Патриот - Навальный Алексей - Страница 12

В этом и был ползучий переворот, ставший, по моему мнению, одной из причин краха СССР. С конца семидесятых и до смерти главы КГБ, а потом генсека КПСС Андропова КГБ принимал всё больше и больше политических решений о том, как должна жить страна.

А как он мог принимать решения? Только в рамках своей примитивной логики: «В стране бардак, надо наводить порядок». Как? Очевидно — посадками и ужесточениями правил. Следить за всеми, чтоб работали лучше, чтобы Родину любили как надо. А тех, кто правил не выполняет, привлекать к ответственности.

То, что в стране бардак и надо наводить порядок, было ясно всем. Да только никто не мог признать, что тот бардак — прямое следствие политического строя страны. Поэтому наведение порядка не могло не выродиться в обычные ритуалы строгости и наказаний.

В принципе, такие ритуалы очень популярны. Я сам, выступая на митингах, говорю, что в стране бардак, коррупция, надо наводить порядок и сажать в тюрьмы жуликов. Такие заявления неизменно вызывают аплодисменты и поддержку.

А мои оппоненты в таких случаях всегда говорят: «Навальному только бы сажать. Ему дай волю — он всех посадит, и нет у него другой программы, кроме как сажать».

Это, конечно, не так. И именно андроповские времена и поздний СССР — один из примеров, показывающих, что такое наведение порядка не работает.

Но тогда, в 1981–1982 годах, это имело опредёленную поддержку в элите, а кто не поддерживал, тот, после истории с Щёлоковым, помалкивал.

Многие до сих пор вспоминают Андропова с ностальгией, и вокруг него строится мощный миф о некоем мудром руководителе КГБ, который, обладая уникальными секретными знаниями, наводил порядок в стране. Отсюда и существенные посмертные почести, и в некоторой степени культ его личности в спецслужбах. В общем-то, все те, кто пришёл к власти в России в период 2000–2022 годов, как раз «андроповцы». Для них ностальгия по СССР — это приятные воспоминания о могучей организации, частью которой они были. Они решали всё и знали всё. Пасли народы — этих бестолковых советских овец, которые до работы не могли дойти, их надо было загонять.

Самое известное из андроповских нововведений — массовые проверки по будним дням в кинотеатрах, магазинах и просто общественных местах. Днём гражданам положено работать! А они в магазинах. Значит, надо поймать их, записать и отправить письмо на работу, чтобы сделали выговор.

Пошла новая волна арестов диссидентов, инакомыслящих, распространителей самиздата и так далее. Активизация различных хозяйственных дел — борьбы с валютчиками, фарцовщиками, цеховиками и прочими элементами теневой экономики СССР. В общем, вся та совершенно тупая, бессмысленная деятельность, которой занимались довольно тупые, необразованные, но обладающие огромными полномочиями люди: надо кого-то сажать — давайте сажать. Разгонять. Переписывать. Наказывать. Это во многом стало сутью системы и её самоцелью.

Но в 1982 году невозможно было действовать как в 1938-м или даже 1970-м. Никто уже не верил ни в развитой социализм, ни в идеи партии, ни в то, что «нынешнее поколение советских граждан будет жить при коммунизме», как заявлялось с трибун.

Единственной антисоветчиной, которую я слышал в семье, был пересказанный со смехом диалог моего старшего двоюродного брата из Украины и моей бабушки. Когда Саша (так зовут брата) приехал на экскурсию в Москву, его, конечно, повели в Мавзолей. Вернувшись домой в Украину в восторженных чувствах, он бросился к бабушке с криком: «Я видел Ленина!» На что она ему хмуро ответила: «Так что ж ты ему в морду не плюнул?» Украинская часть семьи хохотала, а я был в полном шоке. Ленин, несмотря на общее критическое отношение к советской пропаганде и понимание, что она врёт, был совершенной святыней. Детская клятва «Лениным клянусь» в иерархии стояла даже выше, чем «клянусь сердцем матери». В учебнике можно было пририсовать усы кому угодно (особой популярностью пользовались гитлеровские усики), но только не Ленину. Мне потребовалось какое-то время, чтобы набраться смелости и выяснить, почему же моя любимая бабушка так не любит «самого лучшего из людей». Оказалось, что всё дело в истории бабушкиной семьи. Она была одиннадцатым, самым младшим ребёнком и единственной девочкой. Хозяйство, в котором одиннадцать мужчин работали с утра до вечера, было весьма зажиточным. Их дом — первый в деревне, крышу которого покрыли железом. Они даже построили мельницу — признак неслыханного богатства. А потом пришли колхозы и всё отняли. И хотя семье моей бабушки, в отличие от тысяч других кулацких семей, удалось избежать высылки в Сибирь, их выгнали из дома и переселили в их собственный сарай. Кровельное железо — предмет зависти всей деревни — сорвали, отвезли в город, там продали, а деньги, согласно семейной легенде, «пропили в сельсовете». В пропитые деньги я тогда не поверил (сейчас в этом не сомневаюсь), но чувства бабушкины понял и Ленина с ней больше не обсуждал, сосредоточив свои идеологические усилия на попытках доказать ей, что Бога нет.

Значимой идеологической диверсией, повлиявшей на меня и превратившей в маленького диссидента, была музыка. Кассетного магнитофона у нас не было, но те, у кого он был, имели доступ к музыке совершенно потрясающей — року! Официально она осуждалась: считалось, что она аморальна и оболванивает молодёжь, но я, открыв рот, смотрел телепередачи, критиковавшие западную музыку, потому что в них были вкраплены кусочки критикуемого. Они выглядели очень круто — куда круче, чем лауреаты премии «Песня года». Однажды, когда Коммунистической партии, видимо, понадобилось дать особо жёсткую отповедь молодёжи, тянущейся к западной музыке, по телевизору вышла специальная пропагандистская передача. Называлась она как-то вроде «В жестоком мире шоу-бизнеса». Одним из главных отрицательных примеров, призванных оттолкнуть советских телезрителей от тлетворного влияния Запада, была группа Kiss. Их характеризовали как милитаристов и разжигателей войны. Ss в конце названия — это, конечно же, указание на карательные войска нацистской Германии: «Обратите внимание, уважаемые телезрители, что и стиль изображения ровно такой же, как на фашистских шевронах». Несколько секунд на экране мелькали лица музыкантов в их легендарном боевом раскрасе. Знаменитый высунутый изгибающийся язык Джина Симмонса — какие это были прекрасные несколько секунд! Как я надеялся, что передачу потом повторят для усиления пропагандистского эффекта (так часто делали на советском телевидении)! К сожалению, пропагандисты, видимо, поняли свою ошибку и повтора не было, но я, конечно же, всё равно украсил надписью KISS большое количество заборов.

Класса до шестого я вообще не видел человека, побывавшего за границей, за одним исключением. Подруга моей мамы, тётя Лена, работала в Зеленограде на заводе, производившем электронику, и однажды «по профсоюзной линии» поехала в Югославию. Понятно, что человек, съездивший за границу (путешествие, абсолютно недоступное 99,9 % советских граждан), должен привезти всем импортные подарки. Также понятно, что на всех подарков не напасёшься, но хоть какие-то мелочи всё-таки нужны. Мне достался бумажный пакетик сахара из самолёта с английской надписью Aeroflot. Технически он даже не был подарком из-за границы, но выглядел настолько шикарно и загранично, что моментально занял центральное место в моей коллекции детских сокровищ.

А потом мы переехали в тот самый военный городок, где была расквартирована Таманская дивизия, и это окончательно подорвало мою веру в советский строй. Всё дело в том, что там было полно детей, чьи отцы служили в ЗГВ — Западной группе советских войск, то есть в Германии, Польше, Венгрии. И уже не взрослые, а мои одноклассники рассказывали об огромных преимуществах заграничной жизни. Да не просто рассказывали, а подтверждали самым убийственным доказательством: жевательной резинкой, их главным детским сокровищем. Я со своими двумя пустыми пивными банками выглядел просто смешно. Кроме жевательной резинки, у них была одежда отличного качества, обязательно присутствовал стакан, в который можно было налить горячей воды и тем самым лишить одежды нарисованную на нём женщину, такая же шариковая ручка — переворачиваешь её, и нарисованная скромница ко всеобщему восторгу превращается в голую развратницу.