HistoriCity. Городские исследования и история современности - Степанов Борис - Страница 37

За этими рассуждениями Листера стоит не только политическая критика абсолютистской модели правления, но и противопоставление модели коллекционирования, которая сформировалась в рамках культуры удивления, внимания к редкостям, театральности аристократической культуры и новой концепции города, полезному собиранию научных коллекций, которое поощряло Лондонское королевское общество и которое положило начало первым музеям. Выстраиваемое на основе того, что обнаруживается внутри Парижа (ученые коллекции и библиотеки vs «показательные коллекции» мебели, картин и т. п.), оно одновременно служит противопоставлением английской и французской культур. Взгляд английского ученого на Париж позволяет использовать коллекцию, собранную ради того, чтобы поразить воображение стороннего наблюдателя, для получения полезного знания356: не просто описать ее, но пересобрать в иной логике и изучить. В конечном счете, статус Парижа как столицы в тексте Листера оказывается связан не столько с тем, что это место средоточия политической власти, сколько с тем, что в нем собрано все необходимое для понимания французской культуры, государства и характера нации. Как Листер и подчеркивал в своем обращении к читателю, само стремление французов произвести впечатление вкупе с их любезностью делают их превосходным объектом любопытства чужаков357. Призванный продемонстрировать власть, Париж сам становится объектом властного по своей природе научного дискурса, который англичане начинают осознавать как национальный и который нашел выражение в культуре коллекционирования как символа страстного и в то же время полезного освоения и присвоения мира. Эта позиция не просто стороннего наблюдателя, «любопытного чужака», но англичанина, позволяет понять и еще одно значение иронии в тексте Листера. Она не была напрямую связана с культурой любопытства, зато, начиная с середины XVII столетия, чувство юмора начинает осознаваться и англичанами, и представителями континентальной Европы как специфически английская черта, важная составляющая английской оригинальности358. Делая французов и Париж объектом своей иронии, Листер не просто обозначает властную позицию по отношению к этому любимому, занимательному и познавательному объекту рассмотрения, но и маркирует эту позицию как специфически английскую.

Конечно, нельзя сказать, что характеристика Парижа в тексте Листера исчерпывается этим специфическим взглядом. Как любая метафора, образ кунсткамеры и коллекционирования позволяет выделить лишь некоторые значимые взаимосвязанные особенности. Учитывая, что образ города Листер связывает с особенностью «своевольной» абсолютистской власти и со специфическим характером французской нации, которые, в свою очередь, осознаются в противопоставлении английскому правлению (в особенности после Славной революции 1688 г.) и английскости, безусловно, видение Парижа обусловливалось не только особенностями культуры любопытства. К примеру, Листер обращает внимание на примечательное дисциплинирование:

И эта характеристика в гораздо большей степени определяется политическими дискурсами, увязывавшими своевольное правление с унификацией и подчинением всех единым правилам, с которыми, в свою очередь, была связана научная диалектика разнообразия и порядка. Но тем не менее именно потому, что фигура коллекционера получила такое значение и оказалась вписана во множество различных дискурсов, рассмотрение Парижа как кунсткамеры в тексте Листера позволяет увидеть, что скрывалось за образом этого города, созданным прогуливающимся по нему ради собственного удовольствия джентльменом-исследователем.

Его сопряжение ощущения театральности, зрелищности города с идеями коллекционирования, конечно, возникло не случайно. Театральная репрезентативность была свойственна и науке раннего Нового времени – и анатомические театры, и коллекции и музеи служили своеобразной сценой для представления знания и перформативным пространством создания новых значений360. В рамках европейской и особенно британской культуры конца XVII столетия образы, связанные с производством знания, оказались очень удобными для формулирования позиции активного, заинтересованного исследователя города. Хотя новая зрелищность города и является необходимым условием для возникновения фланера, в условиях, когда было очевидным, что она создается усилиями властей, перестраивающих город и наполняющих его объектами, предназначенными для разглядывания и восхищения, его появление едва ли было возможным. Взяв на себя функции режиссера и постановщика в этом спектакле, власть оставляла прохожему только роль вовлеченного зрителя. И напротив, идея ученого-коллекционера, присваивающего зрелищную находку, выявляющего и описывающего те ее свойства, которые не бросаются в глаза, а затем вновь выставляющего ее на всеобщее обозрение в другом контексте и другой системе значений во второй половине XVII в. была расхожей метафорой, которая и за пределами научного познания позволяла обозначать разные активные властные позиции. Листеру, вовлеченному не только в культуру коллекционирования, но и в дискуссии о любопытстве и его познавательных возможностях, стоило только выйти за рамки научного дискурса, чтобы привычный ему образ приобрел новое значение. Его коллекционера можно считать предшественником фланера, но предшественником, которого стоит оценивать в другой системе координат.

Петр Резвых

От мира соблазнов к аттракциону: трансформация образа города в немецких путеводителях первой половины XIX века

Задача нашего исследования – проследить многообразные трансформации образа города и городской среды, произошедшие в течение сравнительно небольшого исторического периода, с конца XVIII до середины XIX в., опираясь на анализ форм репрезентации городского пространства в путеводителях – особом жанре литературной продукции, ориентированном именно на создание медийного образа определенного географического локуса. Для того чтобы правильно понять логику этих изменений, необходимо принять во внимание несколько общих соображений, касающихся происхождения самого жанра путеводителя в связи с социокультурными процессами, определившими развитие европейской идеологии и практики путешествий.

В течение первой половины XIX в. в представлениях о целях путешествий произошли важные изменения: на смену модели образовательного путешествия (Grand Tour, Cavaliersreise), в которой ключевую роль играло приобретение знаний и социальных навыков, необходимых для последующей успешной социализации, пришла модель путешествия-переживания, где на первый план стали выдвигаться гедонистические и прежде всего эстетические компоненты. Этот процесс нашел свое отражение и в эволюции литературных жанров; одним из важнейших ее результатов стало возникновение в середине XIX в. современного путеводителя, ставшего одним из главных медийных средств кодификации и трансляции моделей туристического опыта.