Слово живое и мертвое - Гальперина Нора Яковлевна "Нора Галь" - Страница 57

Несмотря на отлив, изредка подкатывали медленные волны. Появлялась легкая зыбь, потом волны тяжелели и плавно набегали на теплый песок.

Вечный камень преткновения – это неизбежное в чужом языке there were, буквалист так бы и написал: тут были волны. А как смело и свободно у мастера английское roller (волна, производное от roll – катить) отдает самую свою суть глаголу. И всем существом ощущаешь, как медлительно, тяжело накатывает на берег эта волна.

А вот совсем другой темп: к началу корриды выпускают быков, они бегут до арены по узкой улочке, а перед ними бегут, испытывая свою храбрость и удачу, дерзкие смельчаки. Последние, горстка самых отчаянных were really running. И, конечно, у В.Топер не буквально по-настоящему бежали, а пробежали во весь дух.

Чисто русский, отличной выразительности оборот, речение. И это в переводе не редкое вкрапление, не случайность, такому радуешься на каждой странице.

В подлинникеwhen you were withEnglish… Буквально: когда (подразумевается – часто, много) бываешь с англичанами, в переводе: когда водишься с…

Или:

…and she was very much with them. Точно и не передать, примерно: она была очень даже с ними (со спутниками совсем не подходящими). В переводе: совсем как в своей компании.

– It has a look of a pub.

– Смахивает на кабачок.

– It looks to me like pub.

– И мне сдается, что кабачок.

…didn’t lose money on it

…не в убыток себе

Такие оттенки особенно много значат в речи героев Хемингуэя, смотря по их отношениям, по обстановке, настроению именно в эту минуту.

Приятель Джейка болтал, стараясь его утешить, задел больную струну, смутился и замолчал. Не had been doing splendidly (примерно: у него здорово получалось, но это по-русски еще не так выразительно для многословия). И в переводе: «До сих пор он сыпал как из решета, но теперь вдруг замолчал». Найденное речение куда вернее для образа Билла.

Where have I been looking, буквально: Куда я смотрел… В переводе: Где были мои глаза?

Don’t feel bad – Не горюй.

Well, we might as well… По интонации: ну что ж, с таким же успехом можно… В переводе: Остается только…

You can talk… Вам хорошо говорить.

Пересказан вопрос: Знаю ли я… Ответ: Didn’t I (примерно: неужели не знаю). В переводе: Еще бы не знать.

Я пьян – You ought to – Еще бы.

Своеобразный иноязычный оборот, прямого равноценного нет, нужно искать:

He’s been in a jam

С ним что-то стряслось

He’s in bad shape

С ним что-то неладно

…bad thing to do – по мнению говорящего, Брет поступила не лучшим образом. И как по-хемингуэевски сжато, достоверно и предельно просто в переводе: зря это она.

Джейк зашел в собор и помолился – о себе, особо о тех, кто ему близок, lumping all the rest – «свалив остальных в кучу» все же невозможно, было бы слишком грубо, найдено – гуртом обо всех остальных. И в этом вовсе не молитвенном единственном слове сквозит очень важное: не такой уж он набожный католик, молится, как и пьет, сверх меры, больше от тоски, от одиночества. Потому что ему все время худо – и все время он сдерживает себя, особенно на людях, старается не выдать отчаяния, которое его точит.

И в восприятии рассказчика, и в раздумьях, и в прямой речи его самого и окружающих – сколько таких мелочей, до того естественных, психологически убедительных, что и принимаешь их не задумываясь, как дышишь, и лишь заглянув в подлинник, оцениваешь всю прелесть находки.

Казалось бы, чего проще: «Меня туда не тянет» или «Ничего, если я пойду с вами?» Но посмотрите, из чего, из каких слов подлинника возникла эта простота: Wouldn’t like that, буквально – Мне бы это не понравилось, этого не хотелось, Do you mind if I come – Вы не против (не возражаете), если… По-английски-то оно и правда просто, но буквально «перепертое» по-русски обернулось бы нудным канцеляритом!

It’s in restraint of trade – за неимением лучшего, за ограниченностью выбора, термин-то коммерческий, а в переводе так метко и к месту в насмешливой речи: На безрыбье и рак рыба!

«Можно человеку сесть?» Chap – разговорное, почти жаргонное малый, парень.

И какое тонкое нужно было чувство слова (и юмора), чтобы найти замену – «человек», когда так опять и опять говорит о себе молодая, красивая взбалмошная Брет: I say, give a chap a brandy and soda – Дайте человеку выпить.

Но строчкой выше она обращается к тем же людям «друзья», а страницей дальше еще об одном персонаже говорит «бедный мальчик», меж тем в подлиннике оба раза то же самое chap! И ручаюсь головой (примеров великое множество), что переводчики другой школы, буквалисты и формалисты, оказались бы в плену этого повтора, а кое-кто и сейчас скажет, пожалуй: да как посмели рядом одно и то же слово переводить по-разному? Что, мол, за отсебятина?!

А вот так и посмели! И никакая это не отсебятина, а верная передача интонации подлинника. Сравните: одно и то же русское милый мы тоже произносим на очень и очень разные лады. К примеру, как звучит милый в народной песне, миленок в частушке, обороты: милый ребенок, милая девушка, милый человек, вы мило выглядите, ты мой милый – или – ну, мой милый, ты у меня еще дождешься! Вот это мило!.. – и многое другое.

Или пресловутое «All right», которое в той же «Фиесте» переводится, глядя по контексту и настроению, очень разно. К примеру, обыденное: Ладно, я возьму машину, а в разговоре двух литераторов о третьем: Ну, как он? – Он ничего… Он, должно быть, правда ничего, только читать его я не могу, или: У вас тут не протолкнешься из выразительного You’ve got the world here all right, что до кашкинцев перевели бы в лучшем случае: У вас тут очень много народу. Опять скажете: слишком вольно, отсебятина? А оттенки нашего «ладно»? Опять же сравните: супруги ладно живут, ученье (дело, работа) идет ладно, ладный парень, ладно скроенный пиджак – или: ну, ладно! Да ладно тебе! Ладно, ладно, отстань!

И еще. Почти всем Брет при встрече говорит хэлло. Повторю, теперь это словечко навязло в зубах, полвека назад было экзотикой. В.Топер этим передает еще и горькую, невеселую лихость во всей повадке Брет. Так говорят иногда и другие герои «Фиесты», однако, смотря по их нраву и взаимоотношениям, Вера Максимовна уже тогда не раз заменяла это слово русским привет или здравствуйте – в ту пору большая редкость, еще один малый знак величайшего переводческого чутья и такта.

Нашей художественной прозе не свойствен обычный для англоязычной литературы курсив, но его и сейчас нередко переносят в перевод. В лучшем случае прибавляют какое-нибудь усиливающее словечко. We will have fun или I say, I have a thirst, пожалуй, передали бы как «мы здорово (хорошо) повеселимся» и «мне очень (страшно) хочется выпить», а в «Фиесте» живые, чисто русские и очень меткие обороты: повеселимся на славу и смерть выпить хочется.