Димы Ярославцева:

– "Скорая".

– Помогите!

– В чем дело?

– Температура!

– Какая?

– Сорок!

– Кто заболел?

– Неважно кто! Запишите адрес!

– Как это "неважно"? Имя, отчество, фамилия, сколько лет?

– Какое это имеет значение? Адрес записали, я вас жду!

– Гражданин, не безобразничайте!

Дима услышал слова, которые часто произносил на работе, и возмутился:

– Ребенку плохо! Можно сказать, очень плохо!

Зовут его Вадик, а все остальное – неважно, да я и не знаю! Вадик он, единственный, детей не имеется больше, а меня зовут Дмитрий Александрович Ярославцев!

Эти сведения с большим трудом переварили на другом конце провода, а на последнее Димино сообщение последовало нечто, что трубка не поняла и вывалилась по своему желанию из Диминых рук.

Приехала "скорая". Докторша – молоденькая женщина, Дима даже удивился: что может она понимать в детях и в детских болезнях?

Докторша разбудила Вадика, осмотрела его, удивилась, что спит он нераздетым, и спросила:

– А где мама?

– В командировку уехала, – соврал Дима,

Он курил беспрерывно, ему казалось, что Вадин сейчас здесь расплавится от высокой температуры и рассеется, как дым от его папирос.

– Папаша, не волнуйтесь и не курите так много, У вашего сына скарлатина, положим его в больницу! – сказала докторша, записывая что-то на листке,

– Как фамилия?

– Чья? – спросил Дима.

– Не ваша, конечно, а сына, да это одно и то же! Скажите свою, если хотите, – сказала докторша, играя глазами.

– Вадик, как твоя фамилия? – пытался пробиться Дима к Вадику, но Вадик не понимал его, вернее понимал, но горло так болело, что рот даже открыть было больно.

– Ярославцев, пишите, – махнул рукой Дима, – какая разница? Самое важное, что он Вадик!

Докторша очень удивилась, разглядывая папашу, не знавшего фамилии своего сына, и потеряла к нему всякий интерес, подумав, что он пьяный. Тем более жена в командировке, тем более лицо у него красное, тем более язык у него заплетается.

– Заверните мальчика в одеяло! – скомандовала она.

Дима вынул одеяло, закатал туда Вадика, поднял его на руки и понес, прижимая к себе крепко-крепко. И в машине он его на руках вез, неожиданное свое богатство, подарок, которым бросилась сегодня в него Нонка.

В больнице Вадика положили на носилки, а Диме велели уходить. Но Дима никак не хотел уходить, как будто он все семь лет не жил без Вадика, как будто они только вдвоем и прожили эти семь лет, как будто минута знакомства значила для него теперь больше, чем два года любви к Невесте.

Он уходил и возвращался, как будто забыл что-то спросить, спрашивал, врачи отвечать ему устали – ночь была сумасшедшая.

– Идите, папаша! Не бойтесь за сына! Мы его вы лечим и вернем вам его нового и совсем здорового, сказала ему дежурившая сегодня докторша Нина Петровна, мать Андрюши.

Нехотя ушел Дима, а Вадик в больнице остался. Нина Петровна все томилась: кого он ей напоминает? Может, маленький когда был, лечился у нее? Но спросить было не у кого, да и к чему, какая разница: лечила она его раньше или нет, сейчас вылечить надо, поставить на ноги. Сделала она ему назначения и ушла, но мысль сама по себе работала и отыскала в архиве ее памяти человека, напоминающего лицом Вадика.

"Ну, конечно, он сын Нонки, как я сразу не догадалась!" – подумала она. Припомнилось Нине Петровне, как просила она за Андрюшу, чтобы удостоила Нонка его внимания и любви, чтобы вышла за Андрюшу даже тогда, когда ждала ребенка.

Когда вернулась она тогда с отказом, сказал ей сын с горечью: "Любви требовать нельзя. Любовь сама по себе".

И уехал он тогда на Ангару, на стройку, а потом еще куда-то, пошел колесить по Сибири. Привез жену из Сибири, тоже ленинградку. Теперь у них сын, у нее внук, и вроде забыл Нонку, пока вновь не встретил ее сначала в ювелирном магазине, а потом на улице. Рассказал матери, что все кончилось, прошла любовь, а голос дрожал при этом, и руки выдавали сына. Устал любить ее, а не кончилось ничего. Так и останется она в его сердце, и будет каждый день и час бороться он с ней, то ли проигрывая, то ли побеждая.

Вадик понравился Нине Петровне, так и тянуло ее лишний раз к нему подойти, погладить его. Она подходила и гладила и его и других детей – владычица над ними, их всеобщая мать, в трудную, тяжелейшую минуту оказавшаяся с ними рядом и спасавшая их от болезней. Она любила их и сына Нонки тоже полюбила, потому что невозможно в ее профессии не любить.

Детей у нее было гораздо больше, чем у Натальи Савельевны, и времени, и жизни отнимали они у нее тоже немало. Не щадила она себя ради них. Шестьдесят лет скоро, а сорок отдано детям, больным детям.

Вадик проболел целый месяц. Дима приходил к нему ежедневно, воспользовавшись своим служебным положением, как-никак старший лейтенант милиции! Без Вадика он уже и жизни себе не представлял, затмение жизни у него без Вадика наступало. Все свободное время он проводил с ним, сообщая ему подробности своей изменившейся биографии, которые черпал он из тетрадки про сыщика Ангофарова, на одиннадцатой странице потерявшего Невесту, сбежавшую в капиталистическую страну с человеком под фамилией Кот. Этот Кот впоследствии оказался международным вором и шпионом вдобавок. Невесту он заточил в замок на острове Дюфи, и она не подавала признаков жизни, за исключением заявления о браке, которое влетело через тысячу километров в жилище Ангофарова и упало на подстилку к собаке Джулии, а собака никак не могла его взять в зубы и снести хозяину, потому что оно было электрическое и с моторчиком. И совсем это было не заявление, а шифровка, в которой Невеста сообщала координаты острова Дюфи и наличие на нем школы диверсантов, а также завода по изготовлению электрической бумаги – стратегического материала. Вадик слушал творение Димы, и сердце у него замирало от восторга и благодарности к автору.

Дима начал заниматься с Вадиком, когда тот поправляться стал, и Вадик безропотно писал в тетрадках предложения и придавал им особый смысл. Теперь во многом он находил смысл, и постепенно переставал он быть Главным Неизвестным, или Человеком с разбитым сердцем.

Вадика в больнице любили и сестры, и нянечки, и доктор Нина Петровна. К ней он испытывал такое чувство, как будто вернулась издалека к нему бабушка, не показываясь, себя не называя, но вернулась к нему. И он, впитав в себя бабушкину ласку и любовь, щедро дарил их главному человеку своему – Диме.

Про мать Вадик и не вспоминал.

В то утро, когда Вадик попал в больницу, Нонка в шесть утра позвонила к дворничихе тете Клаве, чтобы узнать адрес милиционера, который приходил успокаивать ее поющую компанию. Тетя Клава долго упрямилась, стоя в одной рубашке в дверях и адреса не давала – зачем адрес?

– Замуж за него собираюсь! – брякнула ей Нонка в сердцах.