Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод - Страница 29

Примерно недели через две я сидел дома и играл на виолончели, что бывало крайне редко и собирался на домашний концерт. В это время раздался звонок – я продолжал играть, рассчитывая, что кто-нибудь из родственников откроет дверь. Вдруг в мою комнату ворвалось несколько человек с пистолетами, и они стали требовать от меня отдать какие-то картины. Я, не чувствуя за собой никакой вины, наорал на них, и сказал, что знать ничего не знаю. Однако они предложили мне одеться и поехать с ними на Литейный. Я ничего не понимал и через полчаса снова оказался в заведении, уже ранее знакомом. Следователь пытался колоть меня уже знакомым мне способом, чтобы я признался и рассказал, где картины. Когда он удостоверился в том, что это какая-то ошибка, и я действительно ничего не знаю, он сам мне все рассказал. Оказалось, что Дюша, работая в выставочном зале жилконторы, раздал какие-то картины дружкам, а художник Иванов заявил о их пропаже и оценил их в кругленькую сумму. Я первый раз об этом слышал и надеялся, что меня скоро отпустят, однако следователь обиделся на меня за то, что я на них накричал, когда они за мной приехали. Узнав, что я нигде не работаю, он страшно развеселился. Он сказал, что ему в принципе всё равно за что меня посадят, и был готов припаять мне статью за тунеядство. Пожурив немного таким образом, он меня всё-таки отпустил, настоятельно порекомендовав в течение трех дней устроиться на работу. Файнштейна арестовали этой же ночью, устроив засаду в коммунальной квартире. Соседи были счастливы и надеялись, что наконец-то его посадят, и охотно давали на него показания. Однако его тоже отпустили, а Тит сам пошел с повинной, и они с Ильченко притащили в отделение монументальное произведение на оргалите, под названием «Два Борца», которое художник Иванов оценил в 2000 рублей. Слава Богу все обошлось, и нас больше не трогали. Но я не стал искушать судьбу, позвонил Славе Егорову и через два дня я уже работал техником по свету дискотеки Васкеловского Дома культуры.

По субботам мы со Славой встречались на вокзале и к 5 часам ехали в Васкелово. Там, в не отапливаемом зале, он вытаскивал на сцену пульт и два магнитофона. В мои обязанности входило включать рубильник на сцене. Лучшей работы я давно не выполнял. На дискотеку приходили ребята в ватниках, резиновых сапогах и вязаных шапочках петушком с надписью «Adidas». Иногда они начинали драться из-за девчонок, и драка могла выкатиться на сцену. В таких случаях надо было просто выключить музыку и включить свет в зале. Мы же были при исполнении, и нас никогда не трогали. Единственным неудобством было то, что дискотека заканчивалась в полночь, когда уже не ходили поезда в город, и нам приходилось ночевать в клубе. Директором клуба был Гера Заикин, юноша, который только что закончил Культпросвет Училище и получил должность. Сам он блестяще играл на бас-гитаре, и к нему приезжали дружки, с которыми он в невероятном холоде пытался репетировать. Со всеми гостями, которые приезжали из города, мы устраивались в одной комнате, где включали все обогреватели, заваривали чай и ждали первую электричку. Компания собиралась самая разношерстная – туда приезжал Славкин друг, Саша Стальнов, известный гитарный мастер Бикки и юный Сережа Березовой, а иногда Гриша Сологуб и Игорь Чередник. Мои новые друзья были романтиками, и мы полночи вели увлекательные беседы, всегда было весело, и мы очень быстро подружились. На первой электричке мы со Славкой ехали домой, и всю неделю я был свободен.

Время от времени у Боба усложнялись отношения с кем-нибудь, и мы не репетировали всей группой, и что она из себя в этот момент представляла, я толком не понимал. Он приходил ко мне каждый день, и мы углублялись в песни, которые впоследствии составили альбом «День Серебра». Как-то приехал Сашка Липницкий со своим братом Вовкой, что бывало очень редко. Мы собрались у меня дома и вдвоём с Бобом сыграли для них настоящий концерт. В этом что-то было, поскольку как я говорил, тот звук, к которому мы привыкли, играя у меня дома, для меня много значил. Чуть позже нас пригласили в Москву, и мы с Бобом поехали вдвоём. Сейчас я не помню точно, что это было за место. Какой-то институт, где-то за городом. Я не оценивал этот концерт ни с положительной, ни с отрицательной стороны. Я старался ни на что не обращать внимание. Но во втором ряду прямо передо мной сидела девушка, которая все время болтала со своим приятелем и безудержно хохотала, и меня это совсем выбивало из колеи. Потом мы познакомились – это была приятельница Вовки Железнякова. Оказывается перед концертом они как следует покурили, и наша музыка показалась ей невероятно смешной. Во всём этом что-то было. Мы вернулись в Москву к Сашке Липницкому. Пришла Валя Пономарева и Вовка Железняков, были и другие гости, но общения у нас не получилось, поскольку я опять потерял почву под ногами и предпочел уединиться. Когда мы с Бобом возвращались домой на поезде, то совсем не разговаривали, не потому что было не о чём, а на сей раз причиной было моё состояние.

Примерно в это время состоялась «Поп-механика» в Доме ученых в Лесном. В ней должен был участвовать Элтон Дин, саксофонист из «Soft Machine». Я толком не слышал этой группы, но вокруг «настоящих» рок-музыкантов, случайно приезжавших из-за моря, всегда присутствовал ореол тайны, загадки, которую хотелось разгадать, почему они настоящие и чем же они существенно отличаются от нас. Концерт был как всегда смешной, гость был немного стушеван масштабом происходящего и может быть даже впервые приобрел опыт участия в подобной акции. У нас была целая струнная группа, в которой играли Володя Диканьский, Лёша Заливалов, какой-то незнакомый скрипач и я. Как всегда не имело большого значения, что мы играем и слышно ли это, это давало какую-то краску, просто мазок. Акция была тайная, и проникали на неё только посвященные, коими зал был забит до отказа.

Наверное самым значительным событием этого время была премьера «Звуков Му». Как я уже говорил, мы уже давно стали близкими друзьями с Сашкой и почти каждый раз, приезжая к нему в гости, встречали там Петю Мамонова. Каждое домашнее выступление Пети было незабываемым. Но никто тогда не мог себе представить, что это когда-нибудь выйдет за пределы Сашкиной квартиры. Как началась группа, я не помню. Такое ощущение, что она родилась в одночасье, хотя конечно же этому предшествовала огромная работа. Мы все поехали на премьеру, предвкушая удовольствие. Я уже был преданным фаном Петра и был абсолютно уверен, что их выступление не может быть не интересным. Но концерт превзошел все мои ожидания. Говорят, что выступала группа «Браво», но я этого почему-то совершенно не помню. Наверное это было ещё и первое выступление Цоя в Москве. Цой пел песню «Транквилизатор», но мне почему-то не понравилось, что он стал петь очень низким голосом. И мне вообще гораздо больше нравилось, когда он пел своим естественным голосом. Хотя, наверное, этот мужественный голос и сделал Цоя героем. Но меня совершенно потрясли «Звуки Му». Эта была абсолютно законченная группа, из которой нельзя было вычесть ни одного элемента. Каждая песня была безупречна по форме, и работало абсолютно все. Я реагировал на каждый Петин жест и был абсолютно восхищен Сашкиной игрой на бас-гитаре. Для меня вообще техника игры на инструменте никогда не имела решающего значения. Именно в этот момент существенные изменения произошли в нашей группе, во многом предопределившие дальнейшее развитие событий.

Через полгода после записи «Радио Африки», где Титович сыграл в песне «Время Луны», Боб пригласил его играть в группе. Это было странно и непонятно. В этой группе уже двенадцать лет на бас-гитаре играл Файнштейн. Наверное он в чем-то уступал Титовичу, но не настолько, чтобы быть замененным. При этом Боб не уволил Файнштейна, а предложил ему переквалифицироваться на перкуссиониста. Это было не одно и тоже. Хотя у нас был период, когда Михаил играл на перкуссии, используя для этого пивные банки. Но это было в силу обстоятельств. Тут же был явный перекос. Боб предложил Титовичу самому уладить это с Михаилом. Тит брал бутылку водки, приезжал к Михаилу и говорил, что он здесь не причем, что это Боб его пригласил, и, что в интересах звучания группы, этот шаг будет оправдан. Я приходил с бутылкой к Бобу и уговаривал его не делать этот шаг – следующим мог оказаться каждый из нас. Но Боб постоянно уходил от таких разговоров и предоставлял времени расставить все по местам. Титович приезжал ко мне. Он чрезвычайно милый человек и очень нравился мне, как басист, но все же вся эта ситуация вызывала у меня протест. И мне, как и всем нам, приходилось с этой ситуацией мириться. Когда все утряслось, и Михаил зализал раны, все вроде бы нормализовалось, и мы все стали друзьями, но что-то было утрачено. И это что-то постепенно стало увеличиваться в масштабе и доминировать надо всем остальным.