Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - Гаккель Всеволод - Страница 12

Наступление семьдесят шестого года мы справляли у сестер Липовских на Киевской улице. Было очень радостно и торжественно, мы пели «Happy Christmas» Джона Леннона, и я как-то неожиданно напился и выпал в осадок. Вскоре после Нового года мы поехали к Коле Васину, у которого встретили Ольгу Першину. Оказалось, что она тоже живет на Ржевке, недалеко от Коли в деревянном доме на Беломорской улице. Она пригласила нас непременно придти к ней в гости. Мы попили чаю, и вдруг нам пришла в голову мысль сделать концерт в день рождения Джорджа Харрисона. Мы пошли к Коле и изложили ему эту идею. Он воодушевился, и мы стали активно готовиться. Чуть позже мы договорились с Мишей Воробьевым, который держал аппарат в клубе кондитерской фабрики на Тухачевского, что мы можем там порепетировать. Это было очень важно, поскольку до сих пор мы репетировали дома, и во время редких выступлений я мог подзвучить свой инструмент только с помощью микрофона, но, поскольку в то время мониторы ещё не были изобретены, я почти себя не слышал. Никогда нельзя было предсказать, какой будет аппарат и какой будет звук. Тут же мы имели возможность выстроить звук и петь в микрофоны на три голоса. Мы выбрали «If I Needed Someone» и «It's All Too Much» и стали их репетировать. Пожалуй, это был единственный период в истории группы, когда мы имели возможность петь в микрофоны во время репетиций и пытались добиться слияния трех голосов. После этого, в течение нескольких лет, мы репетировали в основном дома и голосами не занимались, а просто выстраивали партии подпевок, и в таком виде они оставались до концертов. Безусловным хитом в нашем исполнении стала «Be Here Now». Мы впервые играли с Дюшей, и так неожиданно образовалось то, что впоследствии получило определение акустический «Аквариум». Именно в это время появился стиль и звук этой группы. Несколько песен мы сделали с Ольгой, а на перкуссии к нам присоединился Майкл Кордюков, многоопытный барабанщик, который к этому времени переиграл чуть ли не во всех топовых группах города.

25 февраля в Институте им. Бонч-Бруевича состоялся первый Битлз-праздник. Наверное, сейчас это звучит наивно и немного кукольно. Но в то время это было ощутимой победой и акцией, которая выводила самодеятельную музыку на концептуальный уровень. Впервые, у музыкантов, которые жили разрозненно, появилась объединяющая всех идея. Незадолго до этого случился день рождения и у меня. Я почти никогда не выделял этот день среди других, но Боб сказал, чтобы я вечером непременно приезжал к сестрам Липовским на Киевскую улицу, только просил не опаздывать. Ничего не подозревая, я приехал в означенное время и был удивлен, что на мой звонок никто не открыл. Но дверь была чуть-чуть приоткрыта, и я заглянул в коридор. В полной темноте горели свечи, и, когда я сделал шаг, зазвучала «Across The Universe» в интерпретации Дэвида Боуи, и из темных проемов дверей стали вылетать разноцветные шары. Я так и стоял совершенно «ошарашенный», а когда включился свет, вся квартира оказалась полна людей. Я был очень расстроган, такого направленного проявления любви и внимания мне не приходилось раньше испытывать никогда. Среди гостей был Жора Ордановский, который напился и восклицал: «Друзья, ударим по хлебам!», и бил кулаком в миску с салатом. Он отвешивал мне комплименты, склоняя меня играть мужественную музыку с «Россиянами», а не размазывать сопли с этими эстетами.

В это же время, репетируя с университетским камерным оркестром, мы выступили в Университете и в Капелле. Концерты были с матерыми солистами Борисом Гутниковым и Михаилом Вайманом (в родстве с Биллом Уайманом он не состоял, поскольку настоящая фамилия Билла – Перкс). Я был в восторге. Хоть оркестр был любительским, всё равно был некоторый класс. Мне очень нравилось играть, и шёл разговор, что осенью нам предстоит поездка в Германию. Это было заманчиво.

Не помню почему, то ли первый раз всё рано закончилось, и не все успели сыграть, но через какое-то время в Клубе фабрики им. Крупской Васин опять устроил празднование дня рождения Джорджа Харрисона, на котором мы с удовольствием выступили. Конечно же, мы не переставали репетировать и наши собственные песни. Все песни сочинял Боб, но, когда мы начинали их играть вместе, они становились нашими (но это категории другого времени – в то время мы были равны абсолютно во всём, и не было оснований считать по-другому). Когда мы прослышали, что в Таллинне будет рок-фестиваль, то решили непременно туда поехать. Нас никто не приглашал, но мы взяли инструменты и поехали вчетвером – Боб, Дюша, Майкл и я. С Бобом поехала его подруга Наташа Козловская. К сожалению, эта поездка накладывалась на концерт с камерным оркестром, и мне пришлось выбирать. Я сделал выбор, и потом мне было стыдно возвращаться в оркестр. Каким-то образом нам перед отъездом удалось купить Бобу двенадцатиструнную акустическую гитару.

В Таллинн мы явились на день раньше фестиваля, и нам категорически заявили, что уже поздно, что группы проходили предварительный отбор, и что на фестивале уже играет ленинградская группа «Орнамент». Но нас не выгнали, а сказали, что помогут нас разместить в гостинице, и дали контрамарки на все дни фестиваля. Это уже было хорошо. Правда, Майкл собрался и уехал в Ленинград. Вечером была какая-то встреча в дискотеке. Нам было нечего делать, и мы пошли. За соседним столиком сидели ребята из «Машины Времени», которые активно пили и пытались ухаживать за Наташей Козловской. Это послужило поводом для нашего знакомства. Также там был интересный человек Хейна Маринуу, который снимал на кинопленку музыкальные программы с финского телевидения, отдельно писал звук, а потом показывал эти фильмы в дискотеках, синхронизируя звук с изображением. Мы просидели полночи и были потрясены, увидев «Pink Floyd» и Джимми Хендрикса. Мы увидели лишь одну песню «Hey, Joe!», но это было откровением. Меня поразило движение, в котором находился Джимми Хендрикс, было такое ощущение, что его тело само приходило в движение, когда он играл, и в этом не было никакой наигранности. Мы долго не спали, находясь в состоянии возбуждения.

На следующий день начинался фестиваль, выступала «Машина Времени» и конечно же безусловно она была абсолютным лидером. Там же мы познакомились со Стасом Наминым и Володей Матецким, который тогда ещё играл в группе «Цветы». Вообще, московские группы произвели на меня мощнейшее впечатление. Там был такой класс, которого пока ни одна из питерских групп не достигла. Но нас это нисколько не смущало: мы знали, что делаем.

В последний день фестиваля, когда мы сидели на балконе концертного зала со всеми вещами и собирались уже возвращаться домой, нам вдруг неожиданно предложили выступить. Кто-то не приехал, и образовалась брешь, которую надо было заполнить. Я стал настраивать виолончель и в возбуждении переусердствовал и сорвал резьбу на винте, которым укрепляется штырь. Это была катастрофа, нас уже объявили. Пытаясь как-то примотать его изолентой, я терся спиной о стенку, и, ничего не соображая, вышел на сцену с белой спиной под восторженные крики очень дружелюбного зала. Я сделал вид, что выходить перед тысячной аудиторией для меня обычное дело. К этому времени у меня уже была конструкция собственного изобретения, которая представляла собой 52-й микрофон на кронштейне из проволоки, который крепился прямо на деку. Но, когда я подошел к венгерскому усилителю Beag, то удостоверился, что там другие разъемы. Меня прошиб холодный пот. Дюша уже сидел за роялем и играл интродукцию к песне «Woodstock» Джони Митчел, которая была нашим коронным номером. Ребята из «Машины Времени», которые сидели на первом ряду, делали мне какие-то знаки, и я наконец сообразил, что с обратной стороны в усилителе есть другой вход. Я включился, и с первого изданного мною звука зал взревел. Я не понял, что произошло, но, когда мы сыграли четыре песни, люди просто ликовали, а Саша Катомахин махал нам, что пора сматываться, чтобы не переборщить. Мы реально опаздывали на поезд и сразу убежали.

Мы не стали лауреатами этого фестиваля, но, вернувшись в Ленинград, чувствовали, что произошло что-то значительное. Через неделю Макаревич приехал в Ленинград, и с этого началась наша дружба. А ещё через месяц он пригласил нас приехать в Москву и устроил нам презентацию. С нами поехало человек десять тусовщиков, что с этого времени стало нормой. Все страшно напились, а Родиона чуть не ссадили с поезда, но мы уговорили проводника, что он сам вымоет купе. По приезде в Москву, прямо с поезда я поехал в город Подольск навестить Колю Маркова, который там служил в Армии. Когда я приехал в этот городок и бродил в поисках военной части, за мной бежала ватага детишек, поскольку я резко отличался от обитателей этого города. У меня было вытертое кожаное пальто времен войны, широкополая шляпа и длинные-предлинные распущенные волосы. Это производило впечатление. Я уже давно к привык к тому, что обращаю на себя внимание, но в Ленинграде к такому виду, как у меня, уже привыкли. Тут же, когда я пришёл в военную часть, то сбежался весь гарнизон, и несчастного Колю Маркова сразу же выпустили ко мне на свидание.