Сын Тишайшего (СИ) - Яманов Александр - Страница 15

Рынды встали возле возвышения, где располагался трон, взяв топорики, стоящие у стены. Тут же появился Голицын, расположившийся по мою правую руку, а зал начали заполнять колоритные персонажи. Странно, но не все бояре носили бороды и окутывали себя десятком шуб с кафтанами.

Передо мной предстали мужчины, одетые в кунтуши и без канонических бобровых шапок. Большая часть вошедших носила различные виды мурмолок[1].

Ребята сломали моё представление о боярах, как бесполезных стариках в шубах, занимающихся сплошным словоблудием. Присутствующий народ в массе своей не стар, занят в приказах, а уже потом заседает в Думе. Кстати, приказы — это лютая жесть. Представьте, что сейчас в стране более пятидесяти министерств, часто дублирующих друг друга. Многие из них создавались как временные учреждения, но произошло согласно поговорке.

Народ зашушукался и расступился. В палату зашёл патриарх в сопровождении двух епископов. Он озарил всех крёстным знамением и начал читать молитву. Благо иерарх был краток, и уже через десять минут занял кресло рядом с троном. Остальные присутствующие также расселись на принесённые слугами скамьи.

Разглядываю собравшихся и мысленно ухмыляюсь. Отмена местничества? Ага, прямо разбежались! Тогда почему в первых рядах сидят самые родовитые и приближённые к царской семье? Даже бледный и хмурый Кирилл Нарышкин осчастливил нас своим присутствием, заняв одно из лучших мест.

— С прискорбием узнаю, что во время моей болезни в стране начались безобразия. Кто-то решил, что недомогание царя — удобный повод решить старые споры. Но я жив и собираюсь провести честное расследование случившегося.

Хмуро смотрю в невозмутимые лица вельмож и продолжаю:

— Василий Голицын возглавляет разбирательство. Но к нему необходимо назначить двух товарищей, дабы никто не заподозрил князя в предвзятости.

Народ сразу зашевелился, явно порадовавшись моим словам. Предполагаю, что вскоре Думу будет сотрясать неслабая такая схватка. Ведь помимо Милославских и ослабленных Нарышкиных, вокруг трона вьётся ещё несколько группировок.

— И перестаньте водить хороводы возле моих палат! Вам заняться нечем? — грозно взираю на опешивших от такого напора бояр. — Так я найду! Вон в Сибири и Засечной черте всегда нехватка верных людей. Если завтра кого-то, бесцельно шатающегося по дворцу, замечу, то мигом на новое место службы отправлю! Все меня поняли?

— Так переживали мы за тебя, государь! — вдруг заорал товарищ с третьего ряда. — Как же Россия проживёт без царя-батюшки?

Народ одобрительно загудел, выражая согласие с говорившим. С трудом сдерживая смех, решаю заканчивать представление:

— Сядь, Иван Васильевич, — память вовремя подсказала имя новгородского воеводы Бутурлина. — Понятно, что отчизне нашей никак не прожить без самодержца. Но давайте делами государственными займёмся. Они никуда не делись, а токмо копились. Через шесть дней здесь же будем слушать доклад князя Василия со товарищи. Заодно Иван Милославский отчитается о выплатах стрельцам и по урону, нанесённому Золотой палате. Остальные путь тоже готовятся. Буду спрашивать, чего вы там наворотили, пока я болел. А после честного разбирательства и успокоения стрельцов, проведём прения о вере, требуемые раскольниками. Думаю, дней через десять в этой палате и встретимся.

А теперь ходу отсюда! И главное, не смотреть на патриарха. Или он думал, что я позволю ему дальше жечь людей? Это тупик! Пусть с церковными умниками готовится, и отстаивает свою правоту.

— Феденька! Ты живой и здоровый!

Мальчик полез обниматься, снова вызвав дисбаланс в моей душе. Мне сложно воспринимать десятилетнего пацана без учёта его будущих деяний. От нездоровых действий в его сторону меня останавливает только постулат насчёт окружения, которое формирует личность.

Я решил сам посетить женскую часть дворцового комплекса и заодно пообщаться с братьями. Встретили меня весьма бурно, не скрывая радости. Сначала я со всеми поздоровался, затем мы помолились и только потом расселись на скамьи. Женская часть выглядела весьма нарядно, снова смутив меня обилием необычной косметики. А так — обычные русские женщины и девушки. Кто-то покрасивее, иные дурнее. Но для меня они уже семья, оттого всё это неважно.

Иван и Пётр были в более простых нарядах и без головных уборов. Братья тоже обрадовались моему приходу. Вот с них и начнём. И вообще, я пока не готов к общению с женской частью семейства.

— Вы уроки сделали? Чего говорит Никита Зотов? Давно я с ним не общался.

Оба братца сразу покраснели, а Наталья Кирилловна с сёстрами начали улыбаться. Даже образ Софьи, корчившей из себя независимую особу, дал трещину. Передо мной сидела обычная девица, пусть и наряженная в богатые одежды. Но братьев она любила и баловала. В целом Романовы удивили сплочённостью и отсутствием склок.

— Вы меня огорчили, — смотрю на смущённого Ивана. — Ты же старше и должен показывать пример младшим. Как же так, Ванечка?

— Ты занемог, а мы все расстроились, что стало не до учёбы, — брат заломил руки. — Но есть здесь и моя вина. Обещаю восполнить знания в ближайшее время.

Не понимаю, почему Ивана считали умственно отсталым? Согласен, что у него есть проблемы со здоровьем. Впрочем, как у всех мужчин, рождённых Марией Милославской. Но мой младший брат вполне себе здравомыслящий подросток. Он знает четыре языка, любит читать и тянется к знаниям. Как и Петя, что неудивительно.

— Я тоже обещаю! Вот завтра же и займёмся! — воскликнул мальчик, ставший в моём времени императором. — А когда мы будем играть? Ты хотел прийти, перед тем как слёг. Мне уже вырезали и расписали новых воинов. И когда мы будем читать книгу того древнего латинянина?

Вот отсюда ноги и растут. Именно старший брат привил юному Пете влечение к военным играм. Сначала приказал солдатиков вырезать и даже создать макет целой крепости. Затем Фёдор увлёк Петра изучением истории. А перед болезнью царь пообещал прочитать и разобрать целый трактат «De re militari»,[2] до сих пор популярный в Европе. Также в планах было чтение трудов византийских полководцев и некоторых немцев, которых пока изучал сам Федя. Странно, почему его считают мягкотелым и миролюбивым? Воинственности мне нынешнему не занимать.

Всё дело в осторожности. Монарх не спешил, изучая воинскую науку как по книгам, так и в реальности. То же самое происходило с политикой, он не грёб всю власть под себя, понимая неизбежность конфликта с боярами. И я сильнее зауважал человека, чьё тело мне досталось. Фёдор прекрасно знал, что долго не протянет. Судьба скончавшегося Алексея была у него перед глазами. Но он не сдавался, тянулся к знаниям и заинтересовал учёбой братьев.

— А как у тебя с латынью, Петруша? — тереблю кудри ребёнка и заговорщицки улыбаюсь. — Как дела с глаголами?

— Уууу! Сложно и скучно! — воскликнул Петя под смешки всего семейства. — Вот немецкий и особенно польский даются мне хорошо. И пользы от них больше.

Здесь спорить сложно. Я сам не понимаю, почему европейский образованный люд с таким упорством учил латынь, а особенно греческий. Фактически они нужны узкой прослойке учёных, остальное всё понты. Как было с польской шляхтой, любившей щеголять изречениями древних римлян.

Фёдор добавил в программу братьев изучение немецкого, который сам неплохо знал. Это к обязательным греческому, латыни и польскому. Всё пошло от Симеона Полоцкого. Надо учитывать монашеский сан наставника русских царевичей. По идее, сейчас надо учить немецкий, французский и английский. Последний даже лишний, ибо первые два наиболее распространены в Европе. Теоретически нужно знать персидский и турецкий, но это больше касается дипломатов с разведчиками.

— Ванечка, а у тебя как языками?

Братец снова покраснел аки девица, что делал довольно часто:

— Мне всё нравится. Могу Пете трактат прочитать, но ведь ты запретил. Надо, чтобы он сам его потом разобрал.

В каком месте он слабоумный? Человек в шестнадцать лет знает четыре языка и очень любит читать. Речь у брата грамотная, и на инвалида он не похож. Не сказать что косая сажень в плечах, но нормальная осанка и зрение тоже в порядке. Приступов эпилепсии, называемой здесь падучей, у Ивана пока не было. Может, проблемы с нервами и последующие тяжёлые заболевания начались после бунта? Судя по источникам, именно тогда юноша ударился в религию и перестал интересоваться государственными делами. Сейчас он, наоборот, весьма любознательный, пусть и излишне робкий. Но это дело мы поправив. Как и физическое состояние, чем займёмся не отлагая.