Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод - Страница 20

Мы все каким-то образом где-то работали, хотя было видно, что долго так продолжаться не может. Не видя других альтернатив, я по инерции продолжал работать в Доме грампластинок. Не знаю, почему меня там держали. Конечно же, я легко справлялся со своими элементарными обязанностями, но я явно был инородным телом. У меня были длинные волосы, и вообще я выглядел не так, как следует выглядеть человеку в моей должности, что у директора всегда вызывало протест. Но меня опекала моя начальница, которая имела на него огромное влияние.

Мы по-прежнему вписывались в рок-н-ролльные концерты, в которые надо было привлекать дополнительные силы. И мы с Бобом как-то решили поехать к Саше Ляпину, который снимал комнату на Салтыкова-Щедрина, прямо за углом от моего родительского дома. Сашка согласился сыграть, и там же мы познакомились с юным Петей Трощенковым, который в то время играл в группе «Пикник». Один концерт с Ляпиным мы сыграли в Доме архитекторов, а другой, без него, в ДК «Маяк». На нём играл барабанщик Валера, с которым меня познакомил мой сослуживец Вова Пинес.

Неожиданно в круг наших увлечений вошел панк-рок, и в нашем доме не смолкали «Stranglers», «Police» и «Devo» и, конечно же, «Never Mind The Bullocks». И, как того и следовало ожидать, произошла основательная прочистка мозгов. Я купил стереофоническую магнитофонную приставку типа «Маяк», что по тем временам было очень хорошо, и в который раз попытался записать себе всю ту музыку, которую мне давно хотелось иметь, но без возможности покупать пластинки приходилось переписывать.

Когда нас выгнали с Металлического завода, Фагот устроился руководителем художественной самодеятельности в ДК им. Цюрупы. Мы естественно переместились репетировать туда и поделили репетиционную точку с «Россиянами». Майкл с Майком уехали на Чегет или Домбай (я никогда не мог запомнить, куда они уезжают) на всю зиму работать в дискотеке на лыжном курорте. И ещё зимой от Артема Троицкого поступило предложение в начале марта поехать на фестиваль Тбилиси-80. В это время Боб решил сам играть на электрической гитаре, которую купил у Вилли, и пригласил на барабаны Женю Губермана. Мы приступили к интенсивным репетициям, ни малейшего представления не имея, что будем играть на этом фестивале. Но появление такого барабанщика само по себе определило направление. Если привычные акустические песни мы играли достаточно чисто и изящно, то электричество в таком виде звучало очень мощно и грязно. Но в такой интонационной неточности была определенная привлекательность. Трудно сказать, что именно изменилось, но мы явно входили в фазу панк-рока. Мы быстро сколотили программу из новых песен и за неделю до Тбилиси поехали в Москву. Артем устроил концерт в Царицино, где мы играли с классическим московским «Воскресеньем» и прогнали нашу новую пограмму. Вся публика пришла на них, но мы имели явный перевес по части драйва и отрыва. Артем был в восторге и советовал, чтобы в Тбилиси мы непременно играли эту электрическую программу. Он прислал нам официальное приглашение на адрес ДК им. Цюрупы, и местные руководители пришли в священный трепет от самого факта, что их художественную самодеятельность выдвинули на всесоюзный фестиваль. С нами поехал милый дядечка худрук Олег Иванович Максимов. Он взял с собой кинокамеру и готовился снять наше выступление на кинопленку. Но, пристроившись в оркестровой яме, он не успел ничего сделать, у него не поднялась рука включить кинокамеру: то, что он увидел, его парализовало.

Мы приехали за день до фестиваля, и нас поселили в гостинице на берегу Тбилисского моря, в которой уже жили участники фестиваля. Я устал и пошел спать, а мои дружки напились вместе с группой «Интеграл», в которой тогда играли Бари Алибасов и Юрий Лоза. На следующий день слетелись все участники, и мы переехали в город. В Тбилиси у меня были дальние родственники, которые проявились ещё тогда, когда я служил в Армии. И в первый же день ко мне заявился родственник Алик, который считал меня своим братом и принес несколько бутылок вина. Мы быстро всё выпили и на его «Запорожце» поехали в Филармонию на открытие фестиваля. На переднее сидение поместился Олег Иванович, а мы вшестером залезли на заднее. Я оказался в самом низу, и меня чуть не раздавили. Я действительно был на грани потери сознания. Я не мог ни вздохнуть, и выдохнуть и молился, чтобы только скорее доехать. Весь вечер мы продолжали пить, и на следующее утро я был удивлен, обнаружив спящего на полу Димку Гусева. Мы с ним познакомились ещё в Ленинграде, и я не мог понять, откуда он здесь взялся?

По условиям фестиваля все группы должны были последовательно играть в трех местах – в Филармонии, в Доме Офицеров и в Цирке города Гори. И наше первое выступление пришлось на третий день фестиваля в Филармонии. Я ничего не понял в плане звука, по крайней мере на сцене всё было достаточно обычно: я как всегда себя не слышал. Но через несколько минут стало очевидно, что происходит что-то не то. Прямо перед нами сидело жюри во главе с Юрием Саульским, который вдруг встал и пошел к выходу. За ним последовали остальные. В зале включили полный свет. И только тогда можно было увидеть, что весь зал ликует. Нам тоже очень понравилось, мы совсем развеселились и на последней песне «Блюз свиньи в ушах» устроили настоящую кучу-малу. Я не знаю, слышали ли себя остальные, но это не имело никакого значения: провода выдернулись, всё зафонило и как-то само собой закончилось. Я так и не знаю, что же произошло. Мне кажется, что это было волне заурядное выступление, но на него просто среагировали, и поэтому оно отличалось от выступлений других групп. Наверное, в нём оказалось чуть больше жизни. Все музыканты, которых мы встречали, поздравляли нас с успехом и совершенно искренне нами восхищались. Мы подозревали, что произошел скандал, но нас никуда не вызывали, и нам никто ничего не высказал. Просто нам отменили все последующие выступления. Мы же продолжали жить в этой же гостинице и ходить на все последующие концерты в Филармонию. Но за день до окончания фестиваля за нами вдруг прислали автобус и повезли в Гори. Выяснилось, что наш концерт отменили, но не нашли нам замену и всё-таки были вынуждены обратиться к нам. Мы поехали и там от души повеселились, причем этот концерт был значительно интереснее. На последней песне выбежал Димка Гусев с губной гармоникой, и присоединился Майкл, который специально спустился с Чегета и приехал в Тбилиси. Запись этого концерта с микрофона на репортерский магнитофон или что-то в этом роде впоследствии вошла в альбом «Электричество». В последний день фестиваля все участники почему-то пришли в наш номер и всю ночь пили. А песня «Хавай меня, хавай» стала гимном, которую все пели хором. Олег Иванович спрятался и пил в одиночку.

Мы так и не знали масштаба происшедшего. Но уже по приезде в Ленинград реакция на наше выступление на фестивале приняла гипертрофированные формы, и говорили, что мы устроили всесоюзный скандал. Особенно муссировали тот факт, что я прямо на сцене совершил акт прелюбодеяния со своим другом Борей, причем особенно гнусным образом, посредством смычка. Что они имели ввиду, я так и не понял, но был восхищен игрой их воображения. Олега Ивановича сняли с должности, и он очень сильно переживал. Мы его защищали, ходили к директору и пытались уверить всех, что ничего не произошло. Администрация пошла нам на встречу и разрешила концерт в Большом зале ДК, поскольку они сами нас никогда не слышали. Мы сыграли умеренную программу, народу пришло человек четыреста, и концерт получился очень пристойным и вместе с тем очень теплым. Было ощущение того, что теперь можно стабильно играть хорошие концерты. Но сложилось ровно наоборот, концертов вообще больше не было. Очень странно, но ту программу, которую мы играли в Тбилиси, в нашем городе нам ни разу не удалось сыграть. Боба выгнали с работы. Правда, он этому факту очень обрадовался, поскольку работа в НИИКСИ ему давно опостылела. Его также выгнали из комсомола, но он зачем-то подал апелляцию, и его быстро восстановили.