Дом на Уотч-Хилл (ЛП) - Монинг Карен Мари - Страница 4

— Да.

— Это Том Харрис из пожарной части Франкф…

— Я знаю, кто вы. Я в прошлом подавала ланч вам и вашей команде, — это было четыре работы назад. — Что случилось?

— Вам нужно приехать домой. Сейчас же.

***

Я нарушала все правила дорожного движения, известные человечеству, нагружала изнемогающий, еле работающий двигатель Тойоты, шмыгала и ныряла между машин с беспечной наглостью.

Том не сказал мне по телефону ничего, помимо того факта, что их вызвали к моему дому по поводу пожара.

На протяжении всей лихорадочной дороги в 67 км я заверяла себя, что это всего лишь небольшой кухонный пожар, который легко нейтрализовать. Поскольку я соврала о наличии страховки арендатора (ладно, ещё я подделала документы, но помните, умирающая мать), чтобы нам разрешили арендовать нынешнее жильё, мне придётся придумывать, как оплатить ремонт. Пока я обдумывала различные способы повысить доход и разобраться с арендодателем (который скоро узнает о пожаре, в нашем городе все со всеми болтали), что-то в глубине меня, в месте пугающе тёмном и неподвижном, знало, что я лишь выгадываю время, минуты и километры, чтобы продолжать притворяться, что мама жива, вынесена на руках пожарного или лежит под одеялами на каталке и ждёт меня. Жизнь продолжится, и не случится больше ничего, что ещё сильнее подорвёт мою хрупкую хватку на надежде или здравомыслии.

На знаке «Стоп» в двух кварталах от нашего дома я едва не сорвалась. Ударила по тормозам и сидела, давясь сдерживаемыми рыданиями, свирепо моргая, пытаясь взять себя в руки, пока другие машины скапливались позади меня и начинали сердито сигналить.

Наконец, я вновь поехала вперёд, но обнаружила, что мою улицу забаррикадировали; её преградили три пожарные машины, и дюжина пожарников стояла усталым, перепачканным сажей полукругом и смотрела через улицу на обугленные останки моего дома. Глазеющие соседи толпились на газонах и качали головами. «Бедняжка Зо Грей, — сказали бы они. — Она никогда не могла похвастаться многим, а теперь у неё нет ничего, вообще ничего». И они почувствовали бы, что их жизнь лучше, ведь так и есть.

Мне потребовалось несколько неуклюжих попыток, чтобы отстегнуть ремень и открыть дверцу машины, настолько сильно дрожали мои руки, но я наконец-то справилась и нетвёрдыми шагами пошла по улице, в шоке и ужасе уставившись на дымящиеся руины нашего дома. «Полная гибель имущества», как выразилась бы страховая компания. При условии, что у арендодателя действительно имелась страховка, и он ещё не планировал подавать на меня в суд. Что ж, может вставать в очередь.

Капитан пожарной команды поспешил ко мне.

— Зои, милая, мне так жаль, — тихо сказал он.

Усилием воли оторвав взгляд от дымящейся кучи, я посмотрела ему в глаза.

— Но вы не нашли… — я сглотнула несколько раз и только потом сумела выдавить: — Тело?

Том открыл рот и закрыл обратно, глянув через плечо на всё ещё потрескивавшие, шипевшие останки, а потом взглянул на меня, надеясь, что я не заставлю его говорить это вслух.

Сжав руки в кулаки вдоль боков, впиваясь ногтями в ладони, я сказала с напором:

— Вы нашли тело?

Он шумно выдохнул.

— Горело слишком жарко. Слишком быстро. Шансов не было. Мы сделали всё возможное. Крыша и три стены уже рухнули к тому моменту, когда мы приехали. Четвёртая обрушилась, пока мы готовили шланги. Нет, мы не нашли тело. Пока что. Но Зои, — мягко добавил он. — Мы его найдём.

— Зо, — тупо поправила я его. — Как слово «но».

Я знала, что они его найдут. Маме сложно было передвигаться без посторонней помощи: рак распространился на её кости. Она больше не готовила еду, никогда не покидала дом. Она не собиралась давать мне больше поводов для беспокойства, чем уже есть.

Этим утром я поцеловала её в щёку, пообещала пасту альфредо на ужин (всегда калорийная еда, рак — это вечно голодная сучка) и мороженое с последней банкой клубничного джема, который мы сварили прошлым летом. Сказала ей позвонить мне, если я понадоблюсь ей по какой-то причине, даже незначительной. Я извинилась за то, что приходится идти на собеседование в один из наших редких дней вместе, а она извинилась за то, что болеет так сильно, что мне приходится так поступать. Этим утром в нашем доме было столько любви. И так было всегда.

Я смотрела мимо Тома на прах моей жизни, кучки расщепившихся и почерневших стропил и балок, на влажный пепел, разлетавшийся по свинцовому мартовскому небу, и пыталась осмыслить, что моя мать больше не умирала от рака.

Джоанна Грей мертва.

У меня нет дома, куда можно вернуться, нет кровати для сна, нет представлений, что делать дальше. У меня не было ничего, кроме одежды на моём теле да сумочки на плече. На мгновение я зациклилась на пустом факте, что у меня нет зубной щётки, тампонов, ватных палочек, мыла или шампуня (Боже, эти вещи были такими дорогими), затем переключилась на подсчёт бесчисленного множества вещей, которые теперь отсутствовали в моём мире и реально имели значение.

Все следы нашей совместной жизни исчезли. Наши фотоальбомы, наш древний ноутбук, мои личные дневники, дешёвые сувениры и магнитики, которые мы коллекционировали при переезде из штата в штат, открытки на дни рождения, блокноты с дурацкими записками и рисунками, которые мы на протяжении многих лет писали друг другу, уходя на разные смены, пока она не стала слишком больной, чтобы работать. О Господи, мой старый телефон! Мама привила мне своё глубинное недоверие к облачным сервисам для хранения. Каждая её фотография, каждое голосовое и текстовое сообщение, что она мне оставила, исчезли, разрушившись в тот момент, когда я уронила единственный в своей жизни смартфон в ёмкость с кипящим маслом.

Мою мать как будто наконец-то целиком и полностью стёрли из жизни, из которой мы так усердно пытались себя стереть, раз за разом, пока бежали из города в город, стараясь не оставлять за собой ни единого следа. Вынести такое было невозможно. У меня не осталось даже ни клочка её одежды. Ничего, во что можно было бы уткнуться носом, вдохнуть запах женщины, которая подарила мне жизнь — изысканный парфюм безопасности, любви, родства, дома. Ничего, чтобы вспоминать её или прижимать к сердцу, рыдая.

Всё… прах.

— Твоя мама умерла от отравления дымом задолго до того, как пламя добралось до неё, — мягко сказал Том.

Снова сжав руки в кулаки, я слабо и горько улыбнулась в ответ на доброту его лжи. Том Харрис был хорошим человеком.

Но я-то знала.

То, что я почувствовала в кабинете мистера Шуманна — это смерть, которую перенесла моя мать. Ощущение, что моё тело вот-вот вспыхнет, теснота и жар в лёгких, которые горели, будто покрытые волдырями, и отказывались раздуваться, едкий запах дыма и горький вкус пепла на языке. Каким бы необъяснимым это ни было, я испытала смерть своей матери, будто любовь наша была столь глубокой, столь сильной, что я эмпатически, в меньшей степени разделила последние ужасные моменты её жизни. Я не могла найти другого объяснения тому, что я перенесла в тот самый момент, когда пожар пожирал наш дом.

Моя мама умерла не лёгкой смертью.

Как и ведьмы в стародавние времена, Джоанна Грей сгорела заживо.

— Мама, — прошептала я и начала плакать.

Глава 2

Алисдейр

Раньше я носил своё прошлое, терновый венец, мантию раскаяния.

Я убивал тех, кто не заслуживал смерти, жаждая того, что они имели, и забирая то, что никогда не должно было стать моим, грабя и не оглядываясь назад. Бездушный, я молотом пробивал себе путь сквозь века, растирая в пыль всё, что не покорилось моей воле.

Теперь, не имея ничего, кроме времени, чтобы поразмыслить над теми столетиями, я вижу себя тем, кто я и что я есть, и знаю, что заслужил свою судьбу. Впрочем, ещё не от рук моего врага, ибо враг мой не лучше меня. По правде говоря, мой враг заслуживает куда большего наказания.